На чтение: ≈ 39 мин.Главный редактор «Учительской газеты» Петр ПОЛОЖЕВЕЦ беседует с членами Общественной палаты – ректором Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» Ярославом КУЗЬМИНОВЫМ и директором образовательного центра «Царицыно» Ефимом РАЧЕВСКИМ. Тема разговора – эффективный контракт в образовании.
– Ярослав Иванович, кажется, восемь лет назад в интервью «Учительской газете» вы сказали, что одна из идей, которые могут существенно изменить положение дел в системе образования, – это как раз идея эффективного контракта. Прошло много времени, а контракта нет до сих пор. Почему не удалось реализовать эту идею?Я.И.Кузьминов: Мы начали писать об эффективном контракте давно, еще в середине прошлого десятилетия. Когда поняли, что изменить ситуацию в образовании невозможно с помощью перестановки слагаемых, только реформируя институты, механизмы финансирования, методические конструкции, зато это становится реально возможным, когда меняется учитель.Эффективный контракт между учителем и обществом подразумевает, во-первых, что общество нашло правильного человека, которому нравится работа учителя и который способен ее профессионально выполнять. В этом случае профессиональные результаты стимулируют учителя больше, чем просто повышение зарплаты.Во-вторых, общество создает для учителя экономическую возможность не отвлекаться на приработки, а сосредоточиться на любимой работе. Это, как правило, зарплата средняя или несколько более высокая, чем в среднем по экономике. В большинстве стран, сопоставимых с Россией, учитель зарабатывает 110-120% от средней заработной платы – как инженер успешного предприятия, как менеджер среднего звена, как рабочий высокой квалификации… Еще говорят о социально приемлемой зарплате – она должна давать возможность выглядеть не хуже тех, кто тебя окружает. Не быть объектом сочувственных взглядов в окружении однокурсников.Это и есть эффективный контракт.Понятно, что эффективный контракт не панацея от всех болезней, потому что учитель не один. Есть еще ученик и его мотивация, и там тоже большие проблемы. Есть управленцы. Есть родители. Но самая принципиальная, отправная вещь – изменение мотивации учителя. В школе и сегодня есть люди, которые работают не за зарплату. Они работают, потому что увлекает сама работа. Это люди творческого труда, или интеллигенты, выражаясь по-старому.Е.Л.Рачевский: Еще их можно назвать подвижниками…Я.И.Кузьминов: Подвижники – это специальное обозначение, которое власти выдумали в 90-е годы, чтобы не платить учителям. Понять, что такое эффективный контракт, можно, только поняв, что такое контракт неэффективный. Почему многие школьные преподаватели сегодня – учителя только по названию, которые отбывают часы, не занимаются дополнительно с лучшими учениками, не помогают слабым, предпочитают помогать только за дополнительные деньги. Все эти уродливые вещи не соответствуют поведению, которого от учителя ожидают. Они порождение того, что общество уже долгое время – где-то с конца 80-х годов – не платит учителю столько, чтобы он социально чувствовал себя нормально. Как только мы достигнем уровня, который является порогом среднего класса, когда молодые люди увидят, что они могут купить квартиру, машину, могут нормально отдыхать, когда они перестанут стыдиться своей зарплаты, сразу начнется позитивный отбор вместо негативного. Ведь двадцать пять лет у нас шел негативный отбор. В результате в школы часто попадали люди двух «вредных» категорий. Первая – без амбиций, с низкими способностями, которых просто больше никуда не брали. И вторая – люди, которые заранее ориентировались на то, что можно добыть деньги разными путями, в частности, пренебрегая сутью учительского контракта с обществом, с учениками.- Вы хотите сказать, что за последние двадцать лет учителя нормальной квалификации в школу не приходили?Я.И.Кузьминов: Конечно, приходили. И оставались. Это и есть подвижники, о которых упомянул Ефим Лазаревич. Но для этого должны быть очень сильная тяга к профессии и хороший коллектив. Увлечение работой – это очень мощный стимул. Но таких увлеченных было немного. И часть из них отталкивалась сплоченными коллективами «середняков».