search
main
0

Константин РОЗАНОВ: В театре нет зазорных технологий

Знаменитый занавес в «Гамлете», уходящая ввысь лестница гимназии в «Днях Турбиных», карета злой феи Карабос, запряженная уродами и мышами, в «Спящей красавице», – наше восприятие спектакля невозможно представить без этих визуальных образов. Работа театрального художника подчас не менее важна и выразительна, чем труд режиссера. А во многих случаях, чего греха таить, только она и «вывозит» не столь талантливые действа. Возможно, поэтому известный театральный художник Константин РОЗАНОВ считает профессию художника-постановщика в современном театре сродни профессии спасателя. Побывав на премьере Московского «Театра Луны» (где Розанов главный художник) «Дали и испанская королева из Казани», решаю, что непременно должна встретиться с одним из авторов такой невероятно красивой, технологически насыщенной постановки. И поговорить о том, как достигается эта красота.

– Константин Викторович, все имеет свою предысторию. Как вы обнаружили в себе художника?- В нашей семье мольберт и кисть – привычное дело: двоюродная сестра Наталья – одаренная рисовальщица, дочь художника и замуж вышла за художника. Наташа меня старше, и сколько себя помню, я любил наблюдать, как она рисует, процесс создания объемных миров на обычной бумаге волновал меня страшно! Первые впечатления для ребенка  самые важные, они дают в эмоциональном отношении то же, что молоко матери  для физического развития. У нас в доме всегда были книги по искусству, и я обожал листать альбомы с репродукциями картин старых мастеров. Меня поражало, как они могли распознать в реальности и запечатлеть такую красоту. Отчетливо помню, как поймал себя на этой мысли и стал внимательнее вглядываться во все, что окружало. А потом я увидел за работой настоящего мастера. Евгений Поливанов, муж сестры, стал моим первым учителем. Думаю, его творчество неосознанно влияет на меня до сих пор.- То есть ваш путь к профессии был прямым?- Немного пришлось поплутать. Сначала я нацелился на реставрационное отделение художественного училища, но… банально завалил экзамен. Случайно устроился работать в Детский музыкальный театр Натальи Сац, и театр полностью захватил меня. Это было в 1977 году. А на следующий год я стал студентом уже театрального отделения художественного училища. Таким образом, союз с театром скрепился на всю жизнь.- Говорят, чтобы завоевать Москву, нужно сначала покорить провинцию. Вы согласны? Не жалеете, что молодость пришлось провести вне столицы? – Ничуть не жалею. Свой дальневосточный период вспоминаю с благодарностью. В 80-х не только московские, но и многие театры России переживали всплеск активности. Театр драмы Комсомольска-на-Амуре, где я оказался по распределению, выпускал по шесть премьер в сезон. Мы гастролировали по всей стране, я оформлял спектакли во многих дальневосточных городах. Отработав положенные три года, я, говоря сегодняшним языком, продлил контракт – прикипел. К тому же театр возглавил мой друг, замечательный режиссер Вадим Паршуков. Сейчас он работает в Хабаровске. Горжусь тем, что начинал свой путь вместе с ним. Но я был вынужден вернуться в Москву. С развалом СССР в поздний горбачевский период весь социальный механизм в стране остановился, было не до театров. Незабываемая картина: захожу в городской комитет комсомола, в кабинетах никого, только ветер гуляет и валяются листы бумаги. Это было страшно. Но тем не менее, когда в девяностых все рухнуло, для меня начался период чистого творчества.- А какой жанр и, может быть, какой автор вам ближе?- Люблю пейзаж, я посвятил большую серию работ Дальнему Востоку и Камчатке. Среди пейзажистов для меня примером был и остается немецкий художник-романтик Каспар Давид Фридрих. У него совершенно реалистичные картины, и в то же время в них чувствуется что-то сновиденческое. Иногда художник улавливает сюжеты не из реальности. Я часто запоминаю сны. И для меня большая загадка, почему я легко запоминаю приснившиеся картины и могу перенести их на холст, но не могу воспроизвести услышанную во сне музыку.