Как можно говорить о мистике с маленковско-хрущевским пионером? Александр ФИЛИППЕНКО

Стиляга с алма-атинского «Бродвея» и старший инженер института геохимии Академии наук СССР. Выпускник знаменитого Московского физико-технического института и Щукинского училища. Официальный представитель «темных сил» на российском киноэкране, переигравший целый легион негодяев, разбойников и вурдалаков. Все это он – человек-парадокс, человек-театр – Александр Филиппенко. Народный артист и артист для народа.

– Александр Георгиевич, и все же, кто вам симпатичнее – сыгранный Кощей Бессмертный или так и не сыгранный Иван-Царевич?

– Что значит «так и не сыгранный»? В фильме «Убегающий август» мой пожилой герой-любовник – типичный Иван-Царевич. Только постаревший. Или вот с эстрады читаю раннего Владимира Солоухина: «Солнце спрятано в каждом! Надо лишь вовремя вспыхнуть, не боясь, что окажется мало вселенского в сердце огня»… Чем вам не позиция Ивана-Царевича? И вообще, мне, актеру Вахтанговской школы, было бы что сыграть, был бы яркий образ с хорошим текстом, было бы что передать зрителю с подмостков – нового, важного здесь и сейчас. А уж Кощей это или Баба-яга – какая, собственно, разница?

– Сегодня сложно встретить артиста, избежавшего «испытания сериалами». Вот и вы этого хлеба попробовали. И каков он на вкус?

– Сняться в нескольких сериалах – вовсе не значит стать сериальным артистом. Да, мне было любопытно поработать, к примеру, в «Бедной Насте». Не без интереса понаблюдал за технологиями «мыльных опер» изнутри. Ведь растянуть историю на 200 серий – это же целая наука, которой мы, как бы нам ни хотелось думать обратное, пока еще не овладели. Потому и без иностранных консультантов на съемочной площадке все еще обходиться не можем.

Манера актерской игры в сериалах тоже совсем другая. Опасная, кстати, штука и очень заразная: за 5-6 месяцев привыкаешь к определенному существованию в кадре, и потом сложно возвращаться к нормальной работе. Известно же, что самые популярные артисты Венесуэлы, Мексики и Бразилии абсолютно беспомощны и в театре, и в большом кино. Много говорил об этом со своими молодыми коллегами, теперь, встречая меня, они вздыхают: «Эх, Александр Георгиевич, зря мы вас тогда не слушали».

– А сами, хоть изредка, сериалы смотрите?

– Зачем мне? Этим занимается моя семья, мой «теневой кабинет». Я им целиком и полностью доверяю. Если уж так понадобится узнать, чем там все дело кончилось, мои девушки мне все подробно расскажут. А то, что все самое главное всегда происходит в последние семь минут – счастливый финал и веселая свадьба, – так это и так понятно.

– У вас за плечами уже такое количество «мистических» ролей – от пресловутого Кощея до Коровьева и Азазелло в двух версиях «Мастера и Маргариты», что волей-неволей задумаешься о реальности сверхъестественного…

– Как можно говорить о мистике с маленковско-хрущевским пионером? Мы привыкли двигать горы и поворачивать реки вспять. Понимание того, что есть судьба, Его Величество Случай, пришло много позже. Вот гороскопы читаю и верю в некие их положения. Знаю, что мой знак – Дева, стихия – Земля, а Телец с Козерогом – соседи по одному Тригону. Проверено: все мои хорошие друзья из тех же земных знаков. Мы вот только знакомимся, а я уже это чувствую. Хотя, по всем гороскопам, мы с моей супругой никак не сходимся, но вот уж почти 30 лет вместе. Но это не потому, что звезды ошибаются. Они просто предлагают пищу для размышлений, остальное зависит лишь от тебя – принимать их предостережения или идти своей дорогой.

– Окончив Московский физтех, но в итоге предпочтя физике лирику, помните сегодня еще что-нибудь из точных наук?

– Главное, что я до сих пор помню и не без успеха читаю с эстрады, – тексты, написанные для студенческих КВНов начала 60-х. Что до точных наук… Слава богу, вкрутить лампочку и починить электрическую розетку я еще в состоянии!

– А с интернетом отношения сложились?

– Все об интернете знает моя дочь Александра. «Папа, – говорит, – не парься, сейчас я все сделаю». И через секунду выуживает оттуда любые интересующие меня тексты, статьи. Вместе с женой они занимаются и моей электронной почтой. А вот я этими премудростями пока что, увы, не овладел.

Интернет – это, конечно, очень удобный справочник. Но и большой обманщик. Самые нелепые слухи обо мне висят именно в сети. Ну, например, как вам такое понравится: после съемок в «Мастере и Маргарите» у Филиппенко испортилось зрение. Что за чушь! У меня была прекрасная французская линза, такая удобная, что я о ней даже забывал, и, расхаживая по «Ленфильму», пугал народ.

– У каждого заядлого путешественника есть своя коллекция забавных эпизодов и курьезов, случающихся, как правило, за границей…

– Я всегда вспоминаю, как в лондонском Тауэре или в Храме Гроба Господня ко мне подходили люди, наши соотечественники, естественно, и просили со мной сфотографироваться.

