На чтение: ≈ 12 мин.И мы решили отойти от привычных канонов – дать вам возможность услышать голоса. И тех, кто говорил “вживую”, и тех, о ком книга. Получился диалог.
Андрей Гончаров: Была у меня одна давняя книжка. Сейчас с ней можно сделать только одно: сжечь. От всей книжки оставил бы лишь название. Так стоит ли опять предпринимать подобную попытку, стоит ли множить то, что, как сказал чеховский дядя Ваня, “умным давно уже известно, а для глупых неинтересно”? Честно говоря, сомневаюсь, и очень сомневаюсь. Единственным оправданием могут быть пересмотр собственных позиций и откровенная демонстрация этого пересмотра, этого невеселого опыта коллегам, ученикам. Может быть, это пригодится.
Григорий Горин: Новую книгу Андрея Александровича стал читать только вчера, читал с интересом и немного волновался, а когда где-то на 150-й странице нашел упоминание о себе – счастливый уснул.
Гончарова я вообще раньше услышал, чем увидел. Я был еще студентом, шел по Спартаковской и слышу громкий крик. Это Гончаров кричал на актеров. Я бы упал в обморок сразу, а они не только не падали, они как-то к этому спокойно относились, и он также… Я это почему говорю: читая книгу, я услышал голос молодого Гончарова и вдруг понял, что он в этот раз кричит на себя, на свою первую страницу. Он с собой не согласен, он вступает с собой в спор. Это его особое качество, которое сначала меня пугало, а потом примирило и даже как-то радует, поскольку это уже часть его театра. Еще я подумал, что Гончаров – это большой коллективный портрет. Гончаров и его ученики.
Вера Максимова: Читала эту книгу и как театровед. Очень хитро сделана – мне она представляется “гнездом Ярославовым” – там очень много портретов людей, с которыми Гончаров работал и работает… Это как бы энергия накопления, энергия преемственности и продолжения линии… Что такое большая биография театра: пока оставался последний актер Мейерхольда – продолжался Мейерхольд. Пока остается последний актер Охлопкова – значит, он здесь.
Леонид Хейфец: Гончаров – понятие емкое, буйное. Для многих агрессивное, для многих – совершенно неперевариваемое. Для многих – восторженное, страшно будоражащее, многолетнее. Эта книга как будто бы подтверждает то, что мы знаем, что вкладываем в это понятие – А.А.Гончаров. Каждая страница – или утверждение или полемика… Так или иначе, огромное небезразличие к ежедневному нашему существованию, и театра вообще. Я здесь говорю от той части гостей, которые встречаются с Андреем Александровичем по большей части в ГИТИСе. На кафедрах, на выступлениях. Поразило: в книге очень много прежде для меня неведомой горечи. Книга пронизана печалью. Это неожиданно потому, что Гончаров – это утверждение. Гончаров – это как будто бы оптимизм существования. Так вот, для меня эти страницы чрезвычайно дороги.
Вот и Леонид Ефимович Хейфец заговорил. Молчал, молчал, да и включился в разговор. Ученик А.Д.Попова и М.О.Кнебель, он свой творческий путь начал с невероятного успеха. Его постановка “Смерть Иоанна Грозного” в ЦТСА до сих пор остается большим событием в русском театре. Ученик уверенно “переплюнул” своего учителя, который жестоко страдал от огромных размеров сценической площадки армейского театра. Этот “аэродром” всегда был помехой для артиста. А в данном случае молодой режиссер сумел сделать плюсом соотношение громадного пространства с крошечными людьми, засевшими в Кремле. Для эпохи уходящего “культа личности” это решение несло в себе сильнейший заряд образной правды. Успех дебюта не был случайностью: со студенческой скамьи Леонида Ефимовича отличали въедливость и серьезность.
Из книги А.Гончарова “Мои театральные пристрастия”
Владимир Андреев: Из орбиты внимания учителя я выпадал, но никогда с учителем не расставался. Удивительный художник и удивительно сильный человек остается моим учителем и сегодня – это большая радость.
“А вообще, кто такой – ученик? Кого можно считать учеником, а кого – нет?
На мой взгляд, учить теоретически, симпатизировать, администрировать, принимать творческое участие в его судьбе – все это основания, далеко не достаточные для того, чтобы считать человека твоим учеником. Я определяю ученика по тому, что мне удалось с ним сделать. Кто-то сказал очень хорошо: “Учитель – это человек, которого можно даже забыть, но сделать что-либо вопреки которому – нельзя”. Только в России одних главных режиссеров драматических театров, в ком узнаю свою генетику, насчитал семнадцать человек”.
