Книга – река. Главное: войти и плыть. Марина Котова

Марина КОТОВА родилась в Дзержинске Нижегородской области. После учебы на филологическом факультете Нижегородского университета имени Н.И. Лобачевского преподавала русский язык в средней школе, работала корреспондентом в газете, в библиотеке. В 2001 году окончила Высшие литературные курсы. В настоящее время – редактор издательства «Астрель». Печаталась в разных толстых журналах. Автор книг «До судного дня», «Шиповник», «Узор судьбы». Лауреат Всероссийской премии «Традиция» за 1999 год.

– Марина Ананьевна, у каждого пишущего человека свой путь в литературу. У вас на этой дороге больше терний, роз? И что для вас литература – страсть, любимое дело, способ самовыражения?

– Свою первую книгу я написала в пять лет, еще не зная алфавита. Это были загадочные знаки, похожие на басовые и скрипичные ключи; петли, загогулины, рисунки. Я испещрила ими целую общую тетрадь, можно сказать, с упоением, едва успевая записывать приходящие в голову мысли. К сожалению, прочесть ее, кроме меня, никто не мог, разве что с моими комментариями. Я помню, мне очень хотелось передать ощущение счастья. Лето, тепло, деревья, река… Все вокруг дышало, двигалось, сплетались ветки, порхали невиданные бабочки, по утрам затоплял округу звонко-голубой цикорий, а после полудня – отлив, цветы закрывались. И у меня перехватывало горло от невыразимой чудесности мира. И мне хотелось как-то закрепить это чудо. Вот тогда судьба и шепнула мне, что я буду писателем.

Я говорю: судьба. На самом деле я не знаю, кто это был: ангел небесный, луч золотой. Но этот момент в памяти остался, и это одно из самых сокровенных воспоминаний. В тот день я осознала себя писателем. И потому могу сказать с полной уверенностью: так же, как в монастырь уходят, если Бог позовет, вот так же идут и в литературу, когда позовут. Это призвание.

До выхода настоящей книги должно было пройти более двадцати лет.

Это было удивительное время. Поэзия развивается волнообразно, и интерес к ней в обществе то возрастает, то почти сходит на нет. Я убеждена, что именно сейчас, как это ни парадоксально, может быть, звучит, Россия жаждет поэтического слова. Общество наконец доросло до осознания: дальше – пропасть. На общем фоне духовного оскудения, насилия, глупости, злобы сейчас по-настоящему поразить может только слово, несущее любовь и красоту.

Первые годы в Москве после окончания ВЛК, когда я один на один оказалась с проблемами бытовыми, зарабатыванием денег на жизнь, можно обозначить только эпитетом – жуткие. Вокруг я слышала только одно: деньги, деньги, деньги. Я не умела ни приспосабливаться, ни зарабатывать. Окружающие ждали и требовали от меня каких-то героических усилий, действий, но все мои усилия оборачивались пустотой. Я жила в постоянном ужасе, болела. Я впала в страшную депрессию – думала, не выкарабкаюсь. Потом стала ходить в церковь. Так вот по дороге на работу была такая маленькая часовенка, я в нее зайду, постою, и вроде немного полегчает. Иногда я туда прямо бегом бежала, чтобы поскорее стало легче.

Несколько лет я стихов не писала, а потом начала опять писать, от отчаяния, не думая уже не о деньгах, не о славе. Занялась безнадежным делом по принципу «чем занятие безнадежнее – тем охотнее я берусь», потому как поэзия ничуть не способствует так называемой успешности в реальной жизни, скорее наоборот. У меня уже так наболело, что душу буквально на части разрывало. И вот пишу до сих пор.

– Человек читающий активно вытесняется человеком потребляющим – прежде всего зрелище. Уцелеет ли книга в будущем? Или она уйдет в прошлое, станет архаическим предметом вроде лаптей?

– Знаменательно, что древнейшая русская книга из дошедших до нас – Евангелие, она была переведена по заказу новгородского посадника Остромира. Оригинальная русская литература, возникшая примерно в середине XI века, – летописи, «Слово о полку Игореве», «Поучение Мономаха», «Сказание о Борисе и Глебе», жития не были культовыми, богослужебными, но они уже не мыслимы вне христианской традиции и истории.

Только вдумайтесь! Семнадцать столетий из тысячелетней истории русской литературы книга наставляла, вдохновляла, учила. Так, например, жития давали образцы подлинной, христианской жизни, убеждали, что каждый человек может достичь святости. Что же касается художественной литературы, тут иные законы. Естественно, что творчество не сводится к проповеди, но лучшие художники во все времена соотносили свое творчество с христианской традицией. Вспомним Гоголя, Достоевского, Толстого. Думается, пока будут у человека духовные запросы, пока будет он духовной жаждою томим, будут и книги.

