Ключ к пониманию терроризма. Роман Достоевского «Преступление и наказание» сто пятьдесят лет спустя

​Задача вторая. У Пушкина в стихотворении «Воспоминание», у Некрасова в «Рыцаре на час», как мы уже знаем, голос совести особенно явственно звучит во время бессонницы, «в часы томительного бденья». Тема эта – жестокой бессонницы, беспощадной памяти, угрызений совести, мучительных дум о прожитой жизни – одна из сквозных в русской литературе. Мы встречаемся с ней и в произведениях Чехова, и в стихах Блока о муках бессонной ночи, когда «вся жизнь, ненужно изжитая, пытала, унижала, жгла…», и в «Черном человеке» Есенина. И только у Раскольникова голос совести звучит не во время бессонницы, а во сне, сне о лошади. Почему именно так?

Продолжение. Начало в №35-38На этот вопрос в тот год правильно ответили 33% писавших. В 2004 году их было 28%. В прошлые годы до того и 37%, и 39%, а один раз даже 57%. Но зачем я даю подобные задания, если заранее знаю, что результаты будут такими? Когда я отвечаю сам, то это воспринимается как должное. Но когда класс слышит, как сложнейшие задачи решают их же одноклассники (правда, фамилий при этом я не называю), это производит сильное впечатление: значит, все-таки можно, значит, все-таки доступно и им. И другое: после поиска, пусть и с неудачами, ошибками, найденная истина становится куда весомее.Было и другое. Порой самые сильные по успеваемости, пятерочники в полугодиях, с заданием не справлялись, а те, у кого в полугодии были тройки, отвечали блистательно. Наверное, полнота и избыточность знаний не всегда благо. Литература, вообще искусство, требует и детской непосредственности, и интуиции, а может быть, наивности.В нескольких ответах было сказано верно: «Именно во сне открывается его сердце и душа освобождается от оков». «Это подсознание, человеческая природа протестуют против убийства». Все верно. Но почему именно во сне?О сне Достоевский сказал как-то: «Сон… Не рассудок, а желание, не голова, а сердце». И Лев Толстой писал, что «наяву можно себя обманывать, но сновидение дает верную оценку той степени, до которой ты достиг». Если говорить о Раскольникове, то во сне теория, ее аргументы, способность спорить, возражать, доказывать спят. А наяву? Наяву вот что происходит:Дуня говорит брату о его преступлении, а он ей отвечает:«- Преступление? Какое преступление? – вскрикнул он вдруг в каком-то внезапном бешенстве, – то, что я убил гадкую, зловредную вошь, старушонку-процентщицу, никому не нужную, которую убить – сорок грехов простят, которая из бедных сок высасывала, и это-то преступление? – Но ведь ты кровь пролил! – в отчаянии вскричала Дуня.- Которую все проливают, – подхватил он чуть не в исступлении, – которая всегда льется и всегда лилась на свете, как водопад, которую льют, как шампанское, и за которую венчают в Капитолии и называют потом благодетелем человечества».И только треть класса в том году верно ответила на этот очень трудный вопрос. Я был огорчен таким результатом. Но треть класса – на такой вопрос!«Во сне нет места разуму, сном нельзя управлять. Именно во сне говорят его сердце и совесть». «Во сне разум не глушит чувства вины, а в жизни разум активен». «Во сне говорило его сердце, забив голос разума». «Во сне разум отключается и торжествует голос совести». «Вместе с Раскольниковым засыпает и его рационализм». «Совесть приходит к нему во время сна, когда он ни о чем не думает. И потом без помех терзает душу Раскольникова. В жизни он может найти себе оправдание, а во сне он не думает, там нет места рассудку».Читаю и сочинения из моего запаса работ прошлых лет:«Когда Раскольников бодрствует, то в нем говорит человек арифметики, холодных расчетов. Но когда он засыпает, то в нем пробуждается другой человек, человек совести, который говорит ему, что не надо совершать преступление».«Только в этих снах Раскольникову открывается истина. Разум спит, и только в этот момент с Раскольниковым, заблуждающимся и запутавшимся, говорит Бог».Вы можете сказать, что я веду своих учеников по трудному, тяжелому пути. Ерунда. Самое трудное для ученика в школе часами, днями, неделями, месяцами, годами жевать жвачку, не требующую напряжения даже одной мозговой извилины. Готовить эту жвачку на уроках, на курсах, у репетиторов, чтобы потом отрыгнуть на экзамене и забыть после экзамена. И нет ничего интереснее, заманчивее, чем идти дорогой поиска, размышления, анализа, исследования. Тем более когда тебя за неудачи на этом пути не бьют по голове отметками и баллами. Не получилось? Ничего страшного. Пойдет дальше.Так вот пойдем дальше. И вот еще одна задача. Через четыре страницы после рассказа о сне о лошади Раскольников вспоминает разговор, который он случайно подслушал в трактире, – разговор студента и офицера. Между этими эпизодами в романе четыре страницы, но сам разговор в трактире был полтора месяца назад. Почему это нарушение понадобилось писателю? Или, может быть, почему именно в тот день, когда приснился ему этот сон, Раскольников после сна вспоминает и об этом разговоре в трактире?