Командировка по письму

Уволенный из школы за рукоприкладство верит в свою правоту

-Здравствуйте, это я, хулиган Крюков, – и он засмеялся своей горькой шутке.

Наш двухчасовой разговор в его квартире был трудным. Заводясь с полуоборота, Крюков багровел лицом:

– Извините, я очень эмоционален. Сейчас успокоюсь. В чем я виноват? Я же не бил, я просто ударил. Мне на сей раз не повезло с озорником. Он оказался сыном народной заседательницы.

Отторгнутый, обиженный человек не склонен, как правило, к самоанализу. Я пытаюсь пробиться сквозь панцирь собственной непогрешимости Владимира Григорьевича и слышу:

– Вы приняли позицию детей. Я же так воспитан, что не могу пройти мимо хулиганов. Я не где-то в облаках летаю, я – учитель-практик.

Практик, по Крюкову, – это учитель, способный с помощью физической силы наставить ученика на путь истины. Я заметила, что, дотронься любой учитель пальцем до моей дочери, я дойду до суда в Гааге.

– Это слепая родительская любовь, – поставил диагноз Крюков. – Я знаю историю педагогики. Что говорил Макаренко? Некоторым воспитанникам помогает лишь встряска, больше ничего. Конфликт – вот сильнейшее средство воспитания. Для меня авторитет – китайский философ Конфуций, который ратовал за жестокость в воспитании человека.

Я припомнила свой экзамен по педагогике в университете. Задала тогда преподавателю вопрос, можно ли физически наказывать ребенка, если все иные способы внушения эффекта не дают. Молодая, неопытная была, вот и попыталась на чужого человека переложить груз ответственности за содеянное, которое лишило покоя. Педагог, тоже апеллируя к Макаренко, позволил мне изредка и впредь создавать некую стрессовую ситуацию в воспитательных целях. А за экзамен мне поставил “хорошо”. Думаю, по большому счету, тот экзамен я провалила, как-то не задались со старшей дочкой теплые отношения. Не просто любила ее, а еще и воспитывала…

А тут чужие дети, которых, как говорится, не жалко воспитывать по “системе” Конфуция в трактовке Крюкова из Большой Глушицы. Тем более не жалко, что он внушил себе некую миссионерскую обязанность искоренить из школы имеющие место пороки. Якобы один из родителей поручил ему выпороть своего недоросля, а милиционер посоветовал: “Ты бы лучше Бугрова тряхнул” (известного в селе хулигана). Но есть подозрение, что такие “воспитатели” в чьих-то наставлениях не нуждаются, инициативы у них хоть отбавляй.

…Тот урок экономики в 9-м “Б” классе первой школы, поставивший точку в учительской биографии Крюкова, поначалу не предвещал трагедии. Учитель объяснил тему, а для закрепления задал читать параграф по учебнику. Сергей Родионов принялся читать вполголоса, что вывело из себя Крюкова. Он схватил парня за волосы и пригнул резко голову к парте. А после поднял колено к его лицу… “Сергей на мгновение потерял сознание, а потом заплакал”.

– У Родионова лучше развита слуховая память, он не назло вслух бубнил, – разъяснил ситуацию директор школы Владимир Князев. – Тем более, этот ученик всегда прислушивается к замечаниям и требованиям учителей, и отрицательных отклонений в его поведении не замечено. Мать его воспитывает одна, отец недавно умер.

Я видела этого мальчика, которого Крюков зачислил в разряд хулиганов. В его ироничном взгляде сквозят неловкость и некое беспокойство. Это из таких мальчиков вырастают хорошие люди, совестливые. Нередко вопреки нам, плохим воспитателям.

К учителю истории и экономики Владимиру Крюкову давно копились претензии коллег, руководства, учеников и родителей. У коллег и руководства, понятное дело, – к организации, методике проведения уроков, к трудовой дисциплине. Цели и задачи уроков не определялись, знания учеников оценивались необъективно. Кстати, и сами девятиклассники потом попеняли учителю за свои незаконные пятерки, россыпи которых в журнале без разбору вовсе не свидетельствуют об отличных знаниях по экономике.

Невысокий профессионализм учителя Крюкова был отмечен и во время комплексной фронтальной проверки школы в прошлом году. Неоднократно по заявлению выпускников он отстранялся от преподавания истории. Однако по нашему законодательству уволить такого учителя невозможно, хотя ему время от времени приказами по школе объявлялись выговоры за срыв уроков, за самовольный роспуск учеников, за халатное отношение к обязанностям классного руководителя, в итоге эти обязанности пришлось с него снять.

– Как учитель Крюков себя, к сожалению, не проявил, – считает заместитель директора по воспитательной работе Наталья Волкова. – Планово к урокам не готовился. Порой вообще отказывался от темы, когда находил интересную статью в газете. К советам, замечаниям администрации не прислушивался.