Чтобы запустить эффективный контракт десять лет назад, нужны были деньги, а их у государства не было. Об этом президент откровенно сказал в своем Послании Федеральному Собранию. Для того чтобы сейчас реализовать эффективный контракт с бюджетниками, нужно дополнительно 1,5 процента ВВП. Это приличные деньги. Порядка триллиона рублей в год. Общество ожидает от таких вложений качественного улучшения работы и школ, и вузов, и больниц, и поликлиник.Е.Л.Рачевский: Ярослав Иванович обозначил самый важный вектор. Но пока один. Мы говорим о широкой и очень объемной гуманитарной сфере, где результат моментальным быть не может. Как в любой системе оказания услуг, результат носит отсроченный характер. То, о чем мы сейчас говорим, – повышение зарплаты – это предоплата с ожиданием результата через какое-то количество лет. Иное просто невозможно. Результат уже где-то теплится, дает себя знать хотя бы в тех регионах, где средняя зарплата учителя сопоставима по своему наполнению с некоторыми европейскими странами, – Москва, Ханты-Мансийский автономный округ, Ямало-Ненецкий округ и еще ряд богатых регионов. Учительский труд становится конкурентной зоной. У меня есть папка под названием «Кадровый ресурс». Она каждый день пополняется на одну-две единицы. Нет вакансий уже давно. Пока борьбой это назвать нельзя, но идет некий соревновательный порыв как минимум удержаться на своем месте. Потом учительская карьера имеет свою специфику. Она не носит иерархический характер. Я как-то подсчитывал шанс учителя стать министром образования. У нас учителей около миллиона? Один шанс на миллион. Поэтому учительская карьера – это не только деньги, это еще и общественное признание.- Хорошо, что предполагает эффективность?Е.Л.Рачевский: Есть грубая формула эффективности: добиться наибольшего эффекта с наименьшими затратами. Эффективность двигателя, например. С учителем это не проходит по той причине, что результат от вложений в человеческий капитал, еще раз подчеркну, небыстрый. Еще один аргумент. Учитель понимает, что ему надо платить достойно, хорошо и много. Он пока что не понимает, чем он должен соответствовать этой самой достойной заработной плате. Проводился недавно конкурс директоров школ. Спрашиваю конкурсантов: у вас вакансии в начальной школе и в старшей? У вас три претендента: парочка бакалавров и магистр. Магистра вы куда направите – в начальную школу или старшую? Все на автомате ответили: в старшую. Но есть счастливый опыт Финляндии, где без магистерского образования в начальную школу не принимают.Конкуренция неизбежно приведет к повышению квалификационного уровня учительства. Очень интересная произошла метаморфоза в ходе нацпроекта. Первый полученный миллион почти все школы потратили на железо. Второй – половина на железо, половина на библиотеки. Третий миллион пошел на повышение квалификации. Помните соцопрос 2006 года? 91 процент учителей примерно из 40 регионов на вопрос «Хотели бы вы, чтобы ваши дети тоже занимались учительским трудом?» заявили: «Категорически нет». Полагаю, если этот опрос провести сегодня в Москве, то значительное количество ответит: «Да». Конечно, очень хотелось бы иметь некую формулу эффективного контракта. Экономическую или алгебраическую. Но, на мой взгляд, ее не будет никогда.Я.И.Кузьминов: Ее не может быть по одной причине: все люди разные. Мы можем задать вектор эффективного контракта. Но каждый сумму своего желаемого вознаграждения, точно так же, как и творческого вознаграждения, понимает по-разному. Есть некое среднее. Но не факт, что оно должно применяться поголовно ко всем. Задача директора школы, управляющего совета – уловить, сколько кому чего надо. Кому нужно свободное время, кому нужна большая зарплата, и он за нее отработает дополнительные часы.Е.Л.