Книга – это больше, чем досуг. Диана СЕТТЕРФИЛД

После публикации в США в сентябре 2007 года литературный дебют Дианы Сеттерфилд «Тринадцатая сказка» уверенно занял первое место в списках бестселлеров. У себя на родине, в Англии, книга вошла в шорт-лист «Оскара» британской издательской индустрии, премии «The Galaxy British Book Award 2007». За год было реализовано более двух миллионов экземпляров. Права на «Тринадцатую сказку» проданы в тридцать девять стран мира. По замечаниям литературных критиков, писательский дебют бывшей преподавательницы французского языка из Северного Йоркшира говорит о «возвращении классического английского романа». В нашей стране книга Дианы Сеттерфилд вышла шестидесятитысячным тиражом. На телемосте, организованном издательством «Азбука» и Британским Советом, писательница заметила, что счастлива выходу книги в России.

– Диана, ваш роман написан в жанре неоготики. Как вы классифицируете его сами: как сказку или как неоготическую сказку? Если это сказка, то какое время сейчас переживает жанр сказки? И почему вы обратились к этому жанру?

– Я довольно долго занималась академической карьерой: исследовала французскую литературу ХIХ-ХХ веков. Это была научная, педантичная, скрупулезная работа, от которой можно было в конце концов устать. Захотелось погрузиться в иной мир, мир фантазии. Мир тех книг, которые я читала в подростковом возрасте. К примеру, в атмосферу романов Уилки Коллинза, Шарлотты Бронте и других авторов. Захотелось создать самой что-то подобное. И так совпало, что когда во мне проснулся интерес к данному жанру, то во всем мире возник подобный интерес к жанру сказки в целом.

– Как вы думаете, изменился ли читатель со времен Диккенса, Коллинза, Бронте?

– Чтение как часть досуга человек теперь делит с телевидением, музыкой, театром, интернетом… Но я очень люблю читать и ничего не могу поделать с этим. Если бы мне предложили выбирать между книгой и другими развлечениями, я, конечно же, выбрала бы книгу, хотя, может быть, будущее не за ней. Я думаю, что сегодняшний читатель, безусловно, отличается от читателя Диккенса, Бронте. Прежде всего потому, что у него на чтение меньше времени. В конце ХIХ века не было альтернативы книге. Поэтому романы были толстыми, детальными. Мне кажется, сегодня предпочтительнее короткие романы, поскольку их быстрее можно прочесть. Однако, несмотря на это, я верю, что книга – это больше, чем просто проведение времени, это Вселенная. Книга вечна. Она часть творческого потенциала, дарованного нам космосом. Это будет передаваться из поколения в поколение. Чтение книг стоит над временем и является связующим звеном между поколениями. Литература продолжает оставаться универсальной ценностью. Если история прекрасно написана, созвучна сердцам многих людей, то не важно, когда она написана: в XIX веке или сегодня. Когда читаешь книгу, чувствуешь себя привидением. Ты словно переносишься в другой мир, живешь там вместе с его героями, и этот процесс невидимого присутствия читателя в мире, выдуманном писателем, очень глубокий, таинственный, интимный. Возможно, это самый главный акт, который до сих пор живет в литературе.

– Вы предпочли карьеру писателя карьере преподавателя? Не жалеете?

– Я долго занималась исследованием французской литературы, читала лекции в университетах, и мне это нравилось. Это творческий труд. Но потом пришло осознание того, что, возможно, это не то, чем я бы хотела заниматься. Преподавание не делало меня счастливой. Тем более в детстве мне очень хотелось быть писательницей. Ею я не стала только потому, что предпочла эфемерному стабильное. Однако амбиции сохранились. Конечно, жизнь распорядилась по-своему, однако, как видите, я все-таки вернулась к этому вопросу.

– Годы, потраченные на филологию, не считаете зря утраченными?

– Нет, и тому есть две причины. Первая: я выходец из семьи долгожителей. У нас принято жить до 110-115 лет, и я собираюсь сделать то же самое. Поэтому впереди еще достаточно лет, чтобы написать много замечательных книг. А если серьезно, то лучшей практики, чем чтение, для писателя быть не может. Чем больше ты читаешь, чем больше изучаешь литературу, тем лучше в конце концов пишешь сам. Если бы у меня не было лет, потраченных на английскую, французскую литературу, я бы не смогла написать «Тринадцатую сказку» такой, какой она получилась.