Не стоит забывать, что книга – это прежде всего язык. Умрет книга – оскудеет язык. Умрет язык – умрет нация.

– Как менялись ваши читательские предпочтения? Какое чтение вы ищите для себя сегодня?

– Я очень люблю древнерусскую литературу. Первое прикосновение к ней – «Слово о полку Игореве», прочитанное еще в школе. А позднее пришла настоящая любовь. В университете я и диплом писала по «Слову» и памятникам древнерусской литературы XII-XV веков.

У меня каждый раз сердце обмирает, когда я перечитываю «Задонщину». Это произведение написано удивительно кратко, точно и вместе с тем проникновенно.

Там есть строки, от которых мороз идет по коже: «Страшно ведь, брат, было в то время смотреть: лежат трупы христианские, как стоги сена, а Дон-река три дня кровью текла». Всего несколько строк – и потрясающе яркая картина окончания битвы. И полное ощущение, что ты очевидец событий. И такая связь с Природой в этом произведении – не надуманная, обожествленная стихией – Ветра, Солнца, Воды. Все это мне очень близко. И главное – точность каждого слова. Многим современным писателям недостает этой точности. Все размыто, приблизительно.

Вообще чем больше я читаю современных авторов, тем больше тянет перечитывать классику. Возьмешь, например, Бунина, как живой воды напьешься. Я работаю редактором, приходится просматривать большое количество текстов, и в качестве противоядия держу в шкафу по-настоящему хорошие книги.

Я с детства читаю очень много. Уверена: прочитанные книги во многом предопределяют судьбу человека. Некоторые произведения я перечитывала огромное количество раз: например, Достоевского. Помню, один год всю зиму читала роман «Идиот». Прочту и снова начинаю. Оторваться не могла.

Знакомую книгу я могу читать с любого места. Для меня произведение – это река. Главное – найти подход, войти в эту реку и плыть. Может быть, это так для меня потому, что сюжет меня всегда интересовал меньше, чем язык произведения.

Предпочтения, конечно, менялись. В юности Борхеса и Кортасара я ставила гораздо выше советских писателей. Влекло все загадочное, философия, мистика, глубокое проникновение в психологию героев. Потом поняла, что светят они отраженным светом наших классиков, и пыл мой несколько угас.

Если говорить о поэзии, первая прочитанная мной книга – «Сказка о царе Салтане». И Пушкина я полюбила сразу. Но были периоды, когда я как бы от него отходила, чтобы потом вернуться и прочесть новые произведения или переосмыслить уже прочитанное. Что до других поэтов, увлекалась последовательно Лермонтовым, Есениным, поэтами Серебряного века, Бродским, обэриутами, Пастернаком, Набоковым, Павлом Васильевым, Юрием Кузнецовым, Тряпкиным. Стихов вообще читала всегда очень много, но кумиров никогда не было. В последние два года читаю и перечитываю Тютчева, Бунина, Пастернака, Заболоцкого. Особенно близка мне философская лирика Тютчева.

– Есть и такое мнение – зачем писать, все сказано в Библии. В чем вы видите свою задачу как писателя?

– Отчасти я уже ответила на этот вопрос, говоря о будущем книги. Речь должна идти о настоящей литературе, а не о суррогатах, которые, к сожалению, получили из-за коммерческого подхода к литературе широкое распространение. Те, кто именует себя писателями, а на самом деле ржа и пена, те, кто в изобилии сеет на страницах своих произведений нецензурщину, кто воспевает грязь, насилие, думается, люди с очень низким самосознанием. Они забывают одно. Человек ответит за все содеянное. За каждое слово.

В чем я вижу свою задачу как поэта? Поэзия – это подлинная жизнь языка, его цветение, его благоухание. Вот для того чтобы язык не увял, не засох, а продолжал жить и активно развиваться, и существуют поэты и писатели. Конечно, хотелось бы наиболее полно выразить себя и время. Это очень тяжелый, болезненный процесс: говорить о сокровенном. Но, я уверена, стихами растет душа. Нужно работать.

– Писатели, если судить по вашему творчеству, народ грустный. Любите ли вы шутку, юмор? Часто ли окружающая действительность вызывает у вас улыбку?

– Юмор – последняя наша радость в жизни, последнее, что нас спасает. Когда я редактировала в издательстве первое произведение, мне достался женский роман. Сначала хохотала, а потом мне стало грустно, так все было в нем убого. Некоторые фразы из отредактированных мной произведений я помню до сих пор. Вот, например, «он прижал ее к кровати задним правым окороком левой ноги». Или «Охотник выстрелил. Крокодил презрительно хрюкнул и уполз в кусты». Или вот образчик «женской логики»: «У нее были волосы черного, нет, каштанового цвета, нет, бежевого, нет, скорее это был неверный отсвет далекого, очень далекого неяркого апельсина».