Рачевский: А кому-то нужна комфортная трудовая ситуация и корпоративная принадлежность: я работаю во 2-й школе, допустим, или в 57-й. Это очень важная вещь. Кстати, в Москве есть признанная первая десятка школ, и в этой десятке не самая высокая заработная плата. Наша школа второй год входит в эту десятку. В позапрошлом году восьмое место, в прошлом – шестое. Лицей при Бауманке №1280 тоже рядышком с нами. Если смотреть уровень зарплаты, мы где-то в серединке. Я начал ковыряться почему. У этих школ, которые вошли в первую десятку, не очень высокая средняя педагогическая нагрузка учителя. При ставке 18 часов у меня в школе 19. В Бауманском лицее – 19,7.- Вы говорите о предоплате за будущий результат. А как его посчитать? По среднему баллу ЕГЭ?Е.Л.Рачевский: Средний балл ЕГЭ, количество олимпиадников – это все промежуточные индикаторы. Если взять средний балл по ЕГЭ и провести опрос, какое количество высокобалльников занималось с репетиторами, я точно знаю, что примерно 65-70 процентов. Значит, это не заслуга школы.- У нас в редакции недавно был начальник Управления образования и науки Липецкой области Юрий Николаевич Таран. Он рассказал такую историю. У них была областная премия учителям за подготовку ребят, победивших на олимпиадах. Два года назад они эту премию упразднили. Не потому, что нет победителей олимпиад. Они есть. Но когда они провели опрос, как ребята готовятся к олимпиадам, оказалось, что более 50 процентов занимались с репетиторами.Е.Л.Рачевский: Более того, появилась новая когорта репетиторов – готовят только к олимпиаде.- Так за что все-таки предоплату делаем?Е.Л.Рачевский: Хочу вернуться к теме, что образование – это услуга. Как бы это ни резало наш коммунистический слух, это услуга точно. У услуги есть непредсказуемый результат. Потому что качество услуги зависит не только от того, кто ее оказывает, но и от того, кто ее получает. Мне кажется, что главный критерий качества услуги – это удовлетворенность того, кто эту услугу получает. Удовлетворенность общества образованием. Олимпиада – неплохой показатель, но не очевидный.Я.И.Кузьминов: В младших и средних классах олимпиада – хороший показатель. Там нет никакого меркантильного интереса.Е.Л.Рачевский: Очень интересные данные по исследованиям PIRLS, PISA и TIMSS. Очень неплохие результаты по TIMSS. Они выросли за последнее время. Есть еще один интересный показатель. Например, снижение подростковой преступности. Я никогда не забуду диалог между Валерием Шанцевым, губернатором Нижегородской области, когда к нему пришли просить деньги, по-моему, на компьютеры, и руководителем управления образования: «Я в прошлом году дал тебе деньги, в этом году ты опять просишь, но ведь количество преступлений среди подростков не изменилось». Он же умница, он понимает, что если в школе интересно, а это зависит от учителя, то подростки меньше будут пить, хулиганить, шататься без дела, курить, нюхать и так далее.- Есть классический пример, когда Клинтон во время своего второго срока выделил гигантские федеральные деньги школам на создание программ во второй половине дня. Через два года в тех районах, где школы открыли свои двери для ребят после уроков, обнаружилось снижение преступности на 30-40 процентов.Е.Л.Рачевский: В 1972 году в Нью-Йорке запустили программу «Город как школа»: собрали девиантных детишек и во второй половине дня показывали им разные производства. Как делают котлеты в Макдоналдсе, как паяют электронные платы, как ремонтируют двигатели. Как результат снижение подростковой преступности.- В принципе идеология эффективного контракта понятна. Но ее можно как-то формализовать, чтобы философия обрела на бумаге четкий конкретный вид, форму, которой мог бы воспользоваться любой желающий?Я.И.