Карен ШАХНАЗАРОВ:

Человек-легенда. Так без ложной скромности можно сказать о нашем сегодняшнем герое. Он известен в России и мире не только как режиссер, но и как руководитель ведущей отечественной киностудии. За его плечами около двух десятков кинокартин, 20 лет работы директором «Мосфильма», участие во многих международных кинофестивалях. Он был доверенным лицом Владимира Путина, членом Общественной палаты, а телезрителям знаком как участник политических ток-шоу со своей особой точкой зрения на многие международные процессы. О том, каково это – быть творцом, организатором кинопроизводства, патриотом и активным гражданином своей страны, Карен Шахназаров рассказал в эксклюзивном интервью «Учительской газете».

– Недавно состоялся Венецианский кинофестиваль. Какие картины на вас произвели впечатление? Что было показано от России?
– От России была показана «Калина красная» Василия Шукшина. Картина, отреставрированная специалистами «Мосфильма», вошла в ретроспективную программу «Венецианская классика», которая является частью основного конкурса. Для нас это важное событие. В программе участвуют крупнейшие студии мира, которые представляют отреставрированные картины известных мастеров кино. Конкурс в данном случае – прекрасная возможность продемонстрировать технологические возможности, реставрация – дело непростое. Происходит серьезный отбор, на подобные фестивали довольно сложно попасть. Само участие уже престижно.
Мы в пятый раз участвуем в «Классике», в 2017‑м взяли Гран-при за реставрацию фильма «Иди и смотри» Элема Климова. В этот раз мы не получили приз, впрочем, тут важен сам факт отбора – это единственная советская картина, попавшая в основную программу. Кроме того, в этом году отмечалось 90‑летие со дня рождения Василия Шукшина. Не скажу, что мы специально реставрировали картину к конкурсу в Венеции, так совпало. И мы этому рады.
Добавлю, что «Венецианская классика» очень популярна, с точки зрения зрителя, она даже интереснее основного конкурса! Как еще собрать в одной программе таких выдающихся мастеров, как Бунюэль, Феллини, Скорсезе, Шукшин? Здесь это возможно.
– А много времени уходит на саму реставрацию?
– Все зависит от состояния исходных материалов, прежде всего пленки. Например, «Ивана Грозного» мы восстанавливали десять месяцев. «Калину красную» – три месяца. Негативу фильма уже почти полвека! Очень много было повреждений и дефектов.
– Если говорить о новом кино, сколько фильмов в России производится в год? Отстаем ли мы от Европы и Америки? Почему у нас много американского кино, но мало европейского, азиатского, латиноамериканского? С чем связана такая тенденция?
– Это не у меня надо спрашивать, а у прокатчиков. Я свое мнение на этот счет высказывал неоднократно. Американцы сегодня полностью контролируют наш кинопрокат, и никаким образом, кроме квотирования, эту ситуацию не изменить. Что происходит? К примеру, в 2017 году на российские экраны вышло 380 американских фильмов. Понятно, что большая их часть не собирает больших залов, есть условно пятьдесят хитов, которые окупают все, а остальная продукция просто, скажем так, заполняет экран. Но и прокатчиков, и студии такая ситуация устраивает. Почему? Да потому что, грубо говоря, владельцам наших кинотеатров и прокатных компаний не надо напрягаться, им дается готовый продукт большими пакетами – сразу на год! Крупные американские студии за свои деньги делают рекламу и дубляж.
– А что же делать нам?
– Способ один: сокращать долю американского кино в российском прокате. Подчеркиваю: речь не идет о запрете. Пусть в российский прокат выходит тридцать – пятьдесят картин! Самых ожидаемых фильмов от режиссеров с мировым именем. Но не триста восемьдесят! Зритель ничего не теряет. Однако эта идея вызывает нервную реакцию со стороны наших прокатчиков. Ведь, если ввести квоты, хочешь не хочешь, им придется шевелиться, самостоятельно заполнять прокат. Придется и с российским кино нормально работать, и с европейским, и с латиноамериканским, и с индийским. Делать самим дубляж, рекламу. Вот тогда систему кинопроката в России можно будет считать по-настоящему рыночной. А сейчас американцы, по сути, являются монополистами. Это неправильно.