– Есть ли у вас дети и как они отнеслись к вашему творчеству?

– Нет. У меня есть кошка, и к моему творчеству она отнеслась совершенно спокойно.

– Почему вы в своем произведении выбрали тему двойника?

– Этот образ часто используется в литературе, и мне он интересен. Феномен близнецов, когда есть человек, тебе идентичный, и в то же время отличный от тебя, очень привлекателен для изучения. Это один из универсальных ответов на вечные вопросы: кто я, где кончаются границы меня и начинаются границы другого человека, чем я отличаюсь от другого человека?

– В России сказка – это лаконичное произведение, а какова британская сказка? С чем связано возрождение этого жанра в современной Британии?

– Вы намекаете на объем моей книги? Да, это большое произведение. Но вообще мне кажется, что развитие жанра зависит от исторических причин. Раньше все сказки были короткими, потому за неимением письменности они передавались из уст в уста. Были рассказчики, которые ходили из деревни в деревню и повествовали. Конечно, за один вечер восемьсот страниц им было не рассказать, поэтому нужна была сжатая форма. Сегодня сказка может быть рукописной, поэтому появилась возможность ее удлинить, развернуть.

– В вашей истории нет любовной темы, столь популярной в наше время.

– В моей книге речь идет в основном о детях. Они главные персонажи. Их личность, характер еще не до конца сформированы. Детский мир открыт будущему, поэтому интересен вдвойне. О любви можно говорить в уже более зрелом возрасте, и любовь в чем-то получается ограниченной темой. Для меня мир ребенка, еще неопределенный, имеет больший горизонт, большее поле деятельности, чем мир традиционной любовной истории. Хотя в этой книге все-таки есть любовная история, она не явна, и ее просто нужно найти.

– Кто из авторов литературных сказок вам близок?

– У сказок, которые были в моем детстве, не было авторов. Сказки мне рассказывали моя мама, мой папа, другие родственники. Если бы кто-то сказал мне, что у сказок есть автор, я бы не поверила. Они мне казались реальностью. Вообще интересно, что разные культуры, находящиеся за много километров друг от друга, имеют похожие структуры сказок: одинаковые сюжетные ходы, одинаковых героев. Это наводит на мысль, что где-то в глубине человеческой психики есть что-то, какая-то коллективная память, создавшая, запомнившая структуру сказок, а потом ретранслировавшая их.

– Диана, в чем секрет популярности вашей книги в мире?

– Признаюсь, что до сих пор удивляюсь этому. Для меня реакция ожидаемой популярности заключалась в следующем: напишу книгу, ее опубликуют. Когда я поеду как-нибудь в автобусе, то увижу человека, читающего мою книгу. И воскликну мысленно: «Здорово! Это я написала книгу!» Собственно, все. Но выяснилось, что результат превзошел ожидания. Наверное, ключевым моментом успеха любой книги является то, насколько читатель соотносит себя с героями, с событиями. Если случаются совпадения переживаний, то появляется магия. Книга становится другом.

– Каким вы видите своего читателя?

– Когда пишешь книгу, у тебя обычно есть два потенциальных читателя. Ты сам и твоя мама. Может быть, это самые лучшие индикаторы. В своей книге я пыталась передать любовь к книге, к акту чтения, и, надеюсь, мне это удалось. А к кому эта любовь перейдет, стар он или млад, это не важно. Важнее сам акт этой передачи.

– Хотелось бы вам, что ваш персонаж стал столь же популярен, как, скажем, Алиса Льюиса Кэрролла?

– Знаете, отличительной чертой главной героини – Маргарет – является то, что она тихая, незаметная девушка. Ее можно не увидеть в очереди в магазине. Ее сложно запомнить. Конечно, хотелось бы, чтобы она была столь же популярна, сколь и Алиса, но все-таки это другой персонаж.

Санкт-Петербург