Колыбельную детям не пою. Виталий РОДИН

На сцене прославленного Московского государственного академического камерного музыкального театра, которым руководит Борис Александрович Покровский, в комической опере итальянского композитора Вольф-Феррари «Четыре самодура» Виталий Родин исполняет партию молодого героя – Филипето. Причем исполняет с присущим ему блеском. Его изумительный голос звучит чисто и наполненно. После нескольких лет напряженной работы в столице он не чувствует себя москвичом и у него нет никакой звездной болезни. Виталий по-прежнему живет в Наро-Фоминске Московской области, ездит с выступлениями в составе делегаций района, открыл свою школу-студию академического вокального искусства в наро-фоминском Центре культуры, где занимается с детьми постановкой голоса и вокалом. Концерты тоже предпочитает давать в родном городе: там народ не такой избалованный.

Мы встретились с Виталием и его женой Ириной у них дома, в уютной квартирке, где, кроме них и двоих детей, живут еще и родители Виталия, а также попугай Госик и две собаки – Джерри и Бакс.

– Виталий, опера «Четыре самодура» исполняется на итальянском языке. Но все артисты с такой легкостью поют свои партии, что просто диву даешься.

– Стоит сказать, что опера исполняется еще и на неаполитанском диалекте. Но здесь нечему удивляться. И в музыкальном училище, и в институте я изучал итальянский язык, к тому же он вообще такой певческий, легко запоминается.

– Труппа вашего театра невелика, ты, наверное, занят во многих постановках?

– Да, труппа небольшая, но репертуар довольно обширный. Поэтому артисты заняты практически во всех спектаклях. У меня есть и главные партии. Кроме Филипето, пою Ринуччо в опере «Джанни Скикки» Джакомо Пуччини, Бастьена в «Бастьен и Бастьенна» Вольфганга Амадея Моцарта, поповича Афанасия Ивановича в «Сорочинской ярмарке» Мусоргского и других.

– Костюмы тебе никогда не создавали проблем на сцене?

– На костюмы я вообще обращаю мало внимания, хотя от того, что на тебе надето, во многом зависит, как ты играешь. Особенно мне нравится выходить на сцену в старинных костюмах, сразу чувствуешь другую эпоху.

– Оркестр никогда не подводил?

– Бывает, что и подводит. Состав оркестра в театре постоянно меняется, приходят новые оркестранты, которые долго не задерживаются: зарплата не устраивает. И получается порой, только сыграли какой-то акт и… повторяют его же, потому что не перевернули страницу партитуры. Такое у меня, например, произошло на спектакле «Джанни Скикки».

– А как же выходишь из положения?

– Смотришь на руку дирижера и поешь дальше.

– Больным на сцену не выходишь?

– Всякое случается. Как-то пришлось петь в «Четырех самодурах» с сильной простудой. У меня была высокая температура, насморк, но вот вышел на сцену – и болезнь куда-то пропала. Мне потом сказали, что в тот вечер я неплохо спел и сыграл. А после спектакля снова почувствовал себя плохо.

– Тебя не утомляет репетиционный период или репетируешь с удовольствием?

– Вопрос к месту. Меня очень утомляют репетиции. Но это не относится к работе с Борисом Александровичем Покровским. С ним работать как раз очень интересно, у него каждый раз узнаешь что-то новое, хотя по характеру он человек очень строгий. С молодыми режиссерами порой доходит и до конфликтов: они стараются привнести в спектакль новое, современное, что далеко не всегда бывает оправданно.

– Как же ты попал в этот театр и как тебя приняли в труппе?

– Попал сюда, можно сказать, совершенно случайно. Узнав, что в театре идет прослушивание, я спел арию и ариозо Ленского, и меня сразу же приняли в штат. Встретили очень хорошо, дали доучиться в Московском государственном институте музыки имени Альфреда Шнитке, где я занимался на отделении академического пения у преподавателя Маргариты Васильевны Шадриной.