Кузьминов: В первую очередь правительство должно выпустить нормативные акты и методические рекомендации, которые будут четко устанавливать, кому даются дополнительные средства, а кому – нет. Должно быть два уровня отбора. Первый – на уровне учреждения. Мы должны консолидировать дееспособные коллективы. Неэффективные должны сливаться с другими учреждениями, реструктурироваться, эффективные должны получать больше средств. Есть слабые школы, которые работают с тяжелым контингентом. Эти школы тоже должны получить приоритетную поддержку. У них должен быть повышенный норматив. И третье – школы с наиболее сильным педагогическим составом, так называемые продвинутые школы, тоже должны получать большую поддержку, чем другие. Что касается учителя, то учреждение должно точно установить, за что оно будет платить педагогу. Если у тебя больше 22-24 часов, ты будешь пренебрегать условиями контракта. У тебя просто не будет времени заниматься с отстающими, в музей с детьми сходить, занятие кружка провести, почитать новую книгу по своей теме. Есть штатно-окладная система. Почему большинство регионов не пошли по этому пути? Чтобы учитель мог взять себе еще пару часов и средняя зарплата повысилась без дополнительных бюджетных затрат.Е.Л.Рачевский: И можно было бы отчитаться перед вышестоящей структурой, что средняя зарплата учителя достигла средней по региону, что задача, которую ставил президент, выполнена. Кстати, и ученико-час, и доплаты, и всевозможные коэффициенты подталкивают учителей сегодня к тому, что они начинают за все просить денег. Раньше физкультурники водили на соревнования и не задумывались о том, заплатят им или не заплатят. Теперь они в конце месяца сдают рабочую карточку и говорят: «Мы пять раз провели соревнования, дайте пять тысяч, пожалуйста». Нынешнюю систему фиксации всего сделанного надо рассматривать как временную, которая позволит сделать некую калькуляцию внутри школ: за какие виды деятельности можно платить в пределах штатного оклада, о котором Ярослав Иванович говорил. И какие виды деятельности учитель не может не реализовывать, чтобы не потерять свою квалификацию и популярность. Мы сейчас ищем учителя физики. Первый вопрос, какой я ему задам: какую ты хочешь зарплату? Он скажет: хочу столько-то. Я скажу, столько не смогу, но минус 20 процентов смогу сейчас, а через год прибавлю еще 10-15 процентов. Сегодня созданы нормативные условия для эффективного контракта директора и учителя. Школа не скована никакими жесткими рамками – стаж, разряд, возраст. Контракт уже есть, контракт налицо. Закон позволяет это делать. Предоплата тоже есть. Теперь надо конструировать эффективность.Я.И.Кузьминов: У меня чуть-чуть другое отношение к фиксации каждого вклада и к росту формальной отчетности учителя, который в последнее время наблюдается. Сам по себе сильно выросший объем бумажной работы учителя свидетельствует просто о безнадежной попытке общества, не вводя эффективный контракт, не оплачивая труд учителя достойно, тем не менее управлять качеством его работы. Так вот этого делать нельзя. Это ведет к отчуждению учителя. Он начинает понимать, что важно не то, что он делает, а то, как он отчитался. Это ужасно. Это моральный вызов учительству.- Может быть, не общество в этом отчуждении виновато, а власть прежде всего?Я.И.Кузьминов: А интересы общества в отношениях с учителем представляет именно власть. (Кроме тех случаев, когда люди напрямую платят учителю, но мы же этого не хотим?) Власть же не сама это выдумала. Она же искренне хочет, чтобы учили лучше. Она просто других инструментов, кроме сбора отчетности, не имеет. Мне кажется, суть эффективного контракта как раз в том, что он формальную отчетность снижает до минимума. Когда учителю интересна работа, когда он окружен людьми, которые имеют высокие профессиональные стандарты, он просто не будет плохо работать. Мы можем перестать следить за формальным исполнением обязанностей учителя, если это «дорого», трудозатратно, полагаясь на то, что учитель сам заинтересован работать лучше. К тому же имеется дополнительный (и бесплатный для государства) контрольный механизм – профессиональный коллектив учителей.Е.Л.