Как экономист с экономистами

​Сергей СОБЯНИН побывал на экономическом факультете в МГУ, где выступил с лекцией.

Лекция сегодня будет необычной в силу того, что я не теоретик, а практик, а  в МГУ  замечательные преподаватели, которые в области теории расскажут студентам намного больше, чем я могу. Единственное, должен заметить, что теорий государственного управления достаточно много, особенно в последнее время. В свою бытность, когда преподавали эту дисциплину нам, была одна теория, сегодня как минимум десяток самых современных теорий, начиная от теории эффективного управления, заканчивая корпоративным менеджментом в госуправлении. При выборе той или иной управленческой модели, того или иного управленческого решения никогда не опираешься на какую-то одну теорию, опираешься просто на прагматизм и здравый смысл. Как в музыке, есть определенный набор нот, и если использовать одну ноту, то  музыки никакой не будет. Так и в управлении: нужно использовать все ноты, чтобы получилась музыка, главное  – эти ноты правильно построить,  только тогда получится хорошая, эффективная композиция. То же самое и в государственном управлении. Москва – самый большой город Европы. По количеству проживающих он больше, чем Лондон, Париж, другие города Европы. В Москве постоянно проживают около 15 млн человек. Более того, Москва не только самый большой город Европы, но из крупных мегаполисов самый северный город не только Европы, но и мира. Это  создает особую специфику в силу того, что жизнеобеспечение города не только красивая фраза, но и насущная необходимость. Если представим, что в Милане отключат электроэнергию,  ну отключили и отключили, походили, погуляли на улице, снова включили. Если в Лондоне отключить тепло, то в принципе это неприятно, но не смертельно. Если в Москве не будет зимой тепла, воды и света, то это уже вопрос не комфорта, а вопрос реального выживания. Что это означает для реального управления? Это означает, что все системы жизнеобеспечения должны быть чрезвычайно надежными, задублированными и взаимозаменяемыми. По объему это тысячи километров сетей. Много это или мало? Сколько километров до Владивостока? 9, 8, 11 тысяч? Такой же порядок сетей, протяженность водопровода, теплосети можно проложить туда и обратно, и, конечно, с ними надо работать, их надо ремонтировать вовремя. Чтобы они были в нормальном состоянии, надо ремонтировать от 3 до 5% этих тысяч километров ежегодно, при этом даже применяя самые современные технологии. Электричества нужно столько, сколько вырабатывает Красноярская ГЭС. Очистка воды по объему составляет ежегодно столько, сколько вмещает в себя озеро Селигер. Что касается водоснабжения, то  площадь водосбора Москвы равняется площади Словакии. Это действительно гигантский мегаполис с громадными инженерными, коммуникационными системами. Москва также крупнейший транспортно-пересадочный узел. Когда я начинаю разговаривать со своими коллегами, они мне говорят: «Слушайте, вы уже со своей Москвой достали. Вы там решайте свои проблемы, это же не проблемы Российской Федерации, правительства, других регионов, это ваши проблемы, вы их и решайте». Должен сказать, что мы никогда не говорим, общаясь с коллегами, с Министерством транспорта, о внутренних проблемах транспорта Москвы. Мы сами их решим в конце концов и решаем их, хотя это сложнейшая, архисложная задача. Тем не менее главным остается то, что московский транспортный узел – точка пересечения всех маршрутов – железнодорожных, автомобильных, авиационных, бoльшая часть всех грузов страны, всех пассажиров страны перемещается именно через Москву. В таком удачном месте построили наш город наши предки,  они выбирали в свое время место  как раз во многом исходя  из того, что Москва находилась на перепутье торговых путей. За эти века это положение не изменилось, а, наоборот, еще упрочилось. Пересечение запада и востока, юга и севера – это Москва. И, может быть, поэтому она стабильно развивается, и куда бы ни пытались переносить столицу нашей Родины, она возвращалась в Москву. Тем не менее это добавляет серьезных проблем. Городской пассажирский транспорт – один из крупнейших в мире, метро занимает третье место в мире по объему перевозок, а протяженность наземных городских магистралей достигает расстояния от Москвы до Нью-Йорка. В социальной сфере работают 500 тысяч работников по статистике, но на самом деле работает значительно больше, если брать не только городскую сеть, но и федеральную. Только во всех видах образования работают полмиллиона человек, если брать и региональную (муниципальную), и федеральную сеть. То