В таком случае на чем же держался учительский “авторитет”? Он стал для учеников своим парнем, которому можно крикнуть “эй!”. А он догонит и даст пинка. Дальше – больше. Случалось, дети на уроках и в карты перекидывались. Застигнутые врасплох директором или завучем, они испытывали неловкость, а учитель, закусив удила, отстаивал свое право на вседозволенность на уроке подобными объяснительными записками: “Я как учитель на это не реагировал, считая (игру в карты. – Г.С.) нормальным явлением”. Как, видимо, и то, что появился первый пострадавший от его рукоприкладства, потом второй, третий, пятый… И даже когда после служебного расследования был издан приказ об увольнении учителя Крюкова по статье, тот успел учинить еще одну расправу над девятиклассником Сергеем Мокшиным. Ударил Сергея коленом в живот и повалил на пол за то, что он осмелился, будучи со всем классом на 10 минут раньше отпущенным с урока, выглянуть в коридор. И хоть Владимир Григорьевич божился, что “расстреливайте его”, но никакого Мокшина он не знает, я ему не поверила, потому как он уверял, будто случай с Родионовым – единичный. Увы. Это единичный случай, доведенный до суда.

– Прошел день, подходит ко мне ученик и говорит: “Ну все, Сапог, уволят тебя!” Кличка у меня такая – Сапог, я не обижаюсь. Как-то показывал Апеннинский полуостров. “Видите, – говорю, – на сапог похож?” Отсюда, наверное, и пошло.

А может, и не оттуда, как знать. И ничего, живет бывший учитель с этой кликухой, живет, так и не осознав собственной вины перед теми, над кем устраивал экзекуции, и перед теми, в ком поколебал веру в человеческую суверенность.

Я встретилась с девятиклассниками. Хотелось понять, что же вынесли из всего случившегося дети. Их научили писать свидетельские показания сначала для служебного расследования, затем – для судебного разбирательства. А потом пошел по домам учитель Крюков, уговаривая учеников и их родителей не “дать ему пропасть”. Настойчивость взяла свое. Ребята писали и переписывали мини-сочинения в защиту учителя Крюкова. Вот несколько выдержек: “Крюков виновен, но не до такой степени, чтобы его выгонять с работы за избиение”; “Он не в первый раз рукоприкладствовал, он должен отвечать по закону, как вынесет суд”; “Я не хочу, чтобы его судили как преступника. Я готов простить его при условии, что такое больше не повторится”.

В своих показаниях в защиту Крюкова они действительно не пожалели незаслуженно теплых слов в его адрес. И учитель он хороший, и человек добрый, справедливо наказавший озорника Сергея. Такой навязчивый предательский мотивчик пробивался в ребячьих строках, вот и спросила я девятиклассников, когда они были искренними – тогда или сейчас, в беседе с журналистом. И пошел переливаться мой хамелеончик, изменившись на глазах до неузнаваемости. Сейчас мои четырнадцатилетние собеседники куда категоричней осуждали бывшего своего учителя. Никто даже не пожалел, что тот уж не переступит порога их школы…

Вот и выходит, что главный итог урока, который дал учитель Крюков своим ученикам, – это способность к мимикрии. Да, на уровне обыденного сознания дети понимают: то, что случилось с сельским жителем Крюковым, – дело житейское: ну вышел человек из берегов, с кем не бывает. Однако никто из них не захотел бы оказаться на месте одноклассника Сергея, потому как они ко всему прочему сознают, что если и есть в жизни нечто неприкосновенное, так это человеческое достоинство, на которое покушаться не имеет права никто.

А Крюков, с легкостью перемахнувший барьер, что незыблемо отделяет учителя от ученика, потерял лицо, потерял себя, потерял работу. И оттого рефреном в его речи звучит мысль о том, что учитель унижен и беззащитен. Он подразумевает себя, пострадавшего от “хулиганов”, на защиту которых встали школа и суд. И он, здоровый молодой мужик, вместо того чтобы искать работу, строчит во все мыслимые инстанции жалобы и призывы о помощи. Только в нашу редакцию он отправил с десяток писем с угрозой: “Буду писать каждый день!”

Владимир Григорьевич так и остался в заблуждении, что самый главный пострадавший в этой криминальной истории – он. Потому и на примирение не пошел даже на суде и виновным себя не признал. И в приговоре суда, который учитывает общественную опасность совершенного преступления, было записано, что тем самым подсудимый Крюков пытается уйти от справедливого наказания. Но, думается, больше, чем сам себя, его не наказал никто. 116-я статья УК РФ – все равно что “волчий билет”, с которым путь в школу заказан.

– Меня удивляет крюковское упрямство, – признался начальник муниципального отдела образования Большеглушицкого района Александр Широканев. – Он его путает с принципиальностью, а отсюда и весь трагизм.

Да, видно, никто и никакие аргументы не убедят Крюкова в неправедности его деяний на ниве образования. Граммофон запущен, пластинку заедает на одном витке: “Так меня отпинали! За что? За что! За…”

Галина СЮНЬКОВА

Большая Глушица,

Самарская область