Например, в Китае или в Индии иностранцам очень сложно попасть в местный прокат. В приоритете собственное кино. На китайский рынок максимум двадцать – двадцать пять иностранных фильмов пускают в год! Такие же строгие правила в Индии, там еще и цензура есть. Кстати, прокатчик должен дублировать картину на три языка: хинди, тамильский, английский. За счет этого страны Азии и развивают свое национальное кино. В Китае сейчас выходит семьсот картин в год! Они все делают: и боевики, и мелодрамы, и так называемый артхаус.
В целом я поддерживаю политику азиатских стран в отношении кино. Моя точка зрения вызывает раздражение у коллег, на уровне власти существуют сомнения. Видимо, есть некоторые опасения относительно общественной реакции. Что начнется шумиха… Но я считаю так: если правительство вводит санкции на сыр, то почему бы ему не озаботиться и наведением порядка на кинорынке? Речь же идет о поддержке российского кино, о справедливой конкуренции! Причем те санкции, которые предлагаю я, можно назвать очень щадящими.
Недавно в Интернете поднялась дискуссия о том, что нужно реформировать наш оскаровский комитет. Комитет упрекали в закрытости, поскольку до последнего момента никто не знает, какие картины рассматривают эксперты. Я сам состою в оскаровском комитете. Там проходит голосование, которым все и решается. В свое время комитет реформировал его руководитель Владимир Меньшов. Состав комитета известен. Ну понятное дело: всем не угодишь. Есть лоббирование интересов, и это нормально.
В советское время фильмы на соискание премии выдвигало Госкино. Может быть, и правильно. Да, решение принимали чиновники, но хотя бы художники друг с другом не конфликтовали!
– На ваш взгляд, нужен сейчас такой орган, как Госкино?
– Есть два варианта построения киноиндустрии. Первый – чисто рыночный. Это когда государство не дает денег или дает минимум на поддержку кино – делайте что хотите, сами зарабатывайте, а рынок все расставит на свои места. Второй – государственный. Такая система была в СССР, где государство в лице Госкино активно занималось кинематографом. Оно не просто давало деньги, но и брало на себя прокат, продвижение, требовало определенной идеологической составляющей и показателей по зрителям. Да, там была цензура, а как иначе?
Сегодня же в России сложилась совершенно странная система: государство через Фонд кино практически полностью финансирует кинопроизводство, однако ничего не требует взамен! Это сидение на двух стульях. На мой взгляд, советская система была лучше, эффективнее. Я за возрождение единого центра управления кинематографией. Финансирование, вопросы проката, продвижения за рубеж нужно сосредотачивать в одном месте. А творческий процесс пусть идет в студиях, именно так и было раньше. Кроме того, нужно возрождать институт редактуры. У нас практически исчез институт редакторов, со сценариями в кино никто не работает. И это еще один ответ на вопрос о низком качестве нашего кино.
– Вы произнесли слово «цензура». Получается, без нее не обойтись? Сейчас она тоже есть?
– В Советском Союзе цензура порой доводилась до идиотизма, но сказать, что в Госкино занимались только цензурой, тоже нельзя. Все и так прекрасно понимали, что можно снимать, а что – нельзя. Я вообще уверен, что настоящему искусству цензура никогда не помешает. Понимаете, Микеланджело, когда он расписывал Сикстинскую капеллу, тоже говорили: «Нет, так нельзя!» А он все равно ничего не изменил. Сегодня мы любуемся его шедеврами. Настоящее большое искусство выживает, несмотря ни на что. Цензура мешает и вредит не большим мастерам, а, как правило, людям малоталантливым, малоодаренным. Но им все вредит.
В сегодняшнем кино я не знаю примеров цензуры. Тут надо еще понимать, что и сам зритель во многом является цензором. Уж американский-то точно. И режиссер, и продюсер в США прежде всего ориентируются на зрителя, на его вкусы, желания. Рынок – это тоже цензура.
