Какое общество – такая школа? Концепция Луначарского

Когда наши министры образования заявляют о том, что наша школа – лучшая в мире, они, конечно, и сами в это не верят. Понятно, если школа “государственным образовательным стандартом” превращает детей в калек, физических, нравственных и умственных, то как ее можно выдавать за лучшую? Ведь такой школы не сыщешь даже у индейцев, живущих первобытнообщинным строем в джунглях Амазонки. Но раз выдают, значит это кому-то нужно. Кому?

Прежде всего “национал-патриотам”: если Россия, то великая, если Русь, то святая, если культура, то самая духовная, если русский, то все остальные недоумки, особенно американцы. Если отечественное – то опять же лучшее в мире и т.д. и т.п. Не на этих ли дрожжах безудержного хвастовства и запредельного самовознесения (Russland ueber alles?)стремительно множатся ряды русских национал-социалистов?
Но с этого шапкозакидательства, ведущего в конечном счете в пещерные времена и нравы, имеет “навар” и минобраз, потому что в любой момент можно с больной головы свалить на здоровую: если ПРАВДА о школе вырвется из под гнета наркомпросовской лжи – а это неизбежно, – то всегда можно ответить ударом на удар: КАКОЕ ОБЩЕСТВО – ТАКАЯ ШКОЛА. Зарплата – курам на смех. Финансирование нищенское. Вместо жилья хоть землянки рой. Попробуй доказать, что это не причина, а следствие!
Кто как, а я берусь доказать. Позвольте, во-первых, спросить: а что это за пугало такое – общество? Что-то такое, что существует само по себе и параллельно со школой (фабрикой, колхозом, трамвайным депо, магазином, сапожной мастерской, банком, империей Абрамовича или Потанина)? Конечно же, нет. Общество – это сумма слагаемых. Плюс ЕДИНИЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК! Я, ТЫ, ОН, ОНА.
Чтобы легче понять, что первично, а что вторично, где причина, а где следствие, чтобы убедиться в том, кто кого определяет на самом деле (общество – школу или совсем наоборот: школа – общество), лучше всего перечитать “Педагогическую поэму”. Приведу краткую хронику.
Год 1920-й. Макаренко, его главный помощник и “соучредитель” Калина Иванович, две воспитательницы и первые шесть воспитанников – отпетых бандюг прибывают на место, которое именуется колонией для малолетних “злочiнцев”. Весь этот “коллектив” поселяется в разграбленном доме бывшего владельца усадьбы: аккуратно, по кирпичику разобранные кафельные печи, бережно вынутые оконные рамы и дверные проемы, культурно снятые половые доски – все развезено по хатам. А на дворе зима. Питаются “кондером”, в котором крупинка догоняет крупинку. О зарплате не мечтают. Антон Семенович донашивает единственную пару сапог, из которых торчат соломенные затычки.
Год 1923-й. НЭП уже твердо стоит на ножках и пробует ходить. Украинский немец, агроном Шере (Николай Эдуардович Фере, с которым я познакомился в Москве в 1957 г.) заваливает колонию “житом” и овощами, говядиной и свининой, курятиной и куриными яйцами. В колонии 130 воспитанников обоего пола. Открывается 7-летка. В просторном сарае, приспособленном под театр, – каждый месяц новая постановка. Среди зрителей, вперемежку с колонистами, представители местного населения: принаряженные хлопцы и девчата, старики и старухи. Разумеется, с подарками – глечик сметаны, кошелка яблок, домашние соления и варения. Кто-то приносит даже литровку первача, который тут же выливается на землю. В массовом порядке валят и на спортивные праздники.
Колонисты обуты, одеты, ухожены, пышат здоровьем и сражают наповал неотесанных селян французской галантностью.
Год 1925-й. Полная самоокупаемость. Появляются первые рабфаковцы. Наробраз Украины присваивает колонии статус образцовой, а точнее – лучшей в республике.
Год 1926-й. Переезд в Куряж (пригород Харькова). Первое впечатление от куряжан: “Мы вошли в спальню. На изломанных грязных кроватях, на кучах бесформенного мусорного тряпья сидели беспризорные, настоящие беспризорные, во всем их великолепии, и старались согреться, кутаясь в такое же тряпье. У облезлой печки двое разбивали колуном доску, окрашенную, видно, недавно в желтый цвет. По углам и даже в проходах было нагажено. Здесь были такие же запахи, что и на дворе, минус ладан”.