Андрей Гончаров: Кстати сказать, когда я писал о книге, которую хотел бы скупить и сжечь – это не “Режиссерские тетради”, а эта первая книга, когда увлеченный молодой человек захотел все подчинить позиции, которую занимал наш великий Станиславский. Это называлось методом физических действий. Но я уж так поверил в этот метод и так долго практиковал в этой области…
В 98-м году Константин Сергеевич сказал, что самое главное в нашем искусстве – искренность. Если говорить о методологии, то в новой книге есть искреннее желание заглянуть в завтра, именно в завтра. Я много ездил и много видел- ничего дороже национальной русской школы театрального искусства нет. Сегодня очень немногие могут похвастаться национальным театром своей страны. Не надо забывать, что в основе его лежат русское слово и русская культура. Через практику работы с учениками мы попытались эти положения запечатлеть.
Когда я возглавил Театр имени Вл.Маяковского, то пригласил Леонова в труппу…
Евгений Леонов – великий русский комик. Что такое русский комик? Это обязательно, непременно еще и трагик, обязательно должны быть драматическая слеза, интонация трагедии. Помню, как Андрей Михайлович Лобанов увещевал одного известного комического актера: “Пора, дорогой мой, взяться за чувство, сострадать пора. Иначе ты не русский комик, а итальянец Живокини”. Он этим отнюдь не хотел обидеть итальянский театр, просто хорошо понимал природу театра русского – сердечную, одухотворенную, сострадательную. Женя Леонов был плоть от плоти дитя русской сцены. Последнее время, мне казалось, он даже внешне стал похож на Щепкина.
Виталий Вульф: Я многого не знал. Об очень трудном начале, об этой очень сложной жизни. Андрею Александровичу было 50 (противная цифра), когда он пришел в Театр имени Маяковского. А прошел очень много театров и много нахлебался. Никакой озлобленности в книге, он нигде не касается тех шрамов, которые, естественно, у каждого остаются. Потому что слова ничего не значат. В нашем жестоком, жестком, недружелюбном, поверхностном, внешне помпезном театральном мире выжить очень трудно. Гончаров не только выжил, он оказался верным своим кумирам юности. Он поразительно сохраняет память в деталях. Так пронзительно написано о Завадском, потому что Юрий Александрович брал на себя такой имидж – поверхностного человека, всегда скрывал свои драмы. Только после смерти стало известно, что он сидел в тюрьме в 1931 году и этого никогда не забывал.
В этой книге очень большой смысл. Смысл не только вспомнить прошлое, но и объяснить природу таланта. А талант мстит всегда очень тяжело. Смысл объяснить, почему, прожив такую большую жизнь, он помнит о матери, которая осталась для него святым человеком. Потому что она понимала его и подтолкнула к той театральной карьере, которая определила книгу “Мои театральные пристрастия”.
С годами, подводя итоги, все сильнее хочется спорить с самим собой. Необходимость этого конфликта диктуется, по-моему, быстротекущим временем, которое обгоняет все устремления нашего несовершенного искусства. Время демонстрирует абсолютно иные, чем были незыблемыми вчера, принципы; время же заставляет совершенно иначе взглянуть на то, что было раньше мною написано, сказано в “Режиссерских тетрадях”. Перечитываешь самого себя и думаешь о том, каким же образом время тебя обгоняет. И хочется прокомментировать ощущение творческого процесса, который еще двадцать лет назад казался безупречно талантливым…
И тут я начинаю думать, что, может быть, нынешнему зрителю нужен больше всего новый, общедоступный театр. Театр, который не занимается переводом правды на эзопов язык, на сцене которого не надо разгадывать кроссвордов и расшифровывать шарад. Театр, где возродится еще одна бесспорная традиция российской сцены – непосредственность восприятия.
Но для такого театра нужна и иная актерская школа.
Татьяна МАТВЕЕВА,
Елена КОМАРОВА,
Дмитрий ДАВЫДОВ (фото)
P.S.
12 июня, в День независимости страны, А.Гончарову присуждена Государственная премия РФ “За развитие принципов русской театральной школы, теории и практики современного театрального искусства”.
Выбор читателей
Комментарии