– Что такое,  на ваш взгляд, патриотическое кино? Есть ли оно вообще и нуждается ли в нем наша страна?
– Я не знаю такого жанра – патриотическое кино. То же самое касается и патриотической литературы. Нет такого жанра! Есть комедия, трагедия, драма… А патриотизм – это часть внутреннего сознания. Нормальный человек испытывает любовь к своей Родине так же, как он испытывает любовь к своим родителям. Мы же не кричим на каждом шагу: «Я люблю маму!» Это очевидно. Настоящий художник всегда найдет способы выразить сокровенные чувства. Например, «Война и мир» Льва Толстого – это что, патриотическая литература? Нет. Но в ней очень много патриотизма, в ней видна любовь к Родине. Так что «патриотическое кино» – это всего лишь современное клише, придумка журналистов.
– Для вас как для режиссера есть какие-то запретные темы, то, что снимать вы точно не будете?
– Да, для меня существуют некоторые внутренние запреты. Например, в моих картинах вы никогда не услышите нецензурную лексику. Собственно, искусство не есть фотография жизни. Смысл искусства заключается в создании мощных художественных образов, которые способны вызвать у человека сильные эмоции. В то же время творец не должен заниматься расстановкой моральных акцентов, зритель сделает это сам.
– Как вам удается совмещать административную должность главы «Мосфильма» и творческую профессию режиссера?
– Поверьте, в работе руководителя «Мосфильма» не меньше творчества, чем в режиссуре! Это как режиссерская профессия отчасти является административной. Я стал директором студии, когда она пребывала в разрушенном состоянии. Мы фактически заново ее построили. Сегодня «Мосфильм» работает за счет самофинансирования, обходится без финансовой поддержки государства. Без ложной скромности скажу: проделана действительно колоссальная работа.
– То есть «Мосфильм» живет за счет производства кино и сериалов?
– Да, «Мосфильм» живет за счет производства сериалов, кино, телепрограмм и других съемок. Но деньги важно не только зарабатывать, но и грамотно их тратить. Если вы успели пройтись по территории, наверняка обратили внимание: у нас отреставрированы все павильоны! Зайдите в тонстудию, там самое современное оборудование. Вот сад у нас под окнами, видели? Яблони сажал еще Александр Довженко в 30‑е годы! Сад давно мог погибнуть, а мы его возродили – подсаживали деревья, поливали, ухаживали. Будете выходить из приемной, захватите яблочко, их там много! Так что еще неизвестно, что от меня останется как от режиссера, а вот студия останется точно! (Смеется.)
– Вы здесь пять дней в неделю? Или все семь?
– Ну пять точно. В то же время я не могу сказать, что я перерабатываю. Если человек способен принимать быстрые и правильные решения, умеет создать вокруг себя коллектив единомышленников, ему не обязательно сидеть на работе ночами!
– Всем известна ваша активная гражданская позиция. 8 сентября состоялись выборы в МГД. Вы принимали участие в голосовании? Явка москвичей была низкая, менее 50 процентов. Как думаете, почему? Лично меня это удивило, учитывая шумиху с митингами и т. д.
– Во-первых, выборы в Московскую городскую Думу – это не выборы президента. Многие относятся к этому равнодушно. Во-вторых, люди зачастую просто не знают, за кого голосовать. Допустим, к вам домой пришли агитировать за какого-то кандидата. Сообщили его фамилию, имя, отчество и какие-то общие сведения из биографии. Кто эти люди? Что они обещают? На что способны? Я много раз говорил: если мы хотим оживить региональные выборы, надо что-то менять. Например, обязательным условием должно стать участие в выборах только кандидатов от политических партий. На выборы нужно идти с четкой идеологией и программой.
– Как думаете, оппозиция нужна нашей стране?
– Конечно, нужна. Но ее лидеры должны быть серьезными людьми, а не школьниками. У тех же, кто рвется перекрывать улицы, нет ни политической, ни экономической программы. Все, что у них есть, – это жажда власти. Ну а дальше что? Что предлагается взамен?