– Когда ты понял, что у тебя только один путь – в артисты?

– Мне кажется, что в семье об этом знали всегда. Где бы ни учился, я всегда пел: и в хоре, и солистом. И после школы собирался получать профессию, связанную только с пением. Мама ездила в Москву, побывала в музыкальных училищах и институтах. В конце концов остановились на училище при институте имени Альфреда Шнитке. Меня там прослушали и сказали, что надо обязательно учиться. Так я и стал студентом.

– Скажи, а у тебя есть партии, которые как бы сопротивляются, ну не даются?

– Конечно, есть. Та же опера «Джанни Скикки». Музыка здесь очень хорошая, но сложная, мне по возрасту ее петь было еще рано, но все-таки пришлось. Бывают партии, которые вообще не хотел бы исполнять. Например, дают роли каких-то стариков, в то время как пожилые певцы поют партии молодых героев. Вот это у меня вызывает сопротивление. Мне же 24 года, считаю, что рано еще выходить на сцену в старческом гриме.

– Какие партии сродни твоему характеру?

– Наверное, роли влюбленных, героев-любовников.

– Многие эстрадные так называемые звезды не стесняются петь под фонограмму. А возможно так же исполнять оперу?

– В нашей сегодняшней жизни, мне кажется, все возможно, хотя я совершенно не представляю, как можно петь в оперном театре под фонограмму.

– Что в твоей работе вызывает у тебя наибольшее раздражение?

– Неопределенность, потому что часто не знаешь, когда в театре, например, назначат очередную репетицию. Раздражает и то, что главными у нас почему-то считаются режиссеры и дирижеры, а вокалисты – на последнем месте. Еще у нас очень маленькая зарплата.

– У певцов, насколько мне известно, всегда проблема – беречь голос. Ты его оберегаешь? Есть какие-то специальные приемы?

– Я практически ничего не делаю. Все ем и пью, что хочется. Понимаете, это ни на что не влияет, просто надо знать, например, что то же мороженое нельзя есть разгоряченным, вспотевшим. Но это и ко всем остальным людям относится, не только к певцам.

– Вы с Ириной оба профессиональные музыканты. Где вы познакомились?

– В музыкальном училище учились на одном курсе, на одной кафедре академического пения. После окончания поженились, потом вместе учились и в институте, так что знакомы уже семь лет, а наш семейный стаж пять лет.

– Ире с помощью песни в любви признавался?

– Откуда вы знаете? Я действительно пел ей романс «Я вас любил».

– Виталий, что для тебя семья?

– Все! Это самое главное в моей жизни, а все остальное, включая работу, уже на втором и так далее местах. Мне повезло, я нашел свое счастье. У нас двое замечательных ребят, которых я очень люблю. Владиславу почти два года, а Юле – пять месяцев. Оба очень любят музыку.

– Ты им часто поешь колыбельные?

– К великому сожалению, у меня на это просто нет времени, я же после спектакля возвращаюсь очень поздно, когда они уже спят. Но Ира им ставит диск с записью, и они с удовольствием слушают.

– Кто больше из них доставляет хлопот?

– Они оба спокойные, хотя сынишка становится боевее с возрастом.

– Виталий, понимаю, что ты человек семейный. Но все-таки ты человек влюбчивый?

– А вы найдите хотя бы одного невлюбчивого тенора. Конечно, влюбчивый.

– Первую любовь помнишь?

– Это было во втором классе, мы с ней сидели за одной партой. Но потом я с родителями уехал в Лаос, куда отца направили в командировку, и мы с этой девочкой больше уже не встречались.

– Если нет спектакля, концерта, выпадает свободный день, как его проводишь?

– Конечно, с детьми. Мы очень любим гулять, особенно в парке.

– Есть какие-то черты характера, которые тебе мешают?

– Возможно, излишняя мягкость, я часто со всем соглашаюсь.

– Если дома возникает конфликт, кто из вас первый идет на примирение?