Рачевский: Полностью согласен. Возьмем метаморфозы, которые произошли с аттестацией учителя. С 1 января этого года учитель должен только написать заявление. А дальше уже забота администрации найти факты, подтверждающие возможности повышения его разряда, зарплаты. Нормально, когда школа входит в современную информационную среду. У каждого учителя свой электронный портфолио. Если у него есть блестящее изложение урока, ну пусть он кинет туда этот файлик. Московские школы освобождаются от множественной отчетности благодаря такой структуре, как регистр качества. Кстати, чем регион активнее воплощает идею эффективного контракта, то есть начинает по-человечески учителям платить, тем выше степень доверия к учителю. Чем меньше платят, тем жестче контроль. Хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Вроде я плачу большие деньги, я должен надзирать. Нет. Здесь включается то, о чем Ярослав Иванович говорил. Начинает работать учительский самоконтроль.- Можно ли сказать, что оптимизация сети образовательных учреждений – это в какой-то мере была подготовка к введению эффективного контракта?Я.И.Кузьминов: Это была попытка решить проблемы на уровне организации, а не отдельного учителя.Е.Л.Рачевский: Реструктуризация и укрупнение школ действительно позволяют повышать профессионализм. Когда я в 548-ю пришел учителем в 1980 году, школа была маленькая. У меня было 10 часов истории, чтобы меня догрузить до 18, мне дали 4 часа труда, еще несколько часов географии и даже литературоведения. Естественно, резко снизилось качество истории. То же самое, что происходит сегодня в малокомплектной школе. В крупной школе учителя могут позволить себе роскошь вести не весь предмет. У меня параллелей очень много. Например, один химик ведет органику, другой – общую химию…Я.И.Кузьминов: Есть еще один эффект от крупных школ и объединения. Там может возникнуть профессиональная среда. В стандартной комплектной школе один физик, один химик, один физкультурник. Как они друг друга могут контролировать? Разве что по поводу педофилии. И не прогуливают ли занятия…Е.Л.Рачевский: Не только контроль. Это еще возможность посмотреть, как делает твой коллега. Это наставничество, взаимопроникновение всяких технологий, дидактик, методик.Я.И.Кузьминов: Когда ты не один химией занимаешься, а вас трое, стимул вкладываться в новые знания, повышать свой профессиональный уровень на порядок больше.Е.Л.Рачевский: Это называется эффект кафедры. У нас в школе тридцать восемь учителей иностранного языка. Без китайцев, только европейские языки. Это же кафедра! Ротация возраста происходит постепенно. Есть много молодых, есть среднего возраста, есть совсем старенькие. Постепенно идет содержательный взаимообмен между ними, старенькие многому учатся сегодня у молодых. Это тоже важный эффект от крупной школы. Еще одна важная вещь – в крупной школе сведена к минимуму проблема образовательных тупиков. В маленькой школе, даже самой элитной, аутсайдеру некуда деться, его исключают. В крупной школе ему можно найти персональную образовательную программу. В крупной школе больше возможностей для персонализации образования. Поэтому этот шаг оправдан.- А риски, которые возникают при объединении?Е.Л.Рачевский: Мы вообще сейчас «торгуем» этим опытом, проводим семинары, поскольку мы стали конгломератом 20 лет назад. Пять зданий. Уже нет рисков, мы их пережили. Обратили их в плюсы. Риск первый: отдельно началка, отдельно подростки, отдельно старшие. Это на самом деле три здания с разной системой взаимоотношений. Но так и должно быть.Я.И.Кузьминов: Иначе одна из них подавляет другую. Кому-то будет некомфортно.Е.Л.Рачевский: Конечно. Еще один риск есть. Когда дети из началки переходят в пятый класс, неизбежно возникает у учителей 4-х классов ревность: вот пойдете туда, почувствуете. Когда дети пришли в пятый класс, им говорят: чему вас там только учили? Но появился инструмент, который позволяет этого избежать, – независимая система оценивания. Вначале у нас своя служба была, теперь мы ее прикроем, мне просто жалко 5-6 миллионов в год выбрасывать, когда есть Московский центр качества, который эту услугу бесплатно предоставляет. Еще один риск – якобы проблема менеджмента. Как это ни парадоксально, крупная школа высвобождает у директора временной ресурс. Директор вынужден делегировать полномочия.Я.И.