На чтение: ≈ 13 мин.Мудрый, таинственный дуб с кроной, уходящей в космос, – символ тульской школы-гимназии N 30. На дубе висит ларец с готическим “L” на золоченом боку. Это от латинского “LINGVA” – “язык”. Изучение языка – инструмент познания самого себя. И мира. Корни дуба обвивает лента с цитатой из Сенеки: “Обучая учимся”.
Я видел много директоров, и все они говорили красиво. Но то, что я увидел в 30-й тульской лингвистической школе-гимназии, не видел нигде. Островок здравого смысла и гармонии в общем хаосе нашей жизни.
Коллектив школы (и ученики, и преподаватели, и родители, которые тоже считаются “школьным коллективом единомышленников”) принял свою конституцию раньше, чем Россия приняла Конституцию государства. То есть десять лет назад.
Конституция этой школы – настольная книга не только директора или ученика, но и родителя. Ибо получает он ее в торжественной обстановке. В брошюрке этой оговорены все “мелочи” школьной жизни, просчитаны все стандартные и нестандартные ситуации, возможные в школьной и околошкольной жизни. От декларации прав каждого члена коллектива (и Учитель, и Ученик – равноправные члены школьного коллектива, только с разными функциональными задачами) до указания места на школьном дворе, где рекомендуется встречаться курящим.
В школе разрешены любые общественные организации численностью не менее двадцати человек. Лишь бы действовали они во благо школы, лишь бы членство в них было добровольным, а принципы работы – демократическими.
– В основе конституции школы – кодекс Наполеона, – рассказывает директор гимназии Сергей Борисович Райский. – Гимназия наша французская. Проштудировал брошюрки французских и польских лицеев. Потом была выработана матрица. Затем все это было отдано в классы. Работали кураторы классов. Работали старшеклассники – с девятого по одиннадцатый. Педколлектив был включен. Мы определяли поле, на котором будем играть.
Все решили – это будет конституция школы, а не устав.
Здесь учтена матрица отношений людей, а не детей и взрослых. Людей, делающих общее дело. И когда ребенок выйдет в жизнь, столкнется с чем-то иным, он всегда будет знать, что делать. Его будут ломать, а он будет знать – в жизни может быть иначе. Его будут учить лгать, ловчить, закладывать друзей, а он знает – может быть иначе, он видел тому примеры. Нет противоречия между тем, чему мы учим в школе, и тем, что за окном. Так изначально это было задумано.
Оставим на время директорский кабинет.
Встреча двух людей – это событие. Просто не каждый это понимает. Мы можем знать друг друга десятки лет, каждое утро здороваться за руку, вместе обедать, сидеть за одной партой и… не помнить, какого цвета глаза у соседа слева. Так человек устроен – глядя на тебя, он всматривается в себя. Это нормально – человек по природе своей самовлюблен.
Нина Полякова создала в гимназии школьный театр, который учит детей ВИДЕТЬ тех, кто рядом. Ее театру семь лет. (Подчеркиваю “ее”, так как в этой французской гимназии аж два школьных театра. Один из которых – театр как таковой, “театр для самого себя”, а театр Поляковой – театр-терапия. Во всяком случае таким я его увидел).
Предполагаю, что режиссер школьного театра Нина Полякова огорчится, что я выделяю именно ее работу: в гимназии 60 педагогов, и все они дополняют друг друга, а не противопоставляют себя остальным, как это часто бывает.
– Я не стремлюсь быть главной – я стремлюсь быть полезной, – говорит Нина.
Мы сидим на ее кухне, давно не знавшей ремонта, на окраине Тулы. Режиссер то и дело бегает в ванную комнату сцеживать тряпкой внезапно протекшую трубу.
Но я поймал себя на мысли, что меня совсем не раздражает этот неуют, что, напротив, здесь хорошо и просто. Потому что ауру создают не вещи, а люди. Тем более основной дом Нины – школа. Школьный театр. Здесь она проводит большую часть жизни, и сын Нины, Саня, по-своему заброшен, хотя и призер районных и городских олимпиад по физике.
Саня сыграл маленькую роль-эпизод в одном из спектаклей мамы и с тех пор жалеет о том, что не гуманитарий. Что французской лингвистике предпочел физику и математику. И сына Нина “вылечила” театром – Саня был очень застенчив.
– Встреча двух людей – это событие, – говорит Нина.
Таким событием в ее жизни была встреча с обыкновенным учителем физики Николаем Ивановичем Молокиным в селе Протасовка возле Дубны. Физик оказался настоящим лириком – учил детей декламировать стихи. Много репетировал с ними. Учил детей “чувствовать голос”.
Нина Полякова из Протасовки захотела стать артисткой. Но стала режиссером школьного театра. Она себя угадала.
