Карта жизни. Шалве АМОНАШВИЛИ – 75

Он родился 8 марта. В тот день судьба впервые подмигнула ему. Еще не улыбнулась, а лишь тихонько порадовалась собственной шутке: грузинский джигит, появившийся на свет в Международный женский день, – это что-то да значит. Много позже, попав в женский мир под названием Школа, Шалва Амонашвили по достоинству оценил замысел Провидения. Именно женщины всегда были его самыми верными друзьями, главными защитниками, последователями… Завтра у Шалвы Александровича юбилей. 75 лет для горца – не возраст. А для нашего героя и подавно. Впереди еще слишком много дел.

Перечислять все его звания и регалии абсолютно бессмысленно. Для тысячи сподвижников и учеников по всему бывшему Советскому Союзу, поверивших однажды в идеи гуманной педагогики, а нынче не представляющих, как можно работать иначе, они не имеют никакого значения. Учитель – это уже звание, легендам не нужны регалии, чтобы остаться в истории.

Однажды благодарные слушатели подарили ему волшебную карту. Побежит по проводам ток, и среди гор, равнин, лесов России и республик-соседок зажгутся 140 алых огоньков – городов, где открыты Лаборатории гуманной педагогики. Это карта его жизни, ради этих огней он боролся, изобретал и старался никогда не сдаваться. Насколько, конечно, сил хватало. С ним тоже боролись, но противникам, как правило, не хватало главного оружия – терпения и святой уверенности в истинности однажды выбранного пути.

Кто-то по памяти цитирует его работы целыми главами, другим достаточно того, что он новатор, изобретатель и первооткрыватель, учитель, отказавшийся однажды от отметок в начальной школе, знаток детской, а значит, и человеческой души. Имя Шалвы Амонашвили известно даже людям, далеким от педагогики. Но слушателей, приезжающих на его семинары и международные чтения, помимо вопросов сугубо профессиональных, отчего-то очень интересуют самые простые, житейские вещи: как Мастер воспитывал собственных детей, срабатывает ли гуманная педагогика в домашних условиях и пользуются ли этими рецептами в его семье. Что думает он о сегодняшней жизни, о мире в нас и о нас в мире. В канун замечательного юбилея позволим себе ненадолго, насколько это, конечно, вообще возможно, отвлечься от большой науки и, если хозяин не против, заглянем к Шалве Александровичу в гости.

…Чади – это такие грузинские лепешки из кукурузной муки. Валерия Гивиевна Ниорадзе, лучший друг, главный сподвижник и просто любимая женщина Мастера, готовит их так, что при всем желании соблюсти приличия вы будете есть до тех пор, пока в тарелке уже ни крошки не останется. Серьезный ученый и знаменитый педагог, Валерия Гивиевна еще и душа этого большого гостеприимного дома. Очень грузинского дома, несмотря на то, что расположен он в самом центре Москвы.

– Если бы меня увезли из Грузии сразу после рождения, наверное, и я, и мой дом были бы совсем другими, – объясняет Шалва Александрович. – Но я в Москве чуть больше десяти лет, и, естественно, родная культура, тот знакомый мне с детства жизненный уклад всегда со мной. Очень люблю Россию, но как расстаться с родиной? Мой Руставели, мой Алаверди, мой Цинандали, мой Кавказ. Где бы я ни был – в Москве, в Магадане, в Благовещенске или Сургуте – поверьте, я действительно объехал всю страну, – Грузия всегда со мной. И даже от акцента уже, наверное, поздно избавляться. Дома мы тоже говорим по-грузински, но и дети мои, и внуки, естественно, прекрасно знают и русский, и английский. Но внуки не должны забывать, что прежде всего они все-таки грузины. Каждый год на все лето мы уезжаем в Кахетию, там в моей родной горной деревне у нас свой дом. И слушаем музыку, и чувствуем дыхание гор, и впитываем запах распаханной под виноградники земли, и от этого становимся еще чуточку богаче.

Шалва Александрович утверждает, что оба начала – и врожденное грузинское, и приобретенное со временем русское, – уживаются в нем легко и любовно. Горские стойкость, неугомонность, темп и скорость перекликаются со славянской уравновешенностью и душевным простором. И, конечно же, его, как доброго сына двух народов и просто порядочного человека, не может не волновать то, что происходит нынче между нашими странами.

– Этот непонятный, никчемный конфликт – моя боль. Но мы же все прекрасно понимаем, что политика – это политика, а народ – это народ. Грузины, уверяю вас, остались такими же, какими были века назад. Их ценности мало изменились. Мы очень дорожим своими устоями, законами отцов. Гостеприимство, вера, любовь к земле и почтение к старшим живы, никуда не ушли. Если отправитесь в Тбилиси и пройдетесь по проспекту Руставели, не сомневайтесь, вы не почувствуете и тени неприязни. Это могут подтвердить мои друзья из Москвы, из Прибалтики, которые постоянно приезжают к нам в гости.

