На чтение: ≈ 10 мин.Она готовила меня для спасения.Шло время.Мое увлечение поэзией вовсе не радовало других учителей, никто не приветствовал моего поэтического дара, не хвалил меня; скорее, это даже раздражало их, что я, мол, запускаю их уроки и задания. В журнале вдоль моей фамилии умножались двойки по химии, физике, математике, биологии и, конечно же, по русскому языку.
Я тонул.Иногда, когда у нас не было урока любимой учительницы, я, выходя из дома, садился в трамвай и весь день катался по городу. Возвращался домой вроде бы после уроков и, как заяц, держал ухо востро: не узнала ли мама о моем прогуле?Что знала обо мне моя учительница?Знала все, что ей было необходимо знать: и то, что отец погиб на войне, и то, что мама у меня инвалид второй группы, и то, что есть у меня младшая сестренка… Знала, что думают обо мне другие учителя. Знала и то, чего я сам о себе не знал.- Ты не поможешь мне отнести тетради домой? – спросила она у меня однажды.Я порадовался: конечно, помогу.Она пригласила войти в свою маленькую двухкомнатную квартиру. Мы знали, что она живет вместе со своей сестрой, которая тоже была учительницей и работала в другой школе. Дома никого не было.- Пообедаем вместе… – сказала она просто, как будто это обычно так и происходило.Мне было неудобно, но бархатистый голос и улыбка пленили меня.Мы поели суп с куском хлеба. Год ведь был 1945-й, люди голодали. Она тоже голодала, и этот кусок хлеба мне достался от ее дневной нормы, выдаваемой по карточкам.Потом выбрала из книжного шкафа толстую книгу о грузинской литературе, сделала надпись и передала мне.- Спасибо, Дейда Варо… – сказало мое сердце, переполненное чувством искренней любви к этой женщине.На крыльях бежал я домой и все заглядывал в книгу, где ее рукой было написано: «Моему талантливому ученику».Момент истиныНачинаю писать, увлечен, погружаюсь в мысли. И не замечаю, как она, держа в руках книгу, приближается ко мне. И когда она наклонилась к моему уху, только тогда я взглянул ей в лицо.На этот раз она не дарит мне мою любимую улыбку, лицо у нее грустное. Она наклоняется, приближаясь к моему лицу, так что ее седые волосы касаются моей щеки. Я чувствую нежный запах духов. На ней кремовая шелковая кофточка с перламутровыми пуговками. На кофточке – старинная серебряная брошь. Ее глаза – ласково грустные – вобрали меня в себя. Мне трудно выдерживать эту непонятную грусть. Опускаю голову. Ее губы прикасаются к моему правому уху и посылают мне всю свою грусть и боль прямо в душу, прямо в сердце:- Мальчик, – шепчет она, – мои пятерки краснеют рядом с двойками… Как быть?..Она знает, что после этого я сочинение дальше писать не смогу. Но на фоне того ожидания, что может произойти, разве это важно?Как в педагогике назвать вот это действо – что это за прием, способ, метод, принцип?..Нет этому названия.Потому, спустя десятилетия, я назвал его моментом педагогической истины. В этих мгновениях, когда ученик души не чает в учителе, а мудрость учителя чувствует, что именно сейчас, не раньше, не позже, нужно помочь ученику выправить путь, может произойти воспитательное чудо. Момент педагогической истины состоит из встречи двух его составных: первое – само предчувствие наступления этого мгновения, второе – искусство воспользоваться мгновением.Она не ждет от меня ответа, так же бесшумно возвращается к окну, но книгу уже не читает, смотрит в небо, может быть, молится в душе.А в душе моей происходит взрыв.Я закрываю голову руками и начинаю тихо плакать, чтобы рядом сидящий не догадался, в чем дело.Пятерки моей учительницы краснеют рядом с двойками.Дело не в пятерках, а в том, что в них любовь моей учительницы ко мне. А эти двойки могут навредить этой – самой дорогой, что мне досталось за последние месяцы – Любви!Я причиняю учительнице боль – и мне больно от этого.Мне стыдно перед Дейда Варо, потому что ей стыдно за меня.Что нужно делать, чтобы пятерки не краснели, чтобы уберечь Любовь любимого учителя ко мне?Надо уничтожить эти двойки.Мое сознание меняется, чувствую суровость долга перед погибшим отцом, перед больной матерью, перед Дейда Варо.Тетрадь для математики и стиховВлияние Варвары Вардиашвили на всех моих одноклассников было велико – мы облагораживались. Но влияли на нас и другие учителя, большинство из которых следовали силовым подходам, приказам и принуждениям. После того как мы познали учительскую любовь и одухотворяющее общение, уроки других учителей и общение с нами вызывали в нас большее раздражение. Потому ребята часто удирали с уроков, срывали уроки. Под влиянием «Витязя в тигровой шкуре» я даже написал целую поэму – «Хвала шатало» («шатало» – от русского «шататься»; этот жаргон обозначал бегство с уроков). Одноклассники позаботились размножить рукописный вариант, и поэма распространилась по всей школе, читали ее ученики с седьмого по одиннадцатый класс, смеялись, веселились. Она вдохновляла многих тоже «ходить на шатало». Учителя знали что-то о моем произведении, но никто им его не показывал, ибо это было опасно – в нем некоторые учителя высмеивались.Однажды Дейда Варо подозвала меня к себе и спросила:- Ты от меня что-то скрываешь?Я покраснел.- Завтра я вам передам… – сказал я.В ту ночь я и мои друзья очень постарались – на пишущей машинке отпечатали всю поэму (она была длинная, из десяти историй), сделали несколько рисунков, сшили, как подобает книге, и на следующее утро наша группа (автор, редактор, художник, корректор) преподнесла ее учительнице.Она поэму никому из учителей не показала. Но, как я знаю, на педсовете велось обсуждение того, как пресечь бегство учеников с уроков. Многие предлагали ужесточить меры, наказывать организаторов, кого-то исключить из комсомола (напугать во всяком случае исключением из организации), созвать родительские собрания и потребовать от них следить за своими детьми.В моей жизни в восьмом классе произошло еще одно радостное событие. К нам пришла новая учительница математики. Она была старая и давно работала в школе, но пришла в наш класс после того, как предыдущий учитель не смог «взять нас в руки» и покинул школу. А его заменила прославленная учительница Тамара Казахашвили. Нам было известно, что Варвара Вардиашвили и Тамара Казахашвили дружат друг с другом. А событием в моей жизни было то, что математика вдруг стала мне доступна, и я даже сделал доклад по иррациональным числам. Я завел тетрадь «для математики и стихов». А учительница похвалила меня. «Как интересно править твою тетрадь, – сказала она мне, – такое впервые в моей жизни». Я научился решать задачи и примеры, и появились первые пятерки по математике. Год назад об этом я и мечтать не мог.Люби ближнего своего как себя самогоНа уроках любимого учителя мы обсуждали такие произведения и таким способом, что менялось наше отношение к самому себе и окружающим. При этом все строилось на основе идей «Витязя в тигровой шкуре»; эта поэма была опорой для наших духовно-нравственных исканий. И в классе происходили изменения – они происходили медленно, но были заметны: самые отчаянные успокаивались, отстающие подтягивались, грубияны становились мягче.В девятом, десятом, одиннадцатом классах мы поднялись до такого уровня, что нас хвалили и нами удивлялись. С учителями возник лад.
Выбор читателей
Комментарии