Кузьминов: Формально риски, конечно, есть. Говорят, что мы теряем наблюдение за учеником. Происходит укрупнение, отчуждение. И вообще это какой-то вуз, а не школа. Звучит очень грозно. На самом деле это как с ЕГЭ. У ЕГЭ есть масса проблем, натаскивание в старших классах, даже риски коррупционные. Но мы должны смотреть на то, что было. До ЕГЭ, без ЕГЭ было гораздо хуже и с объективной оценкой знаний, и с поступлением в вузы. И формального натаскивания в слабых школах было предостаточно. А что, серьезно в наших небольших школах сегодня поголовно – семейная атмосфера, внимание, наблюдение за развитием каждого, выращивание ученика? Что обманывать-то себя?Е.Л.Рачевский: Я помню фразу Виктора Антоновича Садовничего, что надо глаза в глаза принимать вступительные экзамены. Не надо глаза в глаза. Когда мы глаза в глаза, мы экстраполируем систему недоверия от Путина до Пети Сидорова из 2-го «Б». Надо больше самостоятельности. Поскольку это большая гуманитарная система, в ней целеполагание не должно быть жестким, а должен быть культ ценностей.- Есть еще одна проблема. В Москве, наверное, проще всего школы объединять. Их много, они часто рядом находятся. А что делать в регионе, где от одной школы до другой не один десяток, а то и сотня километров?Е.Л.Рачевский: Есть только один вариант – не делать. Это же не должно быть универсалией для всех. В Якутии школы сохранены, там много детей, по 400-600 человек в улусах. А если села расположены близко друг от друга, три – пять километров, есть испытанные технологии тех же Соединенных Штатов. Например, школьный автобус. И у нас есть уже хороший опыт Калининграда, Калужской, Ярославской, Ростовской областей, где в районах пять начальных, две основные, с 5-го по 9-й класс, и одна общеобразовательная школа. Вот она, пирамида.Я.И.Кузьминов: Малокомплектные школы могут быть. И были всегда. Ничего в этом плохого нет. Нельзя ни одно решение представлять как универсальное.- Как сделать, чтобы малокомплектные школы стали работать более качественно?Я.И.Кузьминов: Во-первых, не надо забывать, что возник новый обучающий контур – это Интернет.Е.Л.Рачевский: Первый шаг – это другие инвестиции. В малокомплектную школу вкладываться надо, потому что альтернативы нет. Детям больше негде учиться, кроме этой школы, они больше никуда не пойдут.Я.И.Кузьминов: Есть еще один неожиданный плюс. Обычно школа, которая одна на поселок, обладает более значительным авторитетом, чем школа в большом городе. Потому что меньше информационных альтернатив, меньше культурных альтернатив. Она светоч культуры и ее носитель. Это очень мощный рычаг. Директор такой школы, даже учитель, может гораздо больше, чем директор или учитель в крупном городе, по отношению к любой семье у него гораздо больше влияния. Люди, которые работают в таких школах, давно его используют.- Хорошо, учитель согласен на эффективный контракт, примет его. Кто будет контролировать выполнение контракта?Я.И.Кузьминов: Во-первых, он контролируется выбором потребителя. Учащиеся и родители, как правило, знают, какая школа лучше, какая хуже. Есть и некие объективные измерители, о которых Ефим Лазаревич говорил. Участие школы в предметных олимпиадах, количество кружков и так далее. Не надо абсолютизировать эти показатели, но в принципе они что-то дают. Прирост качества знаний с 5-го по 9-й, с 9-го по 11-й класс. Насколько дети развиваются в школе? Это гораздо сложнее определить, чем вывести средний балл по единому экзамену.Е.Л.Рачевский: В 2011 году 82 московские школы не смогли набрать ни одного первого класса. Это же родители проголосовали. Им не все равно, куда пойдет ребенок учиться.- Может быть, не набрали потому, что вокруг этих школ уже нет детского населения?Е.Л.Рачевский: Может быть, пять из этих 82 школ расположены в тех местах, где уже нет детского населения. В 946-й школе в 2008 году со 2-го по 11-й класс учились 240 детей, они не могли набрать ни десятый, ни первый классы. Школу закрыли, здание отдали нам. В том же году только в начальную школу (1-4-й классы) мы набрали 22 комплекта, 560 детей. Там нет сейчас ни одного свободного места.Я.И.Кузьминов: Мы договорились с мэром Москвы С.Собяниным и руководителем Департамента образования И.