«На другой день, как всегда, очень странный, пришел в класс Козел, весь он был лицом ровно-розовый, с торчащими в разные стороны рыжими волосами, глаза маленькие, зеленые и острые, зубы совсем черные и далеко брызгаются слюной, нога всегда заложена на ногу, и кончик нижней ноги дрожит, под ней дрожит кафедра, под кафедрой дрожит половица.
Курымушкина парта как раз приходилась на линии этой дрожащей половицы, и очень ему было неприятно всегда вместе с Козлом дрожать весь час».
Так под гимназической кличкой Козел Михаил Пришвин описал в автобиографическом романе «Кащеева цепь» учителя географии Василия Васильевича Розанова.
Вышеупомянутое событие произошло в Орловской губернии, в старинном уездном городе Ельце, расположенном на реке Сосне. Местность была по-своему живописной, купающейся в зелени садов и тихой, непритязательной. Здесь, в стенах Елецкой гимназии, конфликтовали учитель и ученик, и о конфликте впоследствии стало известно всей читающей публике.
Среди гимназистов Василий Васильевич слыл за чудака, некоторые побаивались его, считая сумасшедшим. Некоторые подсмеивались над учителем, но втайне опасались, не зная заранее, что учитель географии отчебучит в следующую минуту. Розовое лицо его редко изменяло выражение, но рысьи глазки светились множеством оттенков в зависимости от солнечной или пасмурной погоды за окнами. Почти никогда Розанов не называл своих воспитанников по именам и фамилиям. Вынашивая замысел очередной книги, он не считал нужным растрачивать энергию ума на пустяки. Однако достаточно было гимназисту встретиться с учителем глазами, тот без промедления вызывал смельчака отвечать урок. На географии попался на эту удочку и Курымушка, то есть гимназист Миша Пришвин. Он вышел к доске, быстро нарисовал мелом Северную и Южную Америку. И рассказал про них так толково, что Василий Васильевич похвалил Курымушку и поставил ему «пять». Курымушка, с которым в действительности произошла эта история, испытал подлинный телячий восторг. Розанов редко кого хвалил и чаще ставил двойки, чем пятерки.
Отличный ответ на уроке сослужил Мише Пришвину хорошую службу. Вот что рассказал он сам много лет спустя: «Учиться начал в Елецкой гимназии, и такой она мне на первых порах показалась ужасной, что из первого класса я попытался с тремя товарищами убежать на лодке по реке Сосне в какую-то Азию (не в Америку). Розанов, Василий Васильевич (писатель), был тогда у нас учителем географии и спас меня от исключения…»
Василий Васильевич посчитал нужным заступиться за способного ученика.
Пришвину закончить курс наук в ней все-таки не пришлось. Сыр-бор разгорелся все из-за того же учителя географии. Досужий гимназист заинтересовался, почему дрожит и дрожит половица, дрожит кафедра, когда за ней сидит Василий Васильевич. Пришвин был уже в четвертом классе – не тот несмышленыш, что во время побега на лодке по реке Сосне. И тем не менее он легко поверил более сведущему сверстнику, растолковавшему, что и как. И с этой поры Розанов стал противен гимназисту.
Затишье перед бурей длилось недолго. Миша Пришвин в присутствии одноклассников сказал-таки Василию Васильевичу о дрожи половицы, сказал с тем же намеком, с каким растолковали это ему самому. Легче легкого осудить учителя географии за то, что он не выдержал, взорвался, если бы перед гимназистами находился заурядный преподаватель, не упускающий случая выпить рюмку-другую водки и сходить вслед за старшими гимназистами к веселым девицам. Но за кафедрой находился уже приобретший известность философ, которого даже чуждый ему духовно А.М.Горький назвал «интереснейшим и почти гениальным человеком».
Конечно же, Василий Васильевич быстро раскусил всю подноготную неприглядной истории. Ведь он достоверно знал, под каким прозвищем тянет лямку в гимназии, догадывался обо всех возможных инсинуациях в свой адрес. Незадолго до случившегося Розанов написал в одной из книг: «Сочинения мои замешаны не на воде и не на крови человеческой, а на семени». Многие гимназисты понаслышке узнали об этом, но, не разбираясь в тонкостях розановской абсолютизации святой плоти как первоосновы жизни, напридумали околесиц, не знающих в своем распространении границ.
Не сами слова Миши Пришвина разозлили Василия Васильевича, а то, что стояло за ними, тот отрицательный подтекст, «прилипший» к ним. Учитель географии разошелся не на шутку. Итог для дерзкого гимназиста плачевный: его без всякой волокиты исключили из гимназии. Розанов преподал своему отнюдь не худшему ученику жестокий урок.
«Нанес он мне этим исключением рану такую, что носил я ее не зажитой до тех пор, пока Василий Васильевич, прочитав мою одну книгу, признал во мне талант и при многих свидетелях каялся и просил у меня прощения («впрочем, – сказал, – это вам, голубчик Пришвин, на пользу пошло»)», – вспоминал позднее Пришвин.
Со временем и он начал лучше понимать мотивы поступка Розанова. В период учебы в Елецкой гимназии личность философа раскрылась перед Пришвиным с чисто внешней стороны, припудренная шелухой недопонимания. Позже он прочитал книги Василия Васильевича: ему стала приоткрываться тайна личности учителя географии. Пришвин не мог не оценить по достоинству самобытность мышления их автора, его редкостную способность вычленять самую суть мимолетных явлений.
Таким образом, получается, что к тайне Розанова Пришвин прикоснулся не в гимназии, а некоторое время спустя, следя за его книгами, в которых парадоксы бытия нанизывались на едва ощутимый стержень. В ином свете предстал и конфликт в гимназии. Слишком поддался тогда Миша гимназической среде, не смог выработать свое отношение к учителю. Но впоследствии Пришвин не раз повторит, что именно Розанов вдохнул в него священное благоговение к тайнам плоти. Тайна Василия Васильевича расширилась до общечеловеческой.
Пришвин не без гордости писал: «Мальчик, выгнанный из гимназии, носивший всю жизнь по этому случаю уязвленное самолюбие, находит своего врага в религиозно-философском собрании, вручает ему книгу с ядовитейшей подписью: «Незабываемому учителю и почитаемому писателю» и выслушивает от него комплимент. Вот победа!». Однако за ликованием просматривается иной, истинный смысл: Пришвин благодарен Розанову за комплимент, расценивая его как напутствие старшего собрата по перу.
Есть нечто символическое в том, что в 1919 году – год смерти Розанова – Пришвин назначается учителем географии именно в ту гимназию, где преподавал ранее этот же самый предмет Василий Васильевич.
В пору, когда имя Розанова встречалось в печати лишь в уничижительном контексте, по иронии и воле судьбы писатель Михаил Пришвин олицетворял собой связь между давно умершим русским мыслителем и русским народом. В этом смысле Розанов значительной частью своего творчества все время оставался с читателем через посредство пришвинских книг.
Комментарии