есть столичная  одна из  крупнейших мировых социальных сетей, включающая образование, здравоохранение, социальную защиту, требует своего внимания и управления, причем каждый уровень требует своих специфических инструментов управления. Москва сама по себе большой, огромный мегаполис, находится в окружении еще одного крупнейшего региона страны – это Московская область с 7 млн человек и, я думаю, с 2-3 млн, которые тоже постоянно там находятся. Если на круг взять реальный город, не административные границы Москвы, а реальный город, это около 20 млн человек со всеми проблемами, задачами и целями развития. Нигде в мире практически нет городов с такой системой управления. Аналог Москвы – Санкт-Петербург, это федеральные города, которые совмещают функции государственной власти и муниципальной в одном лице. Любой другой регион, будь то Ярославская, Тверская или какая другая область, разделяет функции региональной власти и муниципальной. Причем если посмотреть, то там  половина всех обязательств лежит на муниципалитете. В Москве 90% всех обязательств выполняет именно Москва как город, как единая система, как единый орган управления. Один из таких принципов управления, на мой взгляд, связан с субъектом управления. Во всех учебниках написано, что субъект государственного управления – орган государственного управления. Объект управления  – его учреждения, а уж дальше под учреждениями – люди, население, которые называются «контингент» – контингент образования, контингент здравоохранения. Так вот мы пытаемся сделать так в нашем городе, чтобы не просто от абстрактного количества людей, а от конкретного человека зависели управленческие решения, которые мы принимаем, более того, работа конкретных учреждений и организаций. В учебниках есть, конечно, принцип эффективности управленческих решений, лозунг «Лучшие результаты за те же деньги» есть также в тех учебниках или в лекциях, но когда мы доходим до публичной политики, у нас ни один публичный политик, ни один депутат никогда этих слов не произнесет. Они для них табу, не знаю уж по какой причине. Гораздо проще говорить о том, что мы требуем улучшения, например, зарплаты учителей. А на сколько? А вот на сколько нам хочется, на столько и требуем. Или мы хотим, чтобы здесь построена была прекрасная музыкальная школа, восьмиэтажная, 40 тыс. кв. м. А почему не пять? А вот мы так хотим. Когда вы приходите в магазин, в  автомагазин,  выбираете машину, то  выбираете машину по тем деньгам, которые у вас есть. Если у вас есть деньги на «жигули», вы покупаете «жигули», но никак не «мерседес». В публичной политике так не делается. Сложно сказать почему, но когда доходит до реального управления, конечно, все это остается красивыми лозунгами, и мы переходим к реальному управлению с реальными деньгами, реальными серьезными бюджетными ограничениями,  наша задача – посмотреть, как эти бюджетные деньги, как эти финансовые потоки, как материальные ресурсы, и людские, и кадровые, используются:  эффективно либо неэффективно. Принцип  «клиент всегда прав»  вообще не применяется в системе работы наших государственных и муниципальных учреждений. Он больше приемлем для коммерческой сети, для торговли, для магазинов, когда производитель товара и продавец полностью зависят от клиента, который пришел, купил или не купил, удовлетворен он или нет. Если нет, он ушел в другой магазин, к другому продавцу. В бюджетной сети, в системе городских монополий этот принцип практически вообще не работает. В советское время все образование было на жесткой смете расходов,  также жестко районные отделы образования контролировали всю эту смету: шаг влево, шаг вправо – тюрьма. Потом, когда мы перешли в другую ипостась, в рыночную экономику, когда у нас произошла децентрализация управления, сметная система осталась, а дисциплины не стало. Что за этим последовало? За этим последовало то, что начали платить и финансировать школы по затратам, во-первых, и по тому, во-вторых, кто первый добежал до отдела образования и доказал необходимость финансирования. Чем больше персонала, чем больше затрат в школе, тем больше финансирование. Ученики в этой ипостаси становятся некой лишней обузой, потому что чем больше учеников, тем больше затрат. А зачем? В свое время удивлялись: а вообще, почему в московские школы так трудно записаться к 1 сентября, почему выстраиваются огромные очереди, родители жгут костры, чтобы записать своих чад в 1-й класс? Потому что не было интереса у школ. Я не скажу, что они плохо учили, что у нас плохие учителя, директора, все замечательно, но мы создали некую систему