– Но оказалось, что индивидуальность ребенка не в том, как громко он читает стихи, – говорит Нина. – Индивидуальностью может быть и заика, и шепелявый, и толстенький…
Театр в школе – продолжение процесса обучения и воспитания в ней. Допустим, в классе конфликт. Надо увести от него класс. Объединить делом. В класс приходит режиссер… Иной девочке просто необходимо пройтись по сцене, и обида ее на что-то пройдет. Иногда достаточно шутки, сказанной со сцены на репетиции, чтобы конфликт рассосался. Театр умеет “разжевать” конфликт. Цель тонкая – научить детей увидеть друг друга. Хотя бы вступить в диалог друг с другом. Целительный механизм театра незаметен: как объяснить, что человек, который не замечал никого кругом, вдруг понял, что мир населен? Это как врачебная тайна.
Сначала ставили то, что проходили по школьной программе: “Грозу” Островского, лермонтовский “Маскарад”, “Мертвые души” Гоголя, “Недоросль” Фонвизина… Точнее, версию того, что написано классиком. “Маскарад” был поставлен и как фарс, и как мюзикл. Долго не могли найти Арбенина (уж больно вальяжные, упитанные в том классе были мальчики). Решили сделать мюзикл. Елена Дмитриевна Максаева, преподаватель музыки, написала к спектаклю музыку.
Из “Мертвых душ” сделали шоу… Чичиков ездит по губерниям, скупает умерших крестьян. Все легко. Воздушно. Но город узнает, что умер прокурор. Все в панике. Шок. Оказалось, что у прокурора была душа, но об этом по скромности прокурорской никто не знал.
В конце концов и до Гумилева добрались. Поставили “Гондлу”. Ни один взрослый театр это не ставил.
– А если мальчишка не хочет играть в театре? – спрашиваю. – Он хочет играть в футбол…
– Такого быть не может, потому что есть традиции в школе. Дети учатся и знают, что к ним придет режиссер и будет ставить пьесу. Они ждут этого момента. Высшим наказанием для нашего ученика считается равнодушие к нему…
Что тут добавишь?
В Туле шутят: “Каждый порядочный человек в Туле закончил школу N 30”. Школе без малого 60 лет. Она построена в рабочем районе города. С 1958 года стала специализироваться на преподавании французского, что само по себе необычно: зачем французский рабочей окраине? Впрочем, при желании здесь можно прилично изучить и английский, немецкий, испанский, японский языки. Есть факультативы. Для общего представления – несколько названий предметов, которые проходят в “провинциальной тульской школе”: лингвистика, психология, история мировой музыки, страноведение, история философской мысли, основы бизнеса… Разумеется, помимо основных, базовых.
Конечно, в эту школу конкурс и учеников, и учителей. Но не родителей, как это бывает сплошь и рядом в благополучных школах России. Костяк школы-гимназии составляют дети, что называется, “советской интеллигенции”: врачей, инженеров, учителей… Людей, словом, не богатых.
– В школе нет “блатных” детей, – говорит Райский. – Вот на это у нас – табу. Четыре года ушло на то, чтобы отбиться от “высоких” звонков – от главы администрации области до начальника РОВД района.
Мы не ведем подготовительных курсов для детей, не качаем деньги из родителей. Мы создали щадящую систему тестов и испытаний. Ребенок делает то, что ему нравится: рисует, лепит, конструирует, поет, собирает кубики… В этом растворено очень много мелочей, видимых только нам. Родители стараются натаскать ребенка, а нам важно, с какими глазами он это делает, с каким “аппетитом”, с каким настроением… Всех детишек мы записываем на видео, чтобы “не забыть образ”. Баллы – одно, а живая мордашка – другое.
Нам не важно, умеет ребенок читать или нет. Умеет или не умеет считать. Нам важно рассмотреть, что сможет ребенок завтра, есть ли в нем креативность, какая она… Это очень утомительная, точечная процедура. Прием в школу – наша боль. Детей приходит больше, чем есть мест в школе.
Это при демографическом-то спаде! Школа может ежегодно принять не более 50 новых учеников. Желающих в два раза больше.
Я видел кипу заявлений от учителей, добровольно “подавших в отставку”. Один так и написал: “В восьмом “А” должен работать либо академик, либо генерал. Ни тем, ни другим я не являюсь. А потому прошу снять меня с классного руководства”. Огромная редкость в наши дни – учитель добровольно отказывается от дополнительных денег.
Учитель “с конвейера” педвуза будет здесь чувствовать себя дискомфортно. Уйдет в другую школу. Через дорогу.
Принимая на работу, директор оговаривает сроки – контракт с педагогом. Он подписывается не на два, а на один год.
– Настоящего профессионала, – говорит директор, – наши условия устраивают, слабачок начинает нервничать…
Игорь СЕРГЕЕВ
Тула
Выбор читателей
Комментарии