Как наши школьники относятся к политическим событиям? На этот вопрос дали свой ответ московские педагоги

​Тамара ЭЙДЕЛЬМАН, учитель истории гимназии №1567: – Я уже много лет учу гуманитарные классы. Историку в этом отношении везет, но, с другой стороны, есть очень большие проблемы. Мы должны учить думать, и история, и обществознание дают очень большие возможности для этого даже не за счет фактов, а за счет методов, которые мы сейчас используем. Развитие мышления – это работа с источниками, выявление и отделение факта от мнения, пропаганды. Мои ученики много знают по той простой причине, что я уже много лет даю такое задание – они каждую неделю пишут работу по политическим событиям, ради игривости все это называется «Русская рулетка».

Игра начиналась в 90-е годы,  тогда это выглядело так: они сдавали в конце недели рассказ о  трех событиях мировых и  о трех российских, которые посчитали самыми главными, и должны были объяснить почему. Я им говорила, что нужно  знать факт и его объяснить.  В воскресенье был розыгрыш, те события, с которых начиналась программа «Итоги» Евгения Киселева, выигрывали. Теперь все намного проще: я даю список неких событий, чтобы сохранить игру,  ребята вытягивают жребий и пишут то, что они знают об этом. Они могут высказать свое мнение, я могу с ним согласиться или не согласиться, но это не влияет на оценку. Всегда утром перед днем, когда это происходит, стайка девочек окружает какого-нибудь политически озабоченного мальчика, он проводит политинформацию, одновременно они учатся работать с информацией, потому что несколько раз находили в Интернете сведения 5-летней давности, некритически  их сдули и  получили «2». Есть субъективный момент, потому что я составляю список соответственно из того, что интересует меня, но  дальше практически любой 11-й класс уже интересуется этим, между собой  ребята это обсуждают. Мне кажется, что если они получают некоторую информацию, если у них развиты мыслительные навыки, то  наши дети  способны додумываться до очень многого сами.Елена ВОЛЖИНА, учитель литературы и русского языка гимназии №1543 «На Юго-Западе»:Мы с  моими десятиклассниками читаем роман Достоевского «Идиот»,  третья часть которого начинается с того, что некий герой Евгений Павлович рассуждает о русском либерализме:  «…русский либерализм не есть нападение на существующие порядки вещей, а есть нападение на самую сущность наших вещей, на самую Россию. Мой либерал дошел до того, что ненавидит саму Россию, то есть ненавидит и бьет свою мать. Каждый несчастный и неудачный русский факт возбуждает в нем смех и чуть ли не восторг. Свою ненависть к России принимает он за самый плодотворный либерализм, имеющий обозначение «любовь к отечеству», хотя слова «любовь к отечеству» он не употребляет и этого стыдится». Я спросила ребят, что они думают по поводу этого высказывания, тем более что этот герой потом будет несколько скомпрометирован в романе. Мы говорили с ними о многих серьезных, в том числе и политических, процессах, потому что  читали рассказы Варлама Шаламова и повесть Чуковской «Софья Петровна»,  мне казалось, что общие точки нашего отношения к неким социальным явлениям, в том числе в нашей стране, обозначены. Что  же я услышала от своих математиков, биологов, физхимиков?Что, безусловно, Евгений Павлович прав, русский либерализм и вообще русский оппозиционизм, русское протестное движение именно таково. Оно не любит Россию, любой факт вызывает его раздражение. Вспомните, Елена Дмитриевна,  говорили они, Олимпиаду, как многие хотели, чтобы она провалилась, говорили о чудовищных распилах, но ведь самое главное,  что мы победили, это такая радость, и  наплевать, сколько миллиардов уплыло. Они считают, что любое протестное движение приведет к Майдану, и  говорят: «Мы вообще не доверяем никому из этих оппозиционеров, все куплено, все они скомпрометированы,  нам не хочется об этом говорить, нас устраивает то, что есть». Я не имею права навязывать свою точку зрения, хотя  ее и высказала. Я очень люблю этих детей, они по-человечески открыты и замечательны, я понимаю, что в их словах есть и позиция семьи, а есть и глубокое невникание в ситуацию, ведь они заняты делом, науками, научными работами, конференциями. Это те