Отвечая, десятиклассники идут в верном направлении. Мне лишь остается обобщить их высказывания. Раскольников лихорадочно ищет контраргументы сну. Поэтому и вспоминает в тот же день разговор в трактире. Ведь в нем оправдание совести: «…не загладится ли одно крошечное преступленьице тысячами добрых дел? За одну жизнь – тысячи жизней, спасенных от гниения». И вновь возникает знакомое уже нам слово «арифметика». Но звучит оно уже по-другому. «Одна смерть и сто жизней взамен – да ведь это арифметика!» Там, после сна, арифметика терпела, казалось бы, поражение. Здесь же она побеждает и открывает путь к убийству, ведь благословляет совесть: во имя спасенных жизней же!Один из самых трудных вопросов по роману: Раскольников собирается убить Алену Ивановну, но убил и Лизавету. Не спрашиваю, почему. Это ясно. Но зачем Достоевский подвел Лизавету под топор Раскольникова? Тем более что в черновике романа она к тому же и беременна.В одном из классов никто не смог ответить на этот вопрос. Или говорят: чтобы сделать преступление Раскольникова более тяжелым. Во втором классе такая же картина. И лишь в третьем классе одна из учениц увидела самое главное: «Он думал, что после одного преступления пойдут тысячи добрых дел. И вот вся эта арифметика рушится. За преступлением идут не добрые дела, а еще одно преступление».По теории, по арифметике «необыкновенный человек» «сам имеет право разрешить своей совести перешагнуть… через иные препятствия, и единственно в том только случае, если исполнение его идеи (иногда спасительной, может быть, для всего человечества) того потребует». «Одна жизнь и сто жизней взамен». Не получилось. Логика романа, логика жизни рушит логику теории, логику арифметики.За Аленой Ивановной – Лизавета. А тут стучатся в дверь – Раскольников стоял и сжимал топор. Вломились бы – сами понимаете, что было бы. А потом будут жертва Миколки, который решил взять грех на себя, пострадать, и сумасшествие и смерть матери Раскольникова. Лет тридцать назад я назвал все это «цепной реакцией» «крови по совести». Но сама формулировка эта меня все же смущала. А вот сейчас в книге Бориса Тихомирова, в его комментарии к «Преступлению и наказанию», я прочел о цепной реакции, которая привела Раскольникова к преступлению.Это не конструкция романа, это неизбежная логика убийства, террора. Сначала конкретные адреса и конкретные цели. Но с самого начала все чаще вот так, адресно, и не получалось:- когда Степан Халтурин устроил взрыв под малой столовой в Зимнем дворце, то погибли одиннадцать и были ранены пятьдесят шесть солдат лейб-гвардии Финляндского полка, несших караул во дворце;- взрыв бомбы в парижской Гранд-опера, имевший целью убить Наполеона III, привел к гибели чуть ли не сотни человек;- взрыв в доме Столыпина стал причиной смерти десяти человек, в том числе двух крошечных детей (дело было в субботу, когда премьер принимал посетителей, некоторые приходили с детьми). Сам Столыпин в тот раз остался жив, но искалечена его четырнадцатилетняя дочь…А потом, потом самые обычные мирные люди – старики, женщины, дети – стали главной целью. Башни-близнецы, Беслан, летний детский лагерь на острове в Норвегии, Брюссель, Париж, Ницца («О, этот Юг, о, эта Ницца!.. // О как их блеск меня тревожит! // Жизнь, как подстреленная птица, // Подняться хочет и – не может». Тютчев, 1864 год. В 1865 году Достоевский пишет из Висбадена редактору «Русского вестника» Каткову и предлагает сюжет романа – «психологический отчет об одном преступлении». А в середине декабря 1865 года отсылает в Москву первую часть «Преступления и наказания» с историей преступления Раскольникова), торговый центр в Мюнхене. Сколько раз я сам недалеко от нашей школы проходил то место рядом с метро «Рижская», где погибли люди во время террористического взрыва…Итак, пишем в тетради: «цепная реакция» «крови по совести»: Алена Ивановна – Лизавета (в черновике беременность Лизаветы) – стучат в дверь, Раскольников «стоял и сжимал топор» – Миколка – сумасшествие и смерть матери… А теперь поставим многоточие. Ведь все, что мы записали, происходит на наших глазах, сегодня. Но писатель экстраполирует (в словаре: «метод научного исследования, заключающийся в распространении выводов, полученных из наблюдений над одной частью явления, на другую его часть») увиденное им на будущее.Читаю полностью весь текст, в котором описано содержание снов, которые на каторге преследуют Раскольникова, когда он лежит в больнице. Сейчас только пунктиром.«Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве… Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей… никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные… Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем в одном и заключается истина… Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Начались пожары, начался голод. Все и всё погибало».Но откуда пришла эта моровая язва, по сути, конец всей человеческой жизни? В чем ее причина? Где источники? Молчание классов. И потом отдельные, не очень уверенные реплики: «В Раскольникове», «Да это же от теории Раскольникова», «Там, в этом сне, все Раскольниковы», «Там каждому дано решать, кому жить, кому умирать».Совершенно верно. Вот, по мысли Достоевского, к чему ведут и к чему приведут человечество те идеи, гибельность которых так прозорливо увидел Порфирий Петрович: «Еще хорошо, что вы старушонку только убили. А выдумай вы другую теорию, так, пожалуй, и еще в сто миллионов раз безобразное дело бы сделали!» Никогда не забуду, как однажды именно в этом самом месте одна ученица воскликнула: «Как! Из-за одной поганой старухи конец света!» Да, в романе именно про это и сказано: только начни, только начни…