Оппозиция всегда полезна просто потому, что она держит в тонусе власть. Но я не могу назвать реальной оппозицией молодых людей, которые, по сути, просто занимаются шумихой и беспорядками. Для страны отсутствие серьезной оппозиции, альтернативной точки зрения – реальная проблема. Должны приходить молодые политики, но их нет. Не видно.
– Может быть, просто не дают дорогу?
– Молодым во все времена не дают дорогу. Но те, кому надо, кто должен прийти, все же пробиваются. Во время перестройки, к примеру, появился Борис Ельцин. Ведь он тогда стремительно набирал популярность! Все за него голосовали. Я, кстати, никогда не поддерживал Ельцина. Но при этом было очевидно: появился яркий, харизматичный, сильный политик. Причем в то время многих «задвигали» – партийный аппарат был еще очень силен. А вот Ельцина не «задвинули». Ну нельзя его было сдержать! Вся страна очень быстро распознала в нем лидера. Так что все эти разговоры, что не дают дорогу, пустые.
На мой взгляд, отсутствие оппозиции сегодня связано с историческим периодом, который проходит сейчас наша страна. Сама власть соответствует этому историческому этапу, поэтому, кстати, и уверенно контролирует ситуацию. Сейчас в России господствует либеральный капитализм с социальным уклоном. В этой системе сохраняется, как мне кажется, некий элемент социализма, не случайно абсолютное большинство наших сограждан солидарны с действующим курсом.
– А как вы относитесь к США? Хотели бы там жить, работать? Вам близка эта страна? Менталитет, культура? Если сравнивать уровень медицины, образования, где лучше? Не было ли у вас мысли уехать на Запад?
– Нет. Я всегда хотел жить только в своей стране. А в США я работал в 1995 году, снимал там картину «Американская дочь». На тот момент Америка мне очень нравилась, это была действительно свободная страна. Было ощущение: никто тебя не трогает, достаточно лишь соблюдать ряд необременительных правил. Прошло двадцать лет, и, как по мне, Америка стала просто тоталитарной страной! И ощущения уже совсем другие: сплошные запреты! Очевидно, что после 11 сентября 2001 года США стали меняться, это касается не только внешней политики, но и внутренней. Изменилась сама атмосфера в американском обществе. Не в лучшую сторону.
Если же сравнивать американский и российский быт, то однозначных выводов тут не сделаешь. С точки зрения аренды жилья Америка – страна очень дорогая. И люди там вкалывают на самом деле просто на износ. Американцы работают больше, чем мы, в этом их преимущество, они трудоголики. Там нет отпуска длиной в месяц, больничный можно оформить максимум на три-четыре дня. Очень дорогая и не очень качественная медицина. Высокие показатели смертности я связываю именно с тем, что далеко не все американцы могут позволить себе хорошую медицинскую страховку. Скажем, после обыкновенных родов женщине может прийти счет на 60 тысяч долларов.
Америка, конечно, страна богатая. Они ни с кем по-настоящему не воевали, занимались обустройством своих городов, наукой, культурой… Но все же это очень жесткое государство.
– А как россиян воспринимают за границей? Вы много путешествуете, наверняка сложилось какое-то мнение на этот счет.
– Кстати, к россиянам с большим уважением стали относиться в последнее время. Имидж нашей страны на международной арене заметно вырос. Когда государство обладает серьезными вооруженными силами, к ней всегда хорошо относятся. (Улыбается.) Это каким-то образом влияет. Не думаю, что нас особенно любят, но уважают. Конечно, в советское время симпатии к нам в мире было больше. Я испытывал это, в частности, и на себе. В Латинской Америке так было: «О, ты из Советского Союза!» Но тогда у нас была идеология. У современной России ее нет.
– Как вы относитесь к президенту Украины Владимиру Зеленскому? Вы следите за политикой, хорошо в ней разбираетесь. Победа Владимира Зеленского была очевидна? По вашим прогнозам, как сложатся отношения России и Украины с ее нынешним руководством?