- И все-таки вы художник, воссоздающий на холсте некий образ мира, или реалист, для которого важны бытовые подробности?- В живописи я, наверное,  воображариум! В театре чуть иначе… Мое поколение театральных художников работает, опираясь на систему действенной сценографии, в неотрывности от режиссерской задачи и драматургии. То есть каждый предмет должен играть, а не стоять на сцене как часть интерьера. Конечно, я создаю мир, а не его отражение. И из быта на сцене можно создать самостоятельно существующую реальность. Один спектакль я «завалил» бытом в буквальном смысле: огромные кучи использованных старых предметов рассказывали о прежней жизни героев, и вся эта повседневная бренность с какого-то момента повествования начинала работать метафизически.- О чем был ваш лучший спектакль? – Спектакль №1 в прямом как один из ранних и переносном смысле для меня «Возвращение» по рассказам Василия Шукшина в постановке Вадима Паршукова. Спектакль о весьма противоречивой русской душе, о России… На показе в Москве «Возвращение» имело успех, что для нас, молодых авторов спектакля, стало высокой оценкой.- Насколько бюджет влияет на состоятельность театральной работы?- Художник и режиссер, конечно, зависят от бюджета, но можно и за очень большие деньги провалить спектакль, а можно сделать его буквально за копейки. Главное – суметь сказать со сцены то, что хотелось. В Класс-центре музыкально-драматического искусства, московской театральной школе, где я проработал весьма долго, не было супердорогих многословных декораций: самый минимум предметов, но зато скрупулезно выверенный! Зачастую просто бумага, картон и фантазия детей, режиссера, моя! Один из спектаклей я решил крайне лаконично: многочисленные медицинские капельницы, заряженные водой, отбивали ритм капелью в пустые кастрюли! Но чтобы прийти к этой краткости и соединить сценографию с музыкой, мы с режиссером и педагогом Сергеем Казарновским просиживали долгие часы за разговорами об идее спектакля. В результате и родилась вся постановка. – В Театре на Малой Бронной уже четыре сезона самые рейтинговые детские спектакли «Хроники Нарнии». В «Хрониках…» вы в союзе с художницей по костюмам Яной Кремер создали потрясающе красивые сказочные миры. Зал каждый раз битком… Ваш дуэт – большая творческая удача.- Яна Кремер один из самых сильных художников по костюмам в Москве, работать с ней всегда интересно. Иной раз кажется, что для нее не существует ничего, кроме профессии. Она не только умеет передать деталями всю историю персонажа, но и может выстроить всего лишь одним костюмом весь спектакль, придать новый неожиданный смысл происходящему на сцене. Яна в свое время и привела меня в «Театр Луны», когда здесь искали художника на постановку «Чарли Ча…». – «Чарли Ча…» у поклонников считался титульным спектаклем театра Сергея Проханова. У театра свой стиль, молодежная аудитория. Трудно  было вписаться?- Мне безумно понравилась атмосфера в «Театре Луны». Вообще наличие атмосферы в театрах ощущается уже с порога, и я влюбился в этот театр, как говорится, с первого взгляда. Мне предоставили достаточно полную свободу действий. Первый свой спектакль «Чарли-Ча…» не забуду никогда! Это первый спектакль в череде нашего «луновского» цикла о гениях ХХ века. Было очень сложно, но мы выиграли! Тогда я впервые столкнулся с Сергеем Прохановым не только как с режиссером, но и как с драматургом. А театр к моему приходу уже имел несколько громких постановок, билеты здесь всегда нарасхват. Когда залы постоянно полны, это очень бодрит всех сотрудников театра, тем более тех, на ком лежит творческий процесс. – Художник-постановщик и режиссер-постановщик: как, по-вашему, должны выстраиваться взаимоотношения этих фигур во время общей работы? – В идеале должно быть партнерство. Но профессия режиссера подразумевает ярко выраженное лидерство. Режиссер в любом случае главенствует в процессе, он должен добиться результата любым способом. Но мне при построении спектакля практически всегда везло на режиссеров, между нами был хороший диалог. – Сергей Проханов ставит то, что