В России есть уникальная система высшего педагогического образования – аналогов которой в мире нет. Но меняется школа, должна меняться и высшая педагогическая. Как? На вопросы “Учительской газеты” отвечает президент Международной академии наук педагогического образования, лауреат Государственной премии РФ в области образования, доктор педагогических наук Виталий СЛАСТЕНИН.
– Виталий Александрович, сегодня идет поиск путей модернизации педагогического образованиия, но концепции, устраивающей общественность, пока нет. Призывов “улучшить”, “углубить”, “расширить”, “наладить” хватает, но, видимо, только этим сегодня не обойтись. Если бы вам поручили такую работу, что предложили бы вы?
– Я бы прежде всего оценил, какие изменения грядут: ЕГЭ, профильная школа, всеобщая компьютеризация всех учебных заведений и т.д. Это, с одной стороны, делает школу по-настоящему современной. Но, с другой стороны, педагогический вуз в этом смысле таким не стал. Я недавно был в Пензе в малоизвестном технологическом институте, где одних компьютеров 859, есть система электронных учебников и т.д. У нас в педвузах ничего этого нет. Поэтому я начал бы с федеральной программы “Модернизация материально-технической базы педвузов”. По оснащению педвузы стали хуже школ и ПТУ. Куда же это годится! Вторая программа: “Пополнение педвузовских библиотек”. Как готовить учителей, когда нет возможности приобрести комплекты школьных учебников и учебных пособий?
Еще одна проблема. Новое, как мы говорим, поколение учебников, пособий, предназначенных для вузов, готовящих учителей, слабое, хоть и отбирают книги по конкурсу, по тендеру. А самое главное – само содержание, то, чему учить (феномен!), по-прежнему не определено оптимальным образом. Мы говорим о многоуровневой подготовке, но до конца неясно, как это делать. Не сопряжены планы педучилищ и педвузов, неизвестно, сколько лет учить ребят на каждой ступени – 2 или 3 года. У нас в Москве есть свой 12-й педколледж, мы его выпускников принимаем в МПГУ сразу на 3-й курс, но вопросы “чему учить”, как отобрать и структурировать знания, остаются без полного ответа. Какую физику, в каком объеме нужно знать учителю физики? На том университетском, который дает, скажем, МГУ, или на каком-то другом уровне? Структура учебных курсов на базе современных требований до сих пор не разработана. Нужно понять, какой нам нужен учитель. Надо учить его как будущего блестящего предметника-ученого? Но как быть тогда с психологией, педагогикой, откуда на них взять время? А ведь настоящий физик должен иметь в полном объеме знания по экспериментальной, общей, атомной, теоретической и другим направлениям. Отобрать из современного физического знания тот вариант, который делает человека образованным, но при этом адаптирован для успешной работы в школе – задача сложная, требующая большой работы – от проектирования содержания образования до модернизации образования в связи с требованиями нашего времени, с представлениями о школе будущего.
– Но школ нынче много: гимназии, лицеи, школы с углубленным изучением предметов… Учитывается ли в педвузе то, что по идее нужна “штучная доводка” выпускника для той конкретной школы, где он будет работать?
– Сейчас идет стихийное формирование контингента. Целевой набор сохранился, но, похоже, никто не анализирует, возвращаются ли ребята в село. И, главное, как их готовят для села.Студент теперь пошел прагматичный, меркантильный, я своих питомцев обязательно расспрашиваю, какой они видят свою жизнь в будущем. Так вот самые прагматичные и меркантильные уже заранее имеют места для работы. 40-60 процентов идут в образовательные учреждения, остальные – на фирмы менеджерами и специалистами по работе с персоналом.
В принципе идеальным было бы возвращение распределения в том или ином виде. Ведь раньше мы при этом давали развернутые характеристики студентам, оценивали прохождение практики и рекомендовали, где его предпочтительно использовать. Ныне этого нет. Кстати, богатые фирмы теперь просят потенциальных сотрудников приносить при трудоустройстве не только дипломы, но и вкладыши, смотрят, какие были оценки, какие изучались предметы, в каком объеме. Сам потребитель хочет получить хорошего выпускника.
– Так что контроль на выходе может быть?
– Но ведь есть тысяча ограничений. Есть диплом, он дает право работать там, где человек будет востребован. Нет права у вуза ломать судьбу своим приговором, тем более что при нынешних условиях работы со студентом этот приговор может быть оспорен. Даже в суде. Если уж и говорить о развитии педобразования, то нужно говорить о заказе на подготовку, о дифференцированном подходе к ней. Но тут чрезвычайно актуален вопрос и о работодателе.
– Неужели никто сейчас не возится с будущим педагогом?
– Почему же, больше всего работают индивидуально с будущим учителем в региональных вузах. Гораздо больше, чем в столичных. И талантливых ребят больше в вузах периферийных, чем в столичных. В малых городах педвузы – центры культуры. Профессура там возится с каждым. А в столице – валовой подход, преподаватель порой студента не то что по имени, в лицо не знает. Когда будет штучная подготовка, тогда будет и качество.
– Многие пединституты в недавнем прошлом стали классическими университетами. Как это, по-вашему, сказалось на российском педобразовании?
– Я – за то, чтобы, получив фундаментальное высшее образование, учитель был все-таки педагогически сориентирован на мотивационном уровне на свою профессию. Отторжение от школы в классических университетах идет очень сильно, хотя, преобразуясь в университеты на базе пединститутов, те клялись выпускать хороших педагогов.
Самое любопытное, что основная масса этих младоуниверситетов может готовить учителей.
– Виталий Александрович, у вас лично есть надежда, что в ближайшее время удастся реформировать высшую педагогическую школу?
– Есть. Без этого не будет нормальной, качественной массовой школы. Недаром классики всегда твердили, что все решает учитель. Какой учитель, такая школа. Если мы высшее педагогическое образование по-настоящему не обновим, все планы модернизации российского образования провалятся.
Виктория МОЛОДЦОВА
Комментарии