мотивации, которая в меньшей степени была заинтересована в борьбе за ученика. На мой взгляд, в этой системе образования, в нашей системе образования, должен быть главным не директор Департамента образования, а  конкретный ученик. Что мы сделали? Мы перевели финансирование школ со сметы на так называемое (название не очень красивое) нормативно-подушевое финансирование. Но что это означает? Что деньги идут за учеником. Зачислили ученика в школу – за ним пришел определенный объем финансирования, причем, как правило, он одинаков на сегодняшний день, в какую бы школу вы ни записывались. Это означает что? Что директор школы теперь думает: «А что мне делать, если ко мне в первый класс не зачислился ни один человек? Всё, школа перестала существовать, денежки перестали идти. А если ко мне придут три класса, представляете, сколько денег придет в школу?! Значит, я сделаю все возможное, чтобы ко мне зачислилось как можно больше учеников, а чтобы больше ко мне зачислилось учеников, я должен создать такие условия, которые бы заинтересовали и учеников, и их родителей». Чувствуете, какое изменение парадигмы и мотивации? Там главное – директор департамента, до которого я должен добежать и выбить у него деньги, а здесь – ученик, маленький мальчик с портфельчиком пришел ко мне в школу, он главный, он принес мне деньги. Более того, и учитель в школе, который ведет предмет, тоже заинтересован, чтобы у него класс не был пустой, потому что раньше ему платили за классо-часы,  даже если в классе сидит три человека, все равно он получает такие же деньги. Сегодня учитель заинтересован в том, чтобы был класс полный, чтобы он полноценно занимался. Помимо этого зарплата учителя формально зависит не только от количества детей, но и от качества преподавания, а качество преподавания определяется в постоянном режиме управляющими советами, где две трети – это ученики и родители. Таким образом, казалось бы, совершенно консервативная, устоявшаяся система вполне и адекватно подлежит изменению и дает, конечно, уже соответствующие результаты. Мы в начале пути, потому что мало повысить зарплату, мало настроить учителей и руководителей школ на внимание к учащимся. Нужны годы, чтобы постепенно заполнялись места в школе более интересными, более качественными кадрами, которые будут приходить в том числе и из  университета. Тем не менее мы уже сегодня видим, что практически втрое увеличилось количество отличников, количество участников и победителей российских олимпиад достигло рекорда за все существование московской образовательной системы. При этом количество административного персонала начало снижаться, а финансирование и заработная плата учителей – повышаться. Самая сложная вообще управленческая система, которая существует в системе муниципального государственного управления не только в России, но и во всем мире, – это система здравоохранения. Ни в одной стране мира не создано образцово-показательной системы, у которой бы не было недостатков. Есть очень хорошие системы, есть менее хорошие, но сказать, что они удовлетворяют и тех, кто управляет ими, и тех, кто потребляет,  практически нельзя. Тем не менее, конечно, надо двигаться вперед и улучшать систему управления здравоохранением. В здравоохранении было практически то же самое, что и в школе: сметное финансирование при советской власти, после этого  попытки ввести квазистраховую медицину. При этом оплата, большая часть оплаты, все-таки продолжала идти из бюджета, меньшая часть, но значительная часть – от пролеченного случая, но привязанного к койко-дню. То есть чем больше пациент лежит на больничной койке, тем больше платят, чем меньше – тем меньше. В результате у нас койки стали ставить в коридорах больниц, а среднее количество продолжительности лечения колебалось от 12 до 14 дней. В Европе это время колеблется от четырех до шести дней. Это что означает? Что производительность труда в здравоохранении в Европе в два с лишним, а то и в три раза выше, чем наша. Мне сразу скажут: «Ну, ребята, сравнили клиники, у них какое оборудование шикарное, какие врачи прекрасные». У нас тоже неплохие врачи, оборудование мы заменили,  у нас уровень оснащенности оборудованием теперь, я считаю, достаточно неплохой, а по количеству сложной техники мы уже переплюнули и Францию, и Великобританию, находимся на уровне Германии. Но что произошло? Как только мы ввели принцип реальной оплаты за пролеченного больного, некоторые больницы выполнили свое плановое задание за шесть месяцев. Следующая задача страховым компаниям, департаменту и самим пациентам – смотреть, чтобы эти услуги были