ребята, которые ловят периферийным слухом или зрением телевизионные программы, которые не читают блоги журналистов. Это технари, а гуманитарии абсолютно другие,  понять этот феномен я не могу. Дело не только в чтении книг, дело не только в активном таком включении в эмоциональную сферу литературы. Я думаю, что гуманитарии,  простите меня, мои математики и физхимики,  созревают быстрее,  вопросы, касающиеся не только семьи, профессии и дела в тетрадке, их сегодня уже волнуют более серьезно, чем других моих десятиклассников. Разговор  с учениками не может быть специальным, он может возникать при столкновении с текстом художественным или историческим, мы не можем навязывать свою точку зрения,  я вчера поблагодарила детей, что они были настолько искренни со мной, зная, что у меня другая точка зрения, они имеют на это полное право. Другое дело, что я имею полное право расстраиваться по этому поводу или чувствовать внутреннее единство с ними.Разговаривать с учениками можно только с позиции важности человеческой жизни. Ничто другое не может быть главным в решении этих вопросов. Есть удивительные дети, у которых есть выверенная позиция. Мне сказал  один ребенок:  «Я считаю, что вообще социум – это не моя жизнь, я должен жить для своих родных, реализовывать себя в том творчестве, где у меня лучше всего получается, не хочу принципиально думать о площадях и митингах».А я считаю, что имеет право человек на такую позицию.Сергей КАЗАРНОВСКИЙ, директор «Класс-центра», образовательного центра – школы №686:Опрос, который мы проводили с детьми, показал, что  многим  из них политика неинтересна, они об этом или  ничего не знают, или не связывают это никаким образом со своей жизнью. Хотя сегодня многие дети ведут разговоры о Крыме. Вот тексты детей, которые они написали: «Я не очень интересуюсь политикой, у меня есть гораздо более интересные поводы подумать о чем-то другом»; «Я не вижу в митингах никакого смысла. Если хочешь изменить что-то, просто начни с себя и измени свою жизнь»; «Я считаю, что вся эта оппозиция проплачена со стороны Запада, что все это является скрытой иностранной интервенцией. Сейчас Россия должна быть сильной и единой, нельзя допускать разобщенности, я полностью поддерживаю Владимира Владимировича Путина и проводимую им политику, Западу и Америке выгодно ослабить Россию». Я считаю, что школа должны давать фундаментальные понятия, что такое справедливость, что такое честь, что такое стыд. Еще Ломоносов написал,  что арифметика, гимнастика, грамматика и стыд – четыре столпа, на которых стоит школа. Мы должны этим заниматься всегда, но, когда возникает повод для разговора,  можем опираться на какие-то ими или нами созданные ценности. Когда-то Стругацкие в «Гадких лебедях» написали: волчиха учит своего волчонка: кусай так же, как я, зайчиха учит своего зайчонка: убегай так же, как я, но если человек начинает учить своего детеныша: думай так же, как я, – это преступление. За день до открытия Олимпиады один родитель, который бегал в Волгограде, приехал и  подарил нам свой факел, это стало важной историей. Я сделал огромную директорскую перемену, мне про спорт интересно говорить, как про драматургию, про невероятную концентрацию человеческих важнейших качеств, я  считаю, что величайшая пьеса, написанная в истории человечества, – спорт. Есть предлагаемые обстоятельства, жизнь человеческого духа, декорации, зрители, импровизация, потому что мы же не знаем, что там произойдет. Я искал, что бы им показать, с чего начать, все пересмотрел, все время откладывал фильм «Спорт, спорт, спорт» Климова, а тут ночью сел, посмотрел его, вырезал всю художественную часть и показал это  детям начиная с музыки Шнитке, со стихами Ахмадуллиной – 11 минут не отрываясь смотрели. После закрытия Олимпиады они подошли и спросили: «Как же так, ведь на рояле нельзя ни сидеть, ни стоять, ни ходить по нему, а в  финале мы видели ужасную историю, когда  прыгали по роялям, пусть и  придуманным?» Педагогикой, честно говоря, называется искусство, это очень деликатный процесс. Когда выхожу в зал, как на сцену, я не всегда точно знаю, как пойдет разговор. Я точно знаю, что у меня есть своя точка зрения, но дети  должны прийти к своей, а я им должен помочь это сделать.