– Обычно я.

– Артисты – народ тщеславный. Как правило, они боятся сравнения, например: «А Киркоров поет лучше, чем Родин».

– Как правило, сравнивают не профессионалы. Я сам по профессии педагог и имею право сказать: вот это лучше, а вот это хуже. Просто бывает пение профессиональное, а бывает, так сказать, самодеятельное. В то же время есть певцы, у которых голос небольшой, но они добиваются на сцене большого успеха. Тот же Филипп Киркоров. У него голос небольшой, но поет он профессионально, поэтому и стал «звездой».

– Кстати, о Киркорове. Как ты относишься к его последнему выпаду в Ростове, где он оскорбил журналистку?

– Просто у него уже звездная болезнь, и он считает себя вправе делать все что пожелает. Это ему здорово мешает.

– Тебе не предлагали сбрить твои знаменитые усы?

– Я как-то сам решил это сделать, когда готовил партию Филипето, думал, что для роли будет лучше, но меня в театре отговорили.

– Слова не забываешь?

– Конечно, и это бывает. Помню, в училище пел «Жаворонка» и вдруг забыл слова. Пришлось что-то сочинить на ходу, я же в школе писал стихи, но потом эти свои слова вспомнить уже не смог, наверное, слишком волновался.

– Театр, где ты работаешь, часто ездит на гастроли. Ты, наверное, объездил уже много стран?

– Вот только что я вернулся из Испании, где мы гастролировали неделю со спектаклями «Дон Жуан», «Свадьба Фигаро» Моцарта, «Нос» Шостаковича, «Сорочинская ярмарка» Мусоргского. Так как на гастроли послали только часть труппы, то приходилось петь сразу несколько партий. В прошлом году мы ездили в Швейцарию, Германию и Францию – со спектаклем «Четыре самодура». Когда работал в Гостелерадио, побывал в Южной Корее, где работать приходилось в огромных залах. В этом году собираемся поехать в Японию и Китай.

– Смокинг для выступлений ты за границей купил?

– Сначала родители подарили мне черный смокинг, когда я еще учился в училище. Потом уже я сам купил белый.

– Ты ведешь студию для любителей вокального пения?

– Я открыл студию сольного академического пения в наро-фоминском Центре культуры. У меня дважды в неделю занимаются десять ребят. Талантливые ребята. Андрей Сериков на районном конкурсе юных певцов стал победителем. Вторая моя ученица, Вика Криволапова, тоже приняла участие в конкурсе, выступила, по-моему, тоже хорошо, но пока места не заняла, у нее все еще впереди. Для студийцев занятия бесплатные, ребята получают хорошую подготовку для поступления в музыкальные училища. Кроме этого, я еще продолжаю работать в ансамбле классической музыки, где директор моя жена. У меня здесь несколько больших сольных программ.

– Есть какая-то мечта?

– Недавно одна моя мечта исполнилась: я очень хотел дочку, и она у меня появилась.

– А если в творческом плане?

– Каждый тенор мечтает спеть Ленского в опере «Евгений Онегин», и я не исключение.

Я не мог не задать несколько вопросов жене Виталия Ирине.

– Ира, чем тебя «взял» Виталий?

– Знаете, таких, как он, наверное, единицы. Он такой мягкий, воспитанный, интеллигентный, много работает, чтобы обеспечить семью, замечательный отец, прекрасный муж. Что нужно еще женщине для счастья?

– После таких слов как-то и вопросы дальше задавать трудно.

– Но, с другой стороны, я думаю, нельзя в наше время быть таким скромным, я бы хотела, чтобы Виталий стал чуточку напористее.

– А у тебя есть мечта?

– Совсем недавно тоже одна исполнилась. Мы с Виталием победили в игре «Мега-шоу» «Остров сокровищ» и выиграли главный приз: поездку на двоих на десять дней в Турцию. Я никогда не бывала за границей, и вот такой чудесный подарок.