качественными. Это тоже непростая задача, тем не менее она выходит сегодня на первый план. Совершенно очевидно, что работа поликлиник, больниц зависит напрямую от конкретного человека,  даже не от абстрактного контингента, а от конкретного человека,  придет он в эту больницу лечиться или не придет. Я сказал, что система здравоохранения очень сложная и не всегда однозначная, системы управления применяются разные. В поликлиниках та система, о которой я сказал про стационар, не работает. Была попытка внедрить оплату за услуги, когда денежки шли непосредственно за оплату услуги. Но какие услуги, вернее, какой пролеченный случай может быть в поликлинике? Человек обследовался у одного врача, у второго (есть много людей с хроническими заболеваниями). В результате придумали очень простую систему: каждое посещение врача оплачивается из страхового бюджета. Замечательно. К чему это привело? Это привело к тому, что 30-40% направлений на обследования, на прием не нужны. Но мы врачей поставили в такие условия, когда они были вынуждены это делать. Мы в этом году меняем эту систему и переходим на оплату за каждого прикрепленного пациента и за проведенный профилактический осмотр. Что это даст? Это даст то, что теперь поликлиники будут бороться за конкретного человека, который прикрепился, написал заявление, что он хочет обслуживаться в этой поликлинике. Плохо обслуживают – он перейдет в другую поликлинику. Но при этом очень важно, что отдельной строкой идет профилактика заболевания, диспансерный учет, чтобы люди лишний раз не прибегали ни к сложным манипуляциям, ни тем более к скальпелю, а вылечивались на ранних стадиях. Этот тот же принцип, про который я говорил до этого. Первые результаты дают о себе знать: у нас снизилась смертность от управляемых причин, в том числе и от болезней системы кровообращения,  выросла заработная плата. Еще раз скажу, что мы находимся в начале пути, но мне кажется, мы нащупали правильный путь, правильные управленческие решения. В Москве самая разветвленная и одна из самых лучших систем социальной защиты населения. Ею охвачено аж  4,5 млн москвичей из 12 млн постоянно проживающих, которые пользуются определенными льготами на проезд в городском транспорте, посещение музеев. Тем не менее, конечно, есть люди, которые нуждаются не просто в такой фронтальной поддержке, а в адресной поддержке,  очень важно, чтобы эти люди продиктовали чиновникам, что им нужно, чтобы реально просто выжить.  Это ветераны войны, это труженики тыла, это инвалиды первой группы, которые реально нуждаются, физически нуждаются в чьей-то помощи. Поэтому мы в последние годы начали активно работать именно над адресной помощью – составлением реестров, составлением списков того, что конкретно человеку нужно: купить холодильник, отремонтировать квартиру, провести реабилитацию, медицинский осмотр. Каждому конкретному человеку – конкретный перечень адресных социальных услуг.Самая сложная проблема в столице – это проблема транспорта. Как ее решать в таком городе, как Москва? На самом деле можно было бы сказать, что вообще никак, она нерешаемая. У  нас показатель  плотности автодорог составляет на 1 тысячу человек в 2 раза ниже, чем в Лондоне,  почти в 3 раза ниже, чем в Париже. При этом Москва очень моноцентричный город,  огромное количество людей устремляется с окраин города, из Подмосковья в центр города и обратно,  каждый день  это миллионы людей. При такой градостроительной структуре города и при такой плотности дорог сделать что-либо чрезвычайно сложно. Если посмотреть эти цифры и не думать о мотивации людей, которые выбирают тот или иной вид транспорта, решают задачи доезда от дома до работы, то самое простое, конечно, было бы построить дорог в 4 раза больше, чем существует,  но это  невозможно ни с точки зрения финансовой, ни с точки зрения архитектурной. А что, если изменить задачу? Не решать проблему пробок, а решать проблему быстрого доезда человека от дома до работы, от работы домой, до места отдыха. Тогда ситуация, может быть, покажется более решаемой,  на самом деле здесь уже точно ничего эксклюзивного нет, так решается эта проблема во всем мире. Она решается развитием общественного транспорта, потому что чем больше мы строим дорог, тем больше мы мотивируем автомобилистов сесть за руль и поехать по дороге. У нас с Московской областью 7 млн легковых машин, сегодня ездят 2,5 млн, то есть у нас потенциал еще о-го-го –  если все это запустить на улицы Москвы, никакие развязки этого не выдержат. Поэтому нужно развивать общественный транспорт, причем таким образом, чтобы он был комфортным