Как любить детей. Гуманная педагогика расставляет акценты

Я – геройС 1942 года нас с девочками разъединили, и я стал учеником четвертого класса мужской школы.И вот урок русского языка.

Входит в класс пожилая учительница, ее называли заслуженной. Она автор учебников. У нее строгое, недовольное лицо.Мы встаем.- Здравствуйте… – произносит она не тоном доброжелательного приветствия, а с некоей угрозой. («Сейчас посмотрим, с чем вы пришли»).Все хором и громко отвечают:- Здра-а-авству-у-уйте-е-е,.. – и в этом ответном приветствии тоже не звучит радость встречи с учительницей, с предстоящим уроком русского языка.У меня веселое настроение, и в хоровом «здравствуйте» выделилось мое «драп-ту-пи-те»… Откуда такое пришло в голову, не знаю.Учительница ошеломлена. Видимо, такое с ней еще никто себе не позволял.- Кто это?! – грозно закричала она.- Я… – говорю, и самому хочется смеяться над своей дерзостью.Конечно, я тогда не думал о том, что со мной будет, точнее, как она со мной поступит.Если бы она любила меня Учительской Любовью, поступила бы совсем по-другому. Но она так заорала, что дети испугались. Она говорила какие-то русские ругательные слова, из которых я понял: надо выйти из-за парты и постоять в углу лицом к стене.Это не испортило моего настроения. То и дело я оборачиваюсь и, уловив момент, гримасничаю. Дети смеются, мне хорошо.- Вон из класса!.. – закричала и вытолкнула меня за дверь.Классная комната на первом этаже. Окна выходят во двор. Я бегу во двор. Там сооружен спортивный городок. Взбираюсь по железной лестнице, перелезаю на шест и спускаюсь вниз. Качаюсь на перекладине.Мои одноклассники смотрят на меня. Смеются, кто-то, может быть, завидует.После урока ребята окружают меня, спрашивают:- Ну, как?- Да никак! – говорю я, но чувствую себя героем.У меня появляется отвращение к учительнице и к урокам русского языка.Я прячусь в кухнеЭто уже в шестом классе.Учительница русского языка (теперь уже другая), пожилая женщина, она же руководительница класса, грозится, что не переведет меня в седьмой класс.Да, я не знаю русского языка, не имею в семье речевую среду. А в школе учительница только и делает, что ставит мне двойки. Я стараюсь наизусть учить тексты без понимания смысла, но это меня не спасает. Списывать во время контрольных работ тоже не всегда удается, она как будто только за мною следит, чтобы я не «жульничал».У меня накапливаются двойки по математике, по физике, по английскому. Я, получается, круглый двоечник.Что делает моя классная руководительница?Она кладет классный журнал в свой черный портфель и вечером неожиданно приходит к нам домой.Я понимаю – это не к добру.Прячусь в кухне.Мама тоже напугана: что же я такое натворил, что классная руководительница сама приходит, с мрачным лицом садится у обеденного стола и достает из своего черного портфеля журнал.- Маро, – говорит она маме, – плохи у твоего сына дела. Вот смотри, – и показывает в журнале вдоль моей фамилии жирно написанные цифры – два… два… два… два… два…Что делать? Он в следующий класс не перейдет… Может, направить его в фабрично-заводское училище?..Она не спрашивает маму, как та одна справляется с воспитанием двоих детей, на что семья живет, чем она болеет, чем сын увлечен, что ему мешает хорошо учиться…Она встает и уходит, оставив в семье горе.Мама заплакала, у нее больное сердце.Я тоже заплакал от безысходности.Почему никто не хочет помочь мне?Мог ли я полюбить эту учительницу? А без любви как мне освоить русский язык?Английский грузинскими буквамиОб учительнице английского языка.Она совсем молодая красивая женщина.Строгая, нервная, недовольная.Дает нам первые уроки английского.Ставит мне двойку. За что? Хочу спросить, но она может накричать на меня, нагрубить. Она такая. В следующий раз опять ставит двойку. В конце урока подзывает к себе и тихо говорит:- Ты хороший мальчик, мне жалко оставлять тебя на второй год, займись с репетитором…Мама узнает ее домашний адрес, и мы идем к ней.Сперва – «нет-нет», а потом соглашается давать мне частные уроки.