– Для меня победа Зеленского стала не­ожиданностью. Он комик, артист – это вообще какой-то феномен! Впрочем, мы живем во время массовой культуры, когда совершенно не­ожиданные фигуры становятся востребованными. Глядишь, так и Бузова станет президентом! (Смеется.) А если серьезно: большинство людей сегодня голосуют за того или иного кандидата совершенно бездумно. Увидели в Интернете забавного персонажа, он им запомнился – поставили «галочку».
Что касается Украины, видимо, у людей накопилось настолько сильное отвращение к действующим политикам, что возник запрос на новое лицо. Проголосовали согласно личным симпатиям. Зеленский – актер. Неплохо говорит, умеет держаться, демонстрирует нестандартное для политика поведение. Молодому поколению он нравится, они связывают с ним свои надежды.
Для меня очевидно, что за Зеленским стоят определенные люди. Какие планы у этих людей, непонятно. Общая ситуация в мире складывается не в пользу Украины сейчас. Надо посмотреть, какие конкретно шаги он сделает. Но ожидать каких-то серьезных изменений не стоит. Зеленский будет имитировать активную деятельность, но кардинально менять отношения между нашими странами не будет.
– Говоря о непростой политической международной ситуации, можно сказать, что кино вне политики?
– Так не бывает. Искусство всегда рядом с политикой. Политика – это что такое? Общественная жизнь, человеческие взаимоотношения, перенесенные в сферу власти. Кино как вид искусства не может быть вне политики. Даже человек, который заявляет о своей аполитичности – уже в политике, так как он это декларирует.
– В этом году 100 лет ВГИКу. Если сравнивать уровень образования сейчас и когда вы его получали, он отличается?
– Конечно, отличается. Люди, которые поступали во ВГИК в мое время, были гораздо образованнее. Я сам преподавал во ВГИКе и могу оценить уровень абитуриентов, увы, он низкий. Люди ничего не читают, не смотрят, ничем не интересуются, это печально. Педагогам приходится заниматься с ними теми вещами, которые в советское время еще в школе проходили. Если поступаешь во ВГИК, ты хотя бы должен классику литературы знать, и желательно не только отечественную! В советское время люди приезжали поступать из глухих мест, где не было ни книг, ни газет, ни журналов, тем не менее все знали. Сейчас есть книги, Интернет, библиотеки, но уровень образования крайне низкий. Конечно, это сказывается и на кино. Потому что наша работа подразумевает наличие определенных знаний не только о кинематографе, но и о музыке, литературе, живописи и т. д. На мой взгляд, переход на ЕГЭ сильно повлиял на качество отечественного образования.
– Года два назад Владимир Мединский предлагал ввести в обязательный курс школьного образования классику кино. Это произошло?
– Да, 100 картин отобрали и показывают в качестве факультативов. И это правильно. Такая практика есть во многих странах.
– К преподаванию во ВГИКе вернуться не хотели?
– Для этого нужно быть профессиональным педагогом и любить свое дело, полностью ему отдаваться. Я не могу сказать, что получаю от преподавания удовольствие. У меня, увы, нет педагогического таланта. Плюс надо любить студентов, мне это не дано. Может быть, позже созрею, пока нет.
– Как проводите свободное время? Ваше хобби?
– Я люблю плавать, можно сказать, плаваю всю жизнь. Главное – научиться плавать основными стилями, тогда это дает результат – работают все группы мышц. Это хороший спорт.
– Ваши творческие планы? Если не секрет…
– Есть несколько сценариев, над которыми работаю, думаю. Пока говорить не буду, чтобы не сглазить. Кино – такое дело… Никогда не знаешь, сложится или нет. Начинаешь работать – раз, не получилось.
– Наступает ли такое время, когда теряете вдохновение? Где черпаете силы и чем себя занимаете в периоды творческого застоя?
– Вдохновение приходит, оно не присутствует постоянно. Никогда не знаешь, надолго ли оно тебя покинуло и скоро ли вернется. К нему нужно быть готовым. Ты не знаешь, но чувствуешь, как это сделать правильно, делаешь во многом неосознанно, интуитивно. Взять любого мастера, режиссера. Он за свою жизнь снял, например, 70 картин, но по-настоящему шедевральных всего две. Но это тоже хорошо!