Казарма или храм?

В казачьем краю рождается новая цивилизация

оселок Текос под Геленджиком. Ничем не примечатель ные домики – поленницы во дворах, примулы у обочины. От главной улицы – естественно, имени Ленина – в гору карабкается каменистая дорога. Поднимается, и перед глазами возникает сказочный городок: дома-теремки с крышами-шат рами. По синему полю крыш разбросаны звезды…

Всю эту красоту перекрывает пресловутый шлагбаум, о котором часто пишут журналисты. Ребята в камуфляже подробно выспрашива ют: кто? к кому? по какому вопросу?

Ждем. Ожидание и вызываемое им раздражение – дополнительный козырь сторонников теории «Щетинин-сектант». Впрочем, приди мы в любое другое образовательное заведение – детский сад, пионерский (в прошлом) лагерь, школу, выспрашивали бы так же.

Когда я приезжала сюда в прошлый раз, два года назад, здесь еще вовсю шла стройка. Сегодня новенькие домики, расписанные изнутри и снаружи от пола до потолка, заполнены щетининским народом. Народ в возрасте от пяти до двадцати пяти передвигается преимущественно бегом, одет скромно, но аккуратно и удобно, и непременно здоровается со всеми встречными. Сколько раз видят друг друга, столько и здороваются. «Здравствуйте!» – ежеминутно звенит над этим поселением бодрящее, жизнеутверждающее слово. Друг к другу обращаются по имени-отчеству, независимо от возраста. Мини-юбок на девушках нет, как нет на их лицах и косметики. Впрочем, серьги и цепочки носят. Девушки чаще всего по-славянски круглолицы и румяны, на лицах – сосредоточенность.

– Вы почему бегаете все время? – уцепила я одного мальчишку.

– Дел много. Много надо успеть.

Дел у народа действительно много. Ранний подъем (в 6-7 утра, иногда и в 5). Встреча зари. Завтрак. Погружение (слово «уроки» здесь не употребляют). Обед. Занятия – народная хореография, рисование, история музыки, рукопашный бой, ансамблевое пение и т.д. Работа – стройка, сельский труд, дежурство на кухне (готовят все сами, включая хлеб), уборка… Живут в комнатах по 6-8-10 и более человек, но чистота везде почти идеальная, кто-то все время моет по-деревенски тщательно деревянные узорчатые полы… Потом ужин. Ранний отбой…

Телевизор практически не смотрят, газет не читают. И некогда, и незачем. Есть политинформаторы, которые, смотря TВ и читая газеты, потом рассказывают главное. Есть кинозал, где показывают «хорошее кино» – то, которое просмотрели заранее и в котором, по мнению комиссии, нет пошлости, скабрезнос ти и прочего неприличия.

Вот так и живут. Как колхоз (имея в виду, что хозяйство почти натуральное). Как коммуна – один за всех и все за одного. Как интернат – родители далеко, но все же приезжают. 350 человек из самых разных уголков России, и не только от Якутии до Белоруссии, но также, по словам Щетинина, из Испании, Греции, Канады, Германии…

Все это называется Государственный общеобразовательный лицей-интернат комплексного формирования личности детей и подростков. Или в авторской редакции – Русская Родовая школа.

Впрочем, сюда доходят и письма с более простым адресом: Текос, Щетинину.

Михаил Щетинин стал известен в конце семидесятых. С 1979 года он руководит программой «Школа-ХХI». Сегодня Щетинин – заслуженный учитель России, академик, лауреат премии Ленинского комсомола, обладатель медали «За трудовую доблесть» (хотя представление было на орден Ленина). Он работал на Белгородчи не в поселке Ясные Зори, на Украине в селе Зыбкове. И везде пытался доказать необходимость целостного развития ребенка, создавая союз школы, учебно-производственного комбината, центра эстетического и технического воспитания. Уже тогда статьи о нем назывались так: «Новаторство или прожектерство?», «Не закрыть, а продолжить». Уже тогда пытались разобраться – в чем суть щетининского метода? О нем много писали, особенно в 80-е, он даже как-то был героем телевечера в Останкино. Его любила «Комсомолка», снимал очень популярный тогда «Двенадцатый этаж»… Его поддержал Горбачев, а ЦК КПСС ставил палки в колеса, закрывал школы, рассыпали набор книги, поставив ультиматум: или школа, или книга. Конечно, Щетинин выбрал школу… Он ездил по стране с очень популярными выступлениями о модели своей школы, а школу у него отобрали.

Именно в этот момент, 12 лет назад, его пригласили на Кубань. Щетинин начал работать в станице Азовской Северского района.