Я действительно в постоянных разъездах, часто бываю на гастролях. В основном, конечно, со своим литературным театром, с концертами, чтецкими программами. Это хорошо, когда у актера много работы. Но иногда очень хочется процитировать Зощенко: «Ах, давно я не лежал на траве и не смотрел в синее небо». Потому что дорога для меня – та же работа. Иногда, правда, позволяю себе в самолете вздремнуть, но в основном репетирую: на высоте десять тысяч метров самые замечательные мысли в голову приходят. Поэтому, когда меня спрашивают, в какой точке земного шара я непременно хотел бы еще побывать, отвечаю: на своем чудном небольшом участке в подмосковном Переделкино.

– Обложка какой книги в вашей домашней библиотеке самая потрепанная?

– Конечно же, Зощенко. Его много в моих программах, люблю его еще со студенческого театра, он все время в работе. У Михаила Михайловича есть рассказы – я читаю, а зрители ахают, – будто вчера написанные. И томики Станислава Рассадина – умного человека, которого всем советую читать – тоже изрядно потрепаны. Вообще, в ходу у меня те книги, которые нужны сейчас для того или иного проекта. Читаю Довлатова, Гоголя. Вот в декабре буду восстанавливать вечер советской сатиры «Смех отцов». Включу туда сатирическую повесть Андрея Платонова «Город Градов», фельетоны 30-х годов Михаила Кольцова и опять-таки рассказы Зощенко. Есть идея сделать программу по Заболоцкому, Хармсу и Введенскому. Бывая с концертами в Америке, Израиле или Германии, я замечаю у своего зрителя серьезную ностальгию по качественной литературе. Ведь практически вся эмиграция – это высокообразованные, культурные люди. И жизнь повернулась так странно, что им долгие годы приходилось заниматься не своим делом. А ведь в «прошлой жизни» они защищали диссертации по Достоевскому, Джойсу, Кафке. И когда приезжаешь к ним с хорошей литературной программой, обязательно получаешь отклик. Такой зритель для меня особенно дорог. По финальным аплодисментам всегда понимаю, что не разочаровал его, и сразу хочется придумать для него что-то еще.

В России литературные программы тоже переживают свой Ренессанс. Очень много звонков и приглашений из чтецких отделов региональных филармоний – зовут в Нижний Новгород, в Новосибирск, в Челябинск, в Воронеж. А ведь еще не так давно казалось, что интерес к этому жанру угас уже навсегда. А сегодня те, кто ходил на мои выступления в 60-70-е годы, те самые поклонники знаменитого монолога по мотивам пьесы Виктора Славкина «Взрослая дочь молодого человека», ведут ко мне уже своих детей. И я точно знаю, что эти молодые ребята, это новое интернет-поколение, вернувшись домой с моего концерта, обязательно заберутся в папину библиотеку.

– За долгие годы каждый из нас собирает собственную «доску почета» – длинный список близких людей, кому мы бесконечно признательны и благодарны. У вас есть такой?

– Конечно же, есть! И поверьте, там очень много имен. Это и мои первые учителя в драмкружке алма-атинского Дворца пионеров, где я впервые интуитивно постиг суть театральной этики Станиславского, основу отношений к театральным подмосткам. Кстати, совсем недавно я выяснил, что один из моих педагогов, теперь уже народный артист Казахстана, до сих пор жив и здоров. При любой оказии я с удовольствием передаю ему приветы, какие-то театральные книжки. Потом физтех – старшие друзья, нынче уже профессора и академики, с которыми дружу до сих пор. Золотые годы в Театре на Таганке свели с потрясающим художником Давидом Боровским, и его уход из жизни стал для меня настоящей трагедией. Как и смерть Михаила Александровича Ульянова, с которым мы долгие годы работали в Вахтанговском театре. Судьба подарила мне встречу с удивительным режиссером Робертом Стуруа. Ролан Быков, который помог мне получить Государственную премию за моноспектакль «Мертвые души». Да ведь так до бесконечности можно перечислять!

А сколько раз помощь приходила, откуда не ждали, когда меня выручали самые обычные, совершенно незнакомые люди. Вот, пожалуйста, сюжет, который будет понятен читателям моего поколения, помнящим, каково было собирать тысячи справок для поездки хотя бы в Польшу или Болгарию. В начале 80-х я должен был лететь во Францию с делегацией театральной молодежи. Партком Вахтанговского театра «заматывал» мою характеристику и, наконец, выдал разрешение за два дня до отъезда, прекрасно понимая, что завизировать ее в райкоме я, естественно, уже не успею. Но надо же было такому случиться, что муж секретарши Киевского райкома тоже заканчивал физтех и много ей обо мне рассказывал. Через пару часов все бумаги были готовы, и когда к вечеру я привез их в театр и увидел глаза партийных функционеров, они-то и стали настоящим вознаграждением за перенесенные мытарства. Эти глаза даже мечты о Франции затмили. Так я попал в Париж. Это была замечательная поездка. И теперь говорю со знанием дела: нас надо было раньше выпускать за границу. Тем приятнее было бы возвращение домой…

Екатерина ЦВЕТКОВА (фото)