Какой талант Бог ему дал! . 8 декабря – 150 лет Владимиру Гиляровскому

Кто он, «дядя Гиляй»? Уроженец Вологодчины, он больше десяти лет скитался по России. Изучал ее жизнь и нравы. Актер, поэт, журналист, выдающийся писатель, всем своим творчеством впоследствии связавший свое имя с Москвой. Что больше всего поражает в этом человеке? Прежде всего его необъятное знание истории и жизни Москвы.

Старый четырехэтажный домик в Столешниковом переулке. Здесь жил Владимир Гиляровский. Какой талант Бог ему дал, да и силой не обделил! Да и не только силой – доброй душой…

Многие его близкие друзья, будь то Чехов, Куприн, Бунин с Шаляпиным, о том говорили. Все они бывали в гостях у Владимира Алексеевича в доме в Столешниковом, где он прожил большую часть своей жизни. Хотя, по правде сказать, это была уже третья квартира Гиляровского в Москве.

Любопытство Гиляровского было профессиональным и заставляло его оказываться порой в самых неожиданных и очень опасных местах. Не меньшая проницательность и наблюдательность отличали и его друга, математика Пафнутия Чебышева, только бегать так резво у него все равно не получилось бы, да и память в последние годы стала подводить!

А Гиляровскому – все как с гуся вода: хватает извозчика и тут же стрелой мчится вслед событиям наугад. Пронеслись по Тверской под звон колокола пожарные – и он там. Ограбили квартиру известного артиста, среди сыщиков – известный хроникер. Открывается новый магазин модной одежды или вернисаж какой-нибудь – «дядя Гиляй» и здесь в первых рядах. А значит, на следующий же день в газете можно будет прочесть обо всяких интересных подробностях того или иного громкого «дела».

Они могли встречаться с Чебышевым не только по столешниковскому адресу «дяди Гиляя» или у общих знакомых. Великого математика всегда привлекала изысканная московская кухня. Он обычно обедал в кругу московской профессуры в самом модном ресторане в центре Москвы – в «Славянском базаре», что на Никольской. (Другие в то время назывались «трактиры», поскольку главным их посетителем был старый московский купец). Однако, когда очень спешил, мог заскочить в «Эрмитаж» или в трактир Тестова. Каждый из городских трактиров в районе Ильинки и Никольской отличался своими обычаями, особыми блюдами и обслугой. «Дядя Гиляй» отдавал предпочтение «Коломне» на Неглинной, в Брюсовском переулке, «Центральному» в Столешниковом и, конечно же, знаменитому трактиру «Лондон» в Охотном, откуда сам Бог велел хроникеру черпать новости большой ложкой! Ведь для москвичей, как он позже напишет, трактир был «первой вещью»: был фабрикой слухов для газетчиков, где делались имена и сенсации, заменял биржу для коммерсантов, делавших за чашкой кофе многотысячные сделки, и столовую для одиноких, и место деловых свиданий, и веселого разгула для всякого люда.

Чебышев слыл большим знатоком и ценителем вин. Из заграничных своих командировок он привозил один-два ящика того или иного вина для родных и близких знакомых. Из вин он заказывал, как правило, фряжское, фалернское, мальвазию или греческое и всегда удивлялся, зачем французские вина в русских трактирах следует переливать в старинную посуду и убирать кушанья французской кухни из трактирного меню. «Русскостью» блюд жаловал гостя и трактир Лопашова, что на Варварке, один из самых древних (где для шампанского подавался огромный серебряный жбан с ковшом, а пили кубками), и трактир «Арсентьича» в Черкасском переулке, знаменитый своим русским столом, ветчиной, осетриной и белугой, которые подавались на закуску к водке с хреном и красным хлебным уксусом. Здесь же, у Лопашова или Арсентьича, был обязательно свой зал с длинным столом, уставленным всевозможной снедью. Некое подобие «шведского стола». Только был он на самом деле самым что ни на есть русским. Арендатор зала платил большие деньги трактирщику и старался привлечь к себе постоянных клиентов – московских извозчиков самой лучшей провизией – и так каждый день…

Гиляровский, наверное, был и первым московским диггером, бродившим с фонарем по подземельям старой Москвы. Рассказывают, что он был близок к успеху в поисках затерянного лабиринта под Москвой-рекой. Чебышев же дружил с археологами и участвовал даже в раскопках, но куда более привычным местом для него была профессорская кафедра либо круг великосветских вельмож в салонах, чем незаметные обитатели московских трущоб. Но и тот, и другой были исключительными фантазерами, редкостными придумщиками и изобретателями. Что, впрочем, выплескивалось в гениальные открытия у одного, ученого, и никогда не ложилось в строки у другого, хроникера. Из-за особого, сугубо точного (порой до скрупулезности!) отношения к факту «дяди Гиляя».

Чебышева с Москвой роднила его юность. В 1841-1846 годах Чебышев, как известно, остается без средств существования (вследствие неурожая 1840 года никаких материальных средств родители Пафнутию и двум другим сыновьям не оставили), кроме возможности пользоваться домом отца на Зубовской площади. В доме отца он создает своего рода пансион, куда заселяет еще нескольких студентов. Теперь он должен рассчитывать на собственные силы. Подрабатывал, давая уроки абитуриентам, репетиторствовал, но, по собственному признанию, оказался в то время учителем математики крайне нетерпеливым, сердился и много кричал на своих учеников. Готовясь к защите магистерской диссертации, Чебышев стойко переносил лишения. На государственной службе тогда Пафнутий Львович не состоял, но безвозмездно исполнял, по воспоминаниям профессора К.А.Поссе, должность секретаря попечительства о бедных Пречистинской части, оказывая им посильную помощь. О людях московских «трущоб», униженных и оскорбленных, будущий академик знал не по книгам Достоевского и Гиляровского…

Легенды о Гиляровском и Чебышеве, надо сказать, ходили по Москве всякие: одного считали алхимиком или метафизиком, создающим живого механического человека-робота; в другом – за его походы по подземельям – видели родственника нечистой силы. Гиляровский был человеком с железными руками, и имел место случай, когда тот притащил в околоток за шиворот сразу троих грабителей – двоих столкнув лбами, а третьего при попытке к бегству сокрушив кулаком. Как-то в присутствии Чебышева он вытащил из-под груженой телеги придавленного человека, один, с помощью элементарного рычага из нескольких палок. Владимир Алексеевич был человеком необыкновенной душевной силы. Не случайно же Репин, работая над картиной «Письмо запорожцев турецкому султану», писал с него одного запорожца. Подлинный портрет Гиляровского (на все времена!) на первом плане остался.

Чебышев умер 8 декабря 1894 года, в день, когда его московскому знакомому исполнился сорок один год. Еще одна метка времени. Тело профессора «дядя Гиляй» встречал несколькими днями позже на Николаевском вокзале, чтобы затем препроводить по железной дороге в Подмосковье для погребения в родовом имении. Многим запомнилась тогда высоченная, могучая фигура Гиляровского, держащего в руках свою знаменитую папаху темно-серого каракуля.