Перестройку он начал до перестройки. Завели подсобное хозяйство, пасеку. Купили коров, лошадей, заложили ореховую рощу, начали строительство, купили КамАЗ, автобус. Реконструировали школу. Все получалось. Прошел даже слух, что Щетинин – родственник Ельцина…

Коллективная психология – удивительная вещь. Страсти, бурлящие в коллективе, где люди соединены лишь работой, часто оказываются посильнее, чем шекспировские, где и дел всего-то – одна любовь… Словом, Азовскую постигла участь МХАТа и Таганки. Коллектив раскололся. Потом разделился. Щетинин с частью детей и педагогов ушел в совхозные мастерские. Потом они там же открыли экспериментальный общепедагогический факультет Шуйского пединститута. В Азовской стало тесно. Эксперимент требовал развития. Надо было трудоустраи вать выпускников института. Щетинин и его последователи переехали в Текос. Школе передали казарму, которую и начали реконструиро вать. В 1993 году сюда въехали 18 студентов. И все началось сначала…

Владимиру из Воронежа на вид чуть больше двадцати. В Текосе он со дня основания лицея. Сейчас заканчивает третий вуз: после истфака и социальной педагогики осваивает инженерно-строительную специальность.

– Зачем? – ужасаюсь я этому вечному студенчеству.

– Интересно! И потом, чтобы учить других, надо многое уметь самому.

Учиться, обучая, – один из основных принципов педагогики Щетинина. Приезжая сюда, ученик погружается в один предмет, причем не обязательно любимый. Освоив тонкости, например химии, он уже погружает в нее других, сам при этом переключаясь на литературу. То, что тебе придется учить других, подстегивает: мотивация к учебе возрастает многократно.

– В школе я училась хорошо, но не все понимала, – говорит Люба из Ростова. – Здесь все системно. Осмысленно.

Преподаватели, кстати, тоже ходят друг к другу. Поэтому здесь не классы и не параллели, а научно-педагогически-производственные объединения. И большая часть педагогического коллектива – выпускники школы Щетинина.

Когда я вернулась из Текоса, основными вопросами коллег и знакомых были: «Какие там дети? Забитые или раскованные? Образован ные или зацикленные?»

Дети здесь чистые. Не пьют, не курят, не ругаются. Головы их не забиты ни рекламой, ни клипами. Они не смогут обсудить достоинства прокладок, но отлично строят дома. С другой стороны, они не очень знакомы с Дюма и Вольтером, зато прекрасно знают Пушкина и Тютчева…

Учеба, труд – времени на безделицу и дурь не остается. С одной стороны, это хорошо – ни вредных привычек, ни тоски. С другой… Постоянная жизнь на виду, в коллективе, без автономного, индивидуаль ного пространства, по-моему, и дает ощущение некоего сходства, одинаковости детей. Каждый день есть то, что тебе дают, читать тоже то, что дают, делать то, чего от тебя ждут, – не убивает ли эта обобществленная радость жизни глубину индивидуальности?

Впрочем… Наверное, я бы у Щетинина долго жить не смогла – мне не хватило бы городского комфорта и частого уединения. Кому-то – дискотек, кафе, телевизора, друзей, родителей, гулянья или чего-то еще. Однако для многих детей именно школа Щетинина – единственно возможный способ обучения и развития. А может, и жизни.

Мне рассказывали здесь о детях из семей наркоманов и, наоборот, о пресытившихся жизнью отпрысках «новых русских». О тех, кто не потянул обычную школу, и о тех, кому в ней было просто скучно. Все они нашли себя в Текосе. Выздоровели. Ожили. Психологически окрепли.

Здесь никому ничего не навязывают – детей привозят сюда сами родители. Однажды Щетинин обронил: «Одно дело сказать «люблю», совсем другое – любить».

По-моему, у него, как в хорошей семье, главный принцип – любовь к детям. Думаю, его самого в детстве очень любили. Когда мы ходили по его владениям, он знакомил меня с ребятами, не только представляя по имени-отчеству, как здесь принято, но и рассказывая, из какого города человек, из какой семьи.

Конечно, главное в школе Щетинина – сам Щетинин. Его мощная личность притягивает к нему единомышленников и порождает противников. Он мало кого оставляет равнодушным. В нем удивительно сочетаются искренность и пафосность, талант и «нахватанность», религиозность и светскость. Он сам создает миф по имени Щетинин – одновременно умело и бессознательно. Его воздействие на соратников и учеников равносильно гипнозу, его слово здесь никогда не подвергает ся сомнению. В Текосе он авторитет, гуру, учитель. За пределами этого райского уголка, где по дорожкам гуляют дрозды, а в дома заходят еноты, клокочет, бушует, раскалывается мир. Мир, как океан в повести Лема, смешивая грязь с чистотой, пытается переварить Щетинина. Или хотя бы объяснить и разложить по полочкам. Щетинин не раскладывается. К нему не приклеиваются ярлыки. Он, как художник, пишет картину своего мира. Картина еще не написана, а мы уже спешим ее судить. Он ставит эксперимент – на школе, на детях, на себе. Это нелегкий эксперимент. Его цель почти крамольна – доказать, что школа может строиться на любви к ребенку.

Получится ли?

Наталья ТОВАНЧЕВА

Текос – Краснодар