и доступным. Поэтому мы приняли программу строительства метрополитена, который должен к 2020 году быть в 1,5 раза больше, чем нынешний метрополитен, и охватить практически все спальные районы, дойти до каждого района. Более того, чтобы разгрузить центральную часть метро, действующие линии,  планируем построить дополнительные пересадочные контуры. То же касается и наземного общественного транспорта, который увеличивается и по объему, и по качеству. В следующие два года мы переходим на новую систему городского заказа, увеличивая значительно и количество маршрутов, и требования к наземному транспорту. Соответственно помимо этих двух направлений надо развивать пригородное сообщение.  Вы точно мне скажете: «Это вообще не ваше дело, Сергей Семенович, пригороды  – Московская область, чего вы туда лезете? Пусть они ездят как хотят». Они ездят в Москву и уезжают из Москвы! Каждый день на работу из Московской области приезжают 1,3 млн человек. Это только коренные жители Подмосковья, а сколько приезжает мигрантов  – другой вопрос. Поэтому для нас архиважно, чтобы они приезжали не на личных машинах, а на поездах пригородного сообщения, которые должны ходить с такой же частотой, как московское метро. Это реальная в настоящее время программа, которая уже реализуется. Для того чтобы совместить, интегрировать системы пригородных электричек, московского метро, наземного транспорта, мы реконструируем и делаем пассажирским Малое кольцо железной дороги, которое будет работать для пересадки и метрополитена, и пригородных сообщений. Это кольцо, которое находится в срединной части города. Чтобы было комфортно пересаживаться с одного вида транспорта на другой, мы строим транспортно-пересадочные узлы. Их 255, 130 в этом году будут благоустроены в плоскостном, открытом, варианте, дальше мы переходим к строительству капитальных транспортно-пересадочных узлов. Чтобы всей этой махиной управлять, этими миллиардами пассажиров, которые перемещаются (во всяком случае, на метро у нас перемещаются 2,5 млрд, почти 1,5 млрд – на наземном транспорте и около 1 млрд будут перемещаться на пригородных электричках), для того чтобы всем этим управлять, в том числе и наземным транспортом, требуется интеллектуальная транспортная система, которую мы заканчиваем в этом году. В следующем году она начнет полноценную работу.Для автомобилистов мы, конечно, будем продолжать реконструировать развязки, какие-то узкие места на дорогах и создавать понятное парковочное пространство, поэтому автомобилист, приезжая сегодня, к примеру, в центр города, уже считает, что ему выгоднее: приехать в центр города, припарковаться и заплатить 50 рублей либо проехать на общественном транспорте. Ну и услуга, которой легально в Москве практически не было,  – такси, которых стало значительно больше, в 2011 году их было 9 тыс., а сейчас 35 тыс., и мы думаем, что до конца года их будет около 40 тыс.Все эти транспортные системы, конечно, меняют представление о задачах в области транспорта и делают их, с одной стороны, глобальными, трудными и серьезными, но, с другой стороны, решаемыми. Но для того чтобы они были решаемыми, их нужно решать в комплексе, и, самое главное, еще раз скажу, видеть во всех этих решениях конкретного человека и его выбор, его мотивацию. Одно из последствий решения этих вопросов, приоритетов  – создание общественных пространств. Если у нас сегодня есть такая обычная формула «дом – машина – работа – дом», то мы все-таки хотим изменить эту парадигму на несколько иную. Мы хотим к этому добавить пешеходную улицу, мы хотим добавить к этому набережные Москвы, мы хотим к этому добавить велодорожки и спортплощадки, городские парки. Это не наши мечтания, это то, что реально мы делаем: строим десятки километров велодорожек, десятки парков, десятки километров пешеходных улиц, для того чтобы формула «дом – работа – дом» изменилась на «дом – парк – сквер – общение с друзьями – пешеходная улица», чтобы наш город был более комфортным, более удобным, более интересным. Еще одна идеология, очень важная для больших городов, пожалуй, одна из самых важнейших, потому что главная проблема большого города (в маленьких городах, где все друг друга знают и общаются, такой проблемы, наверное, не существует), мегагорода – это мегапроблема оторванности власти от населения, от людей, от граждан. Ведь если бы мне пришлось встретиться с каждым москвичом и потратить на это десять минут (можете перемножить), сколько бы на это потребовалось часов, дней, лет, десятилетий? Мы понимаем, что это малореально, но эту задачу все равно надо выполнять. Без