В неделю два раза я хожу к ней домой. Мы открываем учебник и грузинскими буквами под английским текстом пишем транскрипции. Получается, что я читаю английский текст грузинскими буквами. На уроках, когда она вызывает меня к доске, я так и делаю, и вместо двоек она ставит мне тройки, порой – четверки.Она строго предупредила меня, чтобы в классе я не проболтался и никому не сказал, у кого я беру частные уроки.Мамину жалкую пенсию в месяц раз я передаю ей, а это происходит в 1944 году. Она довольна мной, говорит другим учителям, что я способный мальчик.Конечно, я не мог ее любить.Единица на всех, шишки на голове – каждомуУчитель физкультуры – добродушный крикун. Мог дать подзатыльник ученику, выругать его с отцовской заботой.Весь класс решил прогулять уроки дня и спастись от трех контрольных.Директор поручил учителю физкультуры разыскать нас. Тот нас не нашел. Искал по всему Тбилиси, но не додумался, что мы могли быть в зоопарке и веселиться.На другой день озлобленный на нас учитель физкультуры, вместо того чтобы провести урок, предпринял следующее. Сперва обругал нас всеми дозволенными и недозволенными словами, обещая ужасные последствия за нашу дерзость. Потом провел в журнале линейкой вертикальную линию, приделал сверху носик, а внизу – опору; так получилась одна большая единица на всех, единицу записал каждому из нас в дневнике. Далее, вызывая нас по двое, ставил бок о бок друг к другу, а сам сзади обеими руками ударял наши головы друг о друга. У каждого на голове образовалась шишка. А потом принудил нас написать заверение, что больше никогда мы не посмеем прогуливать уроки.Делал он все это вполне серьезно и, полагаю, с верою, что свершает педагогическую задачу – воспитывает нас, но, по всей вероятности, и с чувством мщения за то, что мы оказались прозорливее и скрылись так, что он не смог нас разыскать. Значит, не смог выполнить задание директора.Он был пожилой мужчина, «опытный» учитель физкультуры, ему поручалось выполнение всех силовых заданий.Мы были тогда в восьмом классе.Можно ли обнаружить в этом «педагогическом» деянии какой-нибудь след искренней любви к нам?Мы никому не пожаловались на шишки, а общая единица в журнале осталась в нас как анекдот.Как ни странно, я – круглый двоечник до седьмого класса, потом – круглый троечник, окончил школу с золотой медалью. Как это могло произойти?Моя школаШкола, где я учился, не была заброшенной. Она была большая, прославленная и стояла в центре Тбилиси.Чем же славилась моя мужская школа? Было чем.Размышляя об этом, я прихожу к выводу, что каждая школа имеет (во всяком случае, так это должно быть) свое созвездие учителей. Это созвездие может состоять из двух, из трех, из четырех, может быть, если повезет, из семи звезд. В крайнем случае, должна быть хоть одна звезда, светлая, яркая.Итак, я в седьмом классе, это 1945-1946 учебный год.Мы узнаем, что грузинскому языку и литературе нас будет учить Варвара Вардиашвили. Это вызвало у нас восторг. Все ученики из других классов любили ее. О ней рассказывали легенды.Она была заслуженным учителем. Дважды была награждена орденом Ленина. Седая, полная, невысокого роста, с мягкой и спокойной походкой, обаятельная, с очаровательной улыбкой, с бархатистым голосом, который никогда не повышался, сдержанная, с ласковым и проницательным взглядом. Что еще сказать? Незамужняя, бездетная.Настал день. Мы ждали ее, и она вошла в класс. Мы встали.- Здравствуйте… – сказала она тоном и вибрацией, которые я спустя годы буду вспоминать и исследовать. По моему телу пробежали мурашки – это была необычная ласка, долгожданная.И мы ответили ей не так, как здоровались с другими учителями, а так же нежно, тихо.Потом она сказала:- Спасибо…За что «спасибо»? За то, что мы ответили на приветствие приветствием? Но «спасибо» было искреннее.Потом она направила свои мудрые глаза на каждого из нас. Посмотрела на меня тоже. Я утонул в них.- Садитесь, пожалуйста… – сказала она.Мы садимся. Каждый из нас уже очарован. Что дальше будет?