пишет сам. Как вам работается, учитывая это? – Мой ответ давно продуман. Да, с одной стороны, работать с человеком, который по праву считается отцом-основателем театра, непросто. Но и интересно. Потому что ты тоже находишься у истоков создания спектакля, становишься в большой степени соавтором. Ведь мы иной раз подробно обсуждаем детали развития сюжета, случается даже, что текст Сергей Борисович правит под сценографию. Такое возможно далеко не с каждым режиссером. Взять спектакль о Дали. Там нужно было как-то решать  перегрузку с действием. Пьеса написана по законам киносценария, время действия перемешано, герои проживают целую жизнь от детства до кончины. И мы вместе искали решение многих сцен, сценографического перетекания одной в другую. Так пришла идея включить видеоряд. Или, например, я придумал парящую в воздухе архитектурную аркаду, а Сергей Борисович предложил превратить ее в арочный мост, по которому едет туристический автобус, и придумал новые сцены, связанные с ним. Как-то на репетиции этого спектакля я увидел: свет случайно упал на актера, лежащего на прозрачном пластиковом подиуме, так причудливо, что полученное отражение на занавесе чем-то напомнило стилистику Дали. Режиссер закрепил этот эффект, он использован в нескольких сценах. Таких моментов, казалось бы случайных, в нашей работе много. Это уже потом понимаешь, что ничего случайного не бывает…- Современный театр все чаще строится на видеоряде и модных теперь электронных видеоинсталляциях. Оправдано ли это в театре, как думаете?- В театре нет зазорных технологий, все зависит от вкуса постановщика. Театр тем и интересен, что он может заимствовать что-то из любой сферы человеческой деятельности. Раньше сценографы имели образование архитекторов, бытовало выражение «строим декорации». Потом на сцене появился дизайн – в сценографию пошли дизайнеры, и это наложило свой отпечаток на всю театральную культуру. И то, что сейчас так часто используется видео, тоже явление преходящее, плоскостные проекции сменит новое изобретение. Важны не технологии, а то волшебство, которое начинается в зале, когда гаснет свет. И каким способом это волшебство достигается, не важно.- Что для вас, как театрального художника, служит источником энергии?- Энергией можно подзарядиться от чего угодно. Впечатления от поездок, интересных людей… По большому счету источник – сама жизнь. Или хорошая работа другого художника. Кроме своего родного театра люблю Ленком, Мастерскую Петра Фоменко, Театр на Малой Бронной. Так получилось, что на Бронной я тоже свой человек. Это интеллигентный и  тонкий театр с прекрасными сценографами. Мне вообще очень нравятся наши российские сценографы, большим авторитетом для меня был и остается Олег Шейнцис, он работал в Ленкоме, обожаю работы Станислава Бенедиктова (работает в РАМТе). Но профессия наша  метафизическая, трудно сказать, из чего рождается образ спектакля. Сначала вынашиваешь в голове, потом этот образ просится на бумагу. Можно долго ходить по улицам и пытаться найти ключ к решению спектакля. И порой в самый неожиданный момент, в самом неподходящем месте тебя озаряет. Наверное, поэтому художник никогда не выключается из творческого процесса.Досье «УГ»Константин Викторович Розанов родился в 1960 году. В 1982 году окончил театральное отделение Московского художественного училища памяти 1905 года.1982-1989 гг. работал в театрах Дальнего Востока (главный художник Драматического театра г. Комсомольска-на-Амуре).Лауреат Всероссийского смотра работ молодежи театров 1984 г.C 1989 г. – главный художник Класс-центра музыкально-драматического искусства (Москва).В 1991 году – дизайнер 1-го Московского международного фестиваля «Театр, где играют дети».С 2002 года – главный художник московского «Театра Луны».Начиная с 1982 года создал сценографию более чем к 60 постановкам в различных театрах страны, работает в жанре театрального плаката, компьютерной и книжной графики.Значительное число работ находится в частных коллекциях как в России, так и за рубежом.

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте