“Книги в нашей семье были главным богатством”

Мало кому из читателей незнакомо название “А зори здесь тихие…”. Одни читали повесть, другие видели фильм, третьи смотрели спектакль. Автор этого популярного произведения о Великой Отечественной войне – Борис Васильев. Его перу принадлежат и другие книги, ставшие достоянием русской литературы: “Не стреляйте в белых лебедей”, “Иванов катер”, “Самый последний день”, “В списках не значился”, “Были и небыли”. О чем бы ни писал Борис Васильев, будь то война, природа, труд, для него главное – нравственные проблемы в любой сфере человеческой деятельности. Это и привлекает к его творчеству читателей.

– Борис Львович, в основе ваших произведений – знание жизни, богатый личный опыт. Это видно во всем – все всегда правдиво, ярко и убедительно. А как вы стали писателем? Специально учились для этого?

– Литературного или гуманитарного образования я не получал. Писателем меня сделала жизнь. По специальности я инженер-танкист, окончил военную академию и много лет прослужил в армии, занимался испытанием боевых машин. Моя связь с армией началась с детства. Я из семьи военного. Мой отец был командиром Красной армии, и все детские и отроческие впечатления связаны с военными городками, где мы жили по месту службы отца. Свою роль сыграли и рассказы родителей о моих обоих дедах по отцовской и материнской линии. Они были военными, участвовали в русско-турецкой войне за освобождение Болгарии от османского ига. Ну а потом была и моя собственная служба в армии.

Моя юность – это военная юность. Для моего поколения она оказалась жестокой. Написать об этом я считал своим гражданским, нравственным долгом перед всеми, кто не вернулся с войны, перед моими товарищами и друзьями. Я не имел морального права написать первую свою книгу о чем-то другом. Я просто был обязан рассказать людям о том, что мы пережили и испытали, какой дорогой ценой досталась победа нашему народу.

– Расскажите историю создания повести “А зори здесь тихие…”, произведения, взволновавшего не только читателей, но и вдохновившего композитора Кирилла Молчанова на сочинение оперы, которую поставил Большой театр.

– Как и большинство моих сверстников 1924 года рождения, я ушел на фронт прямо со школьной скамьи. Сначала был рядовым, затем получил звание сержанта. То, что увидел и пережил в годы войны, и дало мне материал для повести “А зори здесь тихие…” Ее фабула исторически достоверна. Немцы во что бы то ни стало хотели перерезать дорогу, по которой шло снабжение Мурманска, перебрасывались вооружение и войска. Ведь в Мурманск прибывали корабли с помощью от союзников.

Немцы предприняли такие попытки, забрасывали десанты к нам в тыл. Два были ликвидированы, а третьему удалось скрыться и выйти на один из разъездов, где находилась небольшая группа раненых солдат и стариков. Вооружены они были только винтовками, но не дрогнули, приняли бой, сражались, пока не прибыла подмога. В живых остался только один сержант.

– Действительными участниками эпизода, о котором вы рассказали, были мужчины, а герои вашей повести – девушки. Что побудило вас к такой подмене? Война все-таки мужское “занятие”?

– Конечно, следуя точно за фактом, я должен был бы сделать своими героями мужчин. Это была бы правда жизни. Но я писал не газетную корреспонденцию с места событий или очерк, а художественное произведение, и в этом случае существует еще и другая правда – художественная. Правда художественного вымысла, который дает автору свободу для творчества в границах правды жизни.

Известно, например, что в зенитных частях у нас в ту пору было немало девушек. Служили они радистами, медсестрами, разведчицами и находились на фронте, сражались плечом к плечу с мужчинами. Таким образом, допустив вольность в выборе пола своих героев, я не пошел против фактов. Я только поставил своих героинь в необычные условия, которые во время войны тоже были возможны и возникали сплошь и рядом.

– У ваших героинь есть прототипы?

– В моей жизни был период, когда после окончания полковой школы пришлось командовать женским батальоном. Отдельные штрихи внешнего облика и характера этих девушек невольно оказались воплощенными в героинях повести. Угадываются в них и черты моих сверстниц по средней школе.

– Образ старшины Васкова тоже собирательный или за ним конкретный человек?

– Он сложился из личных наблюдений, поскольку сам я был и солдатом, и сержантом, находился в тесном контакте со старшинами и старослужащими. Хорошо знал их. Они бывали порой слишком требовательны и суровы, но только потому, что берегли нас, желали нам только добра. У меня к этим людям сохранилось чувство огромной благодарности за их поистине отеческое отношение, которое не имело ничего общего с нынешней “дедовщиной”, позорящей нашу армию.

– А какие воспоминания вы вынесли из детства и отрочества, наложившие отпечаток на вашу писательскую судьбу?

– Как у большинства военных, у нас в доме все всегда было казенным – и мебель, и домашняя утварь. Единственную собственность составляли книги. Они были в нашей семье главным богатством, с которым, переезжая с места на место, мы никогда не расставались. Состояла наша домашняя библиотека не только из книг по военным вопросам, а главным образом из произведений русских писателей. А поскольку Пушкин, Толстой, Тургенев, Гончаров, Некрасов и другие русские классики были у меня всегда под рукой, читать я начал очень рано и к чтению приохотился. Тем более что родители это поощряли и одобряли.

– Этим интересом к художественной литературе вы и объясняете свою дальнейшую “специализацию”?

– Представьте, нет. Тем, что литература стала впоследствии делом всей моей жизни, я прежде всего обязан моим школьным педагогам. Именно они открыли мне по-настоящему глаза на художественную литературу, из каких элементов она складывается и благодаря чему оказывает на человека то или иное воздействие. Помню, как учительница Мария Николаевна Морева предостерегала нас от разделения литературных героев на “положительных” и “отрицательных”. Она говорила: “Ни об одном человеке нельзя сказать, что он только плох или только хорош. “Положительными” или “отрицательными” могут быть заряды в электричестве”.

– Повесть “Не стреляйте в белых лебедей” далека от вашей боевой биографии – фронтовика и военного инженера, испытателя новых танков. Вы затронули в ней один из злободневных и животрепещущих вопросов – экологический. Эта повесть – отклик на ситуацию и плод художественного вымысла или в ее основе тоже личный жизненный опыт?

– Однажды, путешествуя по Валдаю, я отправился на болото за ягодами. Был август, созрела голубика. Вдруг вижу щит, и на нем надпись: “Товарищ, стой! Поспела голубика. Всю не бери, оставь тетеревам. Тетеревам тоже подкормиться надо”. Этот человеческий документ поразил и взволновал меня. Я понял тогда, что написал этот призыв мой будущий герой. Им стал потом Егор Полушкин. А установил тот щит, как потом выяснилось, местный лесник перед тем, как ехать в Новгород на совещание. Только у меня в повести оно перенесено в Москву.

Таким образом, толчком для написания повести послужил реальный жизненный факт. Невольно встретил того, кого подсознательно хотел встретить, кого уже давно представлял себе в своем воображении. А именно человека, в котором воплощены черты русского национального характера – широта души, доброта, справедливость, заботливость.

– А что легло в основу повести “Иванов катер”?

– Представьте, она написана тоже на основе личного жизненного опыта. Как-то летом я приехал на реку Унжу, чтобы побродить по заповедным местам. Я вообще люблю путешествовать по родной стране. На этой реке встретился небольшой населенный пункт Гречуха. Его обитатели занимались лесосплавом. Я обратил внимание, что на запани стоит несколько катеров, явно заброшенных. Поинтересовался, почему они не работают. Мне ответили, что некому, людей нет. Тогда я предложил свои услуги как инженера-механика. “Валяй – ответили – если охота”. Четыре месяца я плавал на катере помощником капитана, а попросту – мотористом. Потом этот самый катер и стал “Ивановым катером”. Умозрительное сочинительство без личного жизненного опыта вообще не мой творческий метод.

– Как, по-вашему, литература способствует наполнению нравственности конкретным содержанием?

– На этот вопрос лучше всего отвечает литература о Великой Отечественной войне. Она показывает высокие цели и благородные идеи, во имя которых сражались солдаты в рядах интернациональной советской армии против фашизма. Она объединяла всех, была дружной, сплоченной семьей. Когда бы и где бы ни гибли эти люди в шинелях, они отдавали свою жизнь, чтобы приблизить Победу, плодами которой каждый из нас воспользовался потом. Такие книги как раз и воспитывают нравственность и гражданственность. Яркими образами людей, воссозданных в них писателями, они учат не быть равнодушными к чужим бедам, ко всему, что происходит на Земле. Испытывать внутреннюю потребность всегда быть готовыми прийти на помощь другим. Необходимость в этом есть всегда, о чем свидетельствуют и нынешние события.

– За последние годы многое в нашей стране и в жизни людей изменилось. Вы согласны со мной?

– Хотя страна наша теперь и усечена из-за развала СССР, она все еще есть. Только теперь в ней нет единого народа, объединенного общностью интересов, цели, труда, устремлений для блага всего народа и государства, как было прежде. Люди во всем разуверились. А что касается тех, которые “там, наверху”, то у них отсутствует элементарная политическая культура и преследуют они лишь свои собственные интересы. Когда показывают по телевидению происходящее в стенах Госдумы, уши горят от стыда.

Илья ОКУНЕВ

P.S.

Возвращение на круги своя

Недавно Борису Львовичу Васильеву исполнилось 75 лет. Он один из тех немногих российских писателей, который в литературе продолжает разговор о Великой Отечественной войне. Сложно ответить на вопрос, почему сегодня мало пишут о войне. Может быть, потому, что мы с каждым годом все дальше и дальше удаляемся от тех страшных грозовых лет? Недавно я общался с делегацией французских студентов – они практически ничего не знают о второй мировой… Улыбаются – да что, мол, вспоминать о плохом, тем более это уже прошло. Надо больше положительных эмоций… “Радоваться жизни!” – вот девиз молодых французов. Разные у нас с ними все-таки подходы к искусству и жизни.

Кстати сказать, в его жизни был момент, о котором писатель вспоминает с большим сожалением. “В начале перестройки, – рассказывает он тихим голосом, закуривая сигарету, – не на шутку увлекся так называемой общественной деятельностью – один за другим съезды писателей, размежевание на “демократов” и “консерваторов”, пламенные речи с трибун, жареная публицистика, дискуссии о свободе совести, слова и печати… Словом, сплошной митинг. И что толку? К счастью, я, пусть не сразу, но понял, что стал заниматься совсем не своим делом. Я почувствовал, что ухожу в сторону от своей основной работы, отхожу от писательства. Хорошо, что наступило такое прозрение. Оно помогло мне выйти на круги своя и вновь серьезно заняться литературой. Я удалился от всяческих тусовок, словопрений, живу в основном за городом, можно сказать, отшельником.”

Валерий ЕРМОЛОВ