Константин Андреев, Москва: Память как формальность?

Осуждающие писали, что “расстрелянный в 1937-м маршал, наверно, много сделал для Победы” или что “Тухачевский уничтожал народ, а тут цветы несут”. Школа парировала, что возложение не связано с Днем Победы, это традиционное ежегодное мероприятие, так как памятник расположен рядом. Разбирающиеся в правовых аспектах дополнили спор информацией о том, что маршала Тухачевского реабилитировали.

Споры эти, на мой взгляд, отражают сложность истории страны, отношения к историческим личностям и событиям. Но сама публикация еще раз вскрыла важную для школы тему – формальное отношение к теме памяти.

В школах по-разному работают, “прививая” чувство патриотизма и любви к Родине. Но сами педагоги не скрывают, что иногда работа организована для галочки, и добавляют – для публикации в социальных сетях. Удачная фотография, сделанная на линейке или на возложении цветов, может быть важнее того, с чем уйдет ребенок.

Формальность ощущается и самими детьми. Школьники перенимают модель формального поведения, становясь равнодушными исполнителями и статистами на памятных концертах, линейках, траурных митингах. Если спросить у подростков, зачем они пришли с цветами к монументу, многие сориентируются и заученным пафосным текстом с неформальностью ребячьего ответа скажут: “Почтить память тех, кто отдал за нас жизнь”. Формулировки эти как аксиомы прививаются ученикам в начальной школе, и к старшим классам дети зачастую становятся толстокожими врунами.

Методисты и учителя, казалось бы, писали тома о том, как проводить воспитательные события. Педагогические технологии этому в помощь. Но все так же, как и раньше: “для проработки нет времени”, “нам проще сделать так, как всегда”, “мы позже с ними все обсудим”, “уж лучше они так поучаствуют, чем будут в телефоне сидеть”… Сложность, многогранность, трагедия войны уложена в рамки “черного низа и белого верха”. Школьную жизнь переполняет формализм по отношению к Победе. Детям отчаянно не хватает искреннего разговора о Человеке на войне, диалога и эмоций, понимания и интонаций, глубины и сложности, которые воспитывают, заставляют задавать вопросы, изучать, общаться, искать.

Мне вспоминается 2005-й, год 60-летия Победы в Великой Отечественной войне, Волгоград, места Сталинградской битвы. Я и мои воспитанники участвуем в поисковых работах. Лето жаркое и даже в тени ощущаешь сложность климата. Младшие участники поиска находятся в лагере, старшие работают “в полях”, точнее, в степи. Маленькие группы ребят из разных регионов разошлись по точкам, заранее определенным разведкой. Многие уже “зацепились” за окопы или же череду одиночных ячеек, где могут до сих пор лежать останки советских солдат.

Юные поисковики, подростки 15-17 лет, в момент работы не рассуждают о высоких смыслах патриотизма и служения Отечеству. Подростки общаются, играют в словесные игры, рассказывают о своих городах и школах. Методично, слой за слоем раскапывая окоп, мальчишки спорят, как лучше работать, орудовать ли ножом или саперной лопаткой. Место и ситуация, конечно, дарят и сложные темы для общения.

Сколько разговоров я слышал вот в таких поисковых экспедициях и на Вахтах Памяти! Сколько искренних эмоций наблюдал! Искренних и разных. Я любил спрашивать у ребят о том, что привело их в поисковые отряды. Не скрывая, дети говорили о желании путешествовать, интересно проводить время, найти что-то, сделать небольшое открытие. Кто-то вступал в поисковый отряд, узнав о без вести пропавшем на войне прадеде. Мотивы прослеживались разные, но один я помню до сих пор. Храню его как наследие страшной войны, как искреннее желание юного волгоградца сохранить имена людей, отдавших жизни на полях сражений.

Волгоградский степной рельеф во многих местах пронизан балками, по периметру которых во время боев солдаты рыли индивидуальные окопы, чтобы занять выгодную позицию. Мы работали в одной из них. Со мной вместе рыл шурфы (узкие и глубокие ямы) Коля Сабуров. Разговорились. Он рассказал о Посте №1 в Волгограде, на котором нес вахту. Затем я поинтересовался, как он пришел в поисковый отряд. Мне важно понять, чем руководствуются молодые люди, которые едут в поисковые экспедиции, хоть помню, как и сам в 15 лет попал в поисковый отряд, как захватила поисковая деятельность в подростковом возрасте.

И вдруг Коля сел на выгоревшую траву, расшнуровал ботинок, вытряхнул из него комочки земли и сказал: “У меня все очень просто произошло!” Фраза эта вызвала еще более живой интерес. Я вытащил из рюкзака бутылку с водой, сделал пару глотков, намочил бандану и повязал на голову: солнце было высоко, а тень в этих местах только в лесополосах.

Коля продолжил: “Началось с книги, с “Брестской крепости” Сергея Смирнова. Меня поразила фраза “и камни вдруг заговорили”. Как удар по голове! Камни могут говорить! Могут говорить кирпичи, комки земли, пыль. Они помнят события, людей, подвиг, самопожертвование. Это очень интересно и важно – начать общаться с кирпичами, землей. Мы можем у них спрашивать, а они отвечать. Про людей могут отвечать. Главное спрашивать”.

У меня стоял комок в горле от восхищения, удивления, гордости за то, что поиском занимаются такие ребята. Я и сказать-то ничего не мог в ответ. Все слова на фоне этих мыслей школьника просто были бы мелки и неуместны. Мы замолчали. И продолжили копать.

Константин Алексеевич Андреев – педагог, победитель региональных и всероссийских педагогических конкурсов, руководитель образовательного центра Государственного музея истории ГУЛАГа.

Фото из архива автора