Можно обрубить экономические связи. Будет тяжело, но выстоять удастся. Рвать связи духовные – это нестерпимая боль, и последствия непредсказуемы.

Пропаганда, визовый режим, границы… Я только одного боюсь – пройдет лет пятнадцать, и встанет на ноги новое поколение с нещадно покалеченными взглядами. И сейчас все для этого делается. Политики стремятся к Западу, не обращая внимания на свой народ, история Евросоюза для них важнее истории Грузии. Но если забудется, угаснет моя история, чем я буду гордиться, что принесу за общий стол культуры, чем порадую вас – своих добрых друзей и соседей? Разве гордость – это пустой звук и ею можно вот так легко жертвовать во имя каких-то сомнительных инородных ценностей?

У Шалвы Александровича двое взрослых детей и трое внуков. Сын Паата живет в Тбилиси, пишет книги, основал Лигу защиты прав детей. Дочь Нина – в Москве с отцом.

«Если вы когда-нибудь встретитесь с моими детьми, то сразу узнаете их – они очень хорошие люди», – что может быть сильнее и красивее родительской гордости? В этом доме нет ни крика, ни наказаний, ни зависти. Шалва Александрович действительно советует своим ученикам лишь то, что удалось однажды ему самому, ведь святыми не рождаются. И любви можно научиться.

– Избавиться от злобы, ненависти, зависти – большой труд. Я сам прошел через это и знаю, о чем говорю. Но стоит победить в себе хоть одну слабость, и жизнь обретет смысл. Не все возвращаются с моих семинаров по-настоящему гуманными педагогами, но если они стали чуточку мягче, добрее, перестали сквернословить и унижать – мне этого уже вполне достаточно.

Один случай из рассказанных Мастером поразил меня больше всего. История стара как мир: сын нагрубил матери и довел ее до слез. Что делать отцу? Ответ очевиден: наказать, покарать, пресечь, чтобы впредь неповадно было. Но ведь гуманная педагогика учит вести от радости к радости, а не от горя к горю. Выход подсказало сердце.

– Я не стал кричать на сына, требовать, чтобы он немедленно извинился. Я вообще ничего не сказал тогда. Прошла неделя. Все улеглось, Паата помирился с матерью, и казалось, ссора эта уже навсегда ушла в прошлое. И вот я позвал сына прогуляться в парк, мол, у меня к тебе мужской разговор. Всю дорогу мы молчали, это хороший ход. Молчание – вообще великая педагогическая сила, она куда мощнее крика, потому что заставляет задуматься. Наконец я говорю: «Сынок, мне нужен твой совет. Много лет назад я полюбил одну девушку и обещал ей, что если она согласится выйти за меня замуж, я никому и никогда не дам ее в обиду. И как мне быть, если мою самую любимую женщину оскорбил мой же собственный сын?» Он очень долго молчал, а потом прошептал: «Накажи меня». «Нет, – отвечаю, – зачем мне тебя наказывать? Но предлагаю договор: давай в нашей семье будет двое мужчин, помоги мне защищать женщин – маму, бабушку, сестренку…» Кто бы мог подумать, что этот мужской разговор спасет меня через много лет.

Министр образования Грузии объявляет нашу маленькую научно-исследовательскую группу носителем буржуазной педагогики, велит закрыть экспериментальные классы, а учителей разогнать. У меня опустились руки, сил на борьбу уже не было. И я решил сдаться на милость победителя, сделать все, как он хочет. Жена возмутилась: ты не можешь бросить школу, детей, они же верят тебе, а кто защитит учителей, ведь работать по старинке они уже больше никогда не смогут. Я хлопнул дверью, заперся у себя, заявив, что сил моих больше нет и как решил, так и будет. И тут случилось чудо. «У меня к тебе мужской разговор, – сказал Паата. – Ты уходишь из школы, а как я объясню своим друзьям, почему отец бросает нас. Разве ты из пугливых? И, пожалуйста, извинись перед мамой». Ну что тут скажешь? Пришлось стиснуть зубы и ринуться в бой. Не тот генерал, кто ведет армию, а тот, кто властвует собой. Мы начали писать письма в «Правду», в ЦК, и Россия в который раз пришла к нам на помощь. Эксперимент возобновили…

Одним из самых счастливых мгновений жизни Шалва Александрович считает день рождения сына. «Я не шел по улице – летел и не понимал, отчего все вокруг такое же, как было вчера. Отчего фонтаны не бьют из-под земли, а солнце светит все так же ровно и бесстрастно. Ведь только что в мире случилось величайшее из чудес, в него пришел мой первенец». И очень жалел, спешащих мимо людей: ведь они не чувствуют того, что испытываю сейчас я.

…Мастер перебирает свои воспоминания, как бесценные сокровища. Первые озарения, открытия, встречи новаторов и торжество дорогих сердцу идей. Первые книги «Антологии гуманной педагогики», первые выписки из бессмертных классиков, собственные сказки – нежные и щемящие. Воспоминаний много, и уложить их нужно аккуратно, чтобы осталось место будущему. Впереди еще слишком много дел…