Год 1928-й. Операция по “наведению педагогического порядка” среди трехсот куряжан силами 120 горьковцев полностью закончена. 6 июля колонисты встречают Горького, который гостит у них 3 дня, а вскоре и рассказывает о своих впечатлениях в одном из очерков из цикла “По Союзу Советов”.
Год 1935-й. Коммуна имени Ф.Э. Дзержинского. Модель ДЕМОКРАТИИ, “не имеющая аналогов”. Два собственных завода (производство электросверлилок и фотоаппаратов). Фантастическое благосостояние. 5 миллионов от прибыли – в доход государства.
А теперь представьте. Каждое “слагаемое” общества добивается таких же результатов. Каждая школа, каждая стройконтора, каждая парикмахерская. Каждый Абрамович и каждый Потанин. Что в совокупности и что причина, а что следствие? И не позорно ли сваливать с больной головы на здоровую?
Другое дело, что общество сплошь и рядом отождествляют с государством. Но надо же когда-нибудь избавиться от этой набрыдлой “путаницы”, которая вдалбливается намеренно. Дабы народ признавал верховенство государства. В этом случае согласен: “какое государство, т.е. “верхние эшелоны власти” – Госдума, Совет Федерации, правительство, президент – такая школа” (завод, фабрика, приватизация, “рынок”, “демократия”, выживание). Но ведь “верхние эшелоны” – тоже “слагаемое” общества и если не понимают, что все силы общества они должны бросить (в данный момент) на профессионально-технические училища, обустроив их богаче, чем МГУ и МГИМО, и завлекая в них лучших, начиная с 6-го класса.
Про здоровье, про способность к высокопроизводительному конкурентоспособному труду говорилось, но повторюсь. Откуда у нас возьмутся деньги на зарплаты и пенсии, на поддержание армии и милиции, если в Германии квалифицированных рабочих 56%, а у нас всего 5%? Разве школа тут ни при чем? Разве она не имеет к этому состоянию прямого и непосредственного касательства? Как же при таком положении не переключиться на массированную профориентацию, на спортивно-азартную нацеленность на труд в сфере материального производства, которую с таким блеском культивировал Макаренко, – вспомните его ежедневные диаграммы, отражавшие положение бригад в состязании? Колонисты и коммунары следили за этими диаграммами как за чемпионатом мира по футболу. А сегодня мы читаем только педагогические “поэмы” про “ВОСПИТЫВАЮЩЕЕ ОБУЧЕНИЕ”, в которых видны следы работы не руками, не головой, а… языком!
Какая радость! Америка признала нас страной с рыночной экономикой. Но какой же это рынок, где только воруют, а если торгуют, то чужим (танки и калашниковы не в счет, поскольку торговля оружием прямо пропорциональна общему загниванию экономики). Ни одного конкурентоспособного товара! Даже демпинг не помогает. А чем мы будем заниматься в ВТО, если по протекции Буша-младшего нас примут и туда? Подметать полы в офисах? Разносить чай?
Вряд ли стоит напоминать, что материальным воплощением “воспитывающего обучения”, над которым Макаренко прямо издевался, является все тот же “государственный образовательный стандарт”. С министерскими псевдоэкспериментами, явная цель которых “модернизировать” школу в направлении еще большей “работы языком”, пора завязывать. Раз и навсегда! Как с пошивом “нового платья для короля”.
Ну в самом-то деле, какую практическую пользу дают 12-летки, ЕГЭ (с электронными замками и с конфискацией мобильников), КИМЫ, ГИФО, вся эта “модернизация”, если уже понятно, что все эти внешние атрибуты образования (между прочим, за наш счет!) отвалятся на другой день после того, как ЧЕЛОВЕК ЗА ПАРТОЙ получит свое ЗАКОННЕЙШЕЕ ПРАВО вызревать на тех предметах, на которых он действительно может ВЫЗРЕТЬ, и к моменту получения аттестата ЗРЕЛОСТИ(!) будет являть собой не трухлявую замухрышку, а доброго молодца, способного одной левой уложить быка, или девицу-красу, которая и коня на скаку остановит и в горящую избу войдет. Причем в комбинации с трезвой зрелой(!) оценкой своей трудовой перспективы – кому сподручнее в МГИМО, а кому – на курсы парикмахеров, ибо еще древние руководствовались правилом: нет плохой работы, а есть плохой работник.

Валентин КУМАРИН