Калиной, что Вышка станет первым университетом, который создаст в своей структуре профильные лицеи по направлениям. Рядом с нами, в центре, есть около десяти школ, у которых трудности с набором. Мы создадим возможность не только выбрать профиль, которого нет в других школах – например, психологию, социологию, философию, – а дадим школьникам право «попробовать» все социальные и гуманитарные науки и выбрать профессию не на основе мнения родителей и слухов о карьере, а на основе собственного интереса к той или иной отрасли знания. Наберем учителей-предметников, поэкспериментируем с выдвинутой вперед профилизацией. Посмотрим, сколько детей будет в этих школах через год.- С кем будет легче работать в системе эффективного контракта: с опытными педагогами или молодыми ребятами, которые только оканчивают педвуз?Е.Л.Рачевский: Я бы сказал, что для молодого поколения само слово «контракт» более понятно, чем для тех, кому за 45, которые привыкли идентифицировать себя, что они не услугу оказывают, а сеют разумное, доброе, вечное, и привыкли не зарабатывать, а получать. Но я бы не делал здесь никаких кардинальных, резких шагов, потому что независимо от качества образования, которое молодой человек получил в вузе, в самой школе ему обязательно надо у кого-то учиться. Как наши экономисты советуют держать деньги в разных корзинах, так же и в школе обязательно должен быть разновозрастный учительский коллектив. Без передачи культуры от одного поколения к другому у нас мало что получится.Я.И.Кузьминов: Конечно, мы можем возлагать надежды на новое поколение учителей. Но по примеру Вышки могу сказать, что у нас никогда не было дискриминации. Мы вообще не думаем, какого возраста человек. Или он профессионал, или нет. Любые разговоры про поколение незаслуженно обижают целый ряд заслуженных людей. Мне кажется, надо от этого воздерживаться.- Какой конкретный шаг должно сделать правительство, чтобы идея эффективного контракта реализовалась?Я.И.Кузьминов: Разработать и утвердить модель или набор моделей эффективного контракта, чтобы губерния или каждая школа могли выбирать подходящие для них. Главное – не позволить профанировать это дело. Средняя заработная плата учителей должна приводиться к нормативной нагрузке. А то некоторые регионы уже попытались «выполнить» план Путина путем зачета зарплаты учителей, работающих на полторы ставки. Еще два критических условия – обновление учительского корпуса и создание системы профессиональной карьеры для учителя. Каждому учителю должно быть куда расти. А это значит, что он должен иметь стимулы для инвестиций в свой профессиональный уровень, должен постоянно сравнивать себя с коллегами, и не только в своей собственной школе.Е.Л.Рачевский: Еще одна деталь, о которой мы не говорили. Должен быть заключен эффективный контракт между правительством и школой. Не может быть эффективного контракта между школой и учителем, если не будет эффективного контракта между органами власти и учебными заведениями.- Давайте попробуем в одной фразе сформулировать: эффективный контракт – это…Я.И.Кузьминов: …состояние, при котором профессиональный, творческий человек может не думать о дополнительных заработках и сосредоточиться на том, что ему интересно, на том, чтобы заниматься своим прямым делом. Я считаю, это самое главное.Е.Л.Рачевский: Я не предложу альтернативы, могу только продолжить. Когда профессиональный интерес совпадает с интересом жизненным, и работник, учитель получает соответствующее вознаграждение за это, и его профессиональное удовлетворение дает тот результат, который от него ждет заказчик в лице социума, учредителя, тогда эффективный контракт исключает имитацию в работе. Это добротный, добросовестный труд за достойное денежное вознаграждение. Это работа мастера.Я.И.Кузьминов: Еще одно определение. Это такое состояние школы, при котором средний учитель перестает думать о двух вещах: как ему заработать и как ему отчитаться.Е.Л.Рачевский: Это ситуация, при которой учительница русской словесности, объясняя тонкости рассуждения Льва Толстого на страницах «Войны и мира», не думает, есть ли у нее в холодильнике курица или нет…
Выбор читателей
Комментарии