нормального, эффективного диалога с людьми, если мы не будем слышать их предложения, не будем включать их в управление, эффективной системы управления все равно не будет. Поэтому мы создали портал «Наш Город», где не только собираем предложения, но и обеспечиваем контроль со стороны граждан. Например, благоустройство дворов в Москве в этом году реализовано на 60% на основе предложений граждан, которые они отправили на портал. С помощью контроля за городом мы сегодня получаем огромное количество предложений от граждан, количество которых уже давно превысило обычные бумажные жалобы. При этом среднее время обработки жалобы составляет четыре-пять дней, 70% всех проблем устраняется на стадии подготовки ответа. Можно сказать: «Подумаешь, портал. Да мы видели этих порталов море!» Я вам скажу, что такого функционального портала нет ни в одном городе мира. Есть порталы, куда можно пожаловаться, потом твою жалобу кому-нибудь перешлют, и какой-нибудь, извините, Пупкин когда-нибудь что-нибудь вам ответит либо вообще не ответит, а в диаграммке покажет: столько-то жалоб было на систему работы светофора или столько-то жалоб было на ямы на дороге или неубранный двор. Здесь создана система, при которой никакие абстрактные ответы не принимаются – конкретный ответ за подписью должностного лица на уровне начальника департамента, главы управы с полной ответственностью за неправильный контроль. Говорят: «Слушайте, у вас много контролеров!» Да, у нас много контролеров – у нас есть Жилищная инспекция, есть Административная инспекция. Кто это такие? Это хорошие профессиональные люди, но не чиновники. Кого они контролируют? Чиновников. Получается интересная ситуация:  я должен следить за ними, чтобы они не сговорились и дали мне объективную информацию. Насколько это реально? Малореальная, неэффективная система, а когда в эту систему включаются все жители Москвы, то эта система становится реальной и эффективной, потому что можно обмануть инспектора, можно с ним сговориться, но с человеком, бабушкой, которая видит из окна, что во дворе бардак, сломаны качели, фотографирует и посылает фотографию на портал, требует ответа, сговориться невозможно. Портал работает в таком виде, в котором есть буквально месяц, до этого мы обкатывали другие порталы. Но в целом, конечно, это большой поток реальных предложений москвичей – 5 тыс. сообщений каждую неделю на сегодняшний день. Помимо того чтобы предложить и пожаловаться, можно получить соответствующую услугу на портале. это еще раз дает возможность человеку, гражданину, жителю Москвы оторваться от общения с чиновником, не зависеть от него, получать услугу в электронном виде независимо от его настроения – спал он, не спал (хорошее настроение или нет), маленькая или большая у него зарплата, независимо от этого вы напрямую выходите на портал услуг и реализуете десятки услуг, которые обязан предоставлять вам город. Мне очень часто задают вопрос: «Слушайте, вот вы так хвалитесь, что у вас такая трудная работа, что вы сконцентрировали массу функций. Ну так и отдайте это все, например, органам местного самоуправления!» Я говорю: «Хорошо. Давайте посмотрим, что можно отдать и кому». Если отдать реальные функции управления – инженерные коммуникации, строительство, образование, здравоохранение,  – наш город в одночасье распадется на десятки, а то и сотню маленьких городков, которые не то что конкурируют друг с другом, а просто неуправляемы,  там появятся свои чиновники, с которыми мы не сможем сладить. Поэтому это нужно, конечно, делать осторожно, тем не менее, имея в виду, что все, что можно отдать на уровень местного самоуправления даже в такой жесткой системе управления, как Москва, нужно делать. Поэтому в этом году мы уже передали функции заслушивания всех чиновников, которые находятся на районном уровне, – и главы управы, и руководителей поликлиник, и школ, и руководителей управляющих компаний, передали значительную часть финансовых ресурсов, которой никогда у местного самоуправления не было и которая касается благоустройства, ремонта жилья, и, самое главное, контроль за тем, что делают на месте чиновники. Но отдали представительному органу – депутатам, которые, я надеюсь, так как они зарплату не получают, никогда в чиновников не превратятся. Но я считаю, что это первый этап, посмотрим, как он ляжет на московскую почву, как он будет работать, затем будем дальше принимать решения, вовлекая местное самоуправление. У него колоссальный потенциал, для того чтобы делать систему управления ближе к людям, ближе к месту их жительства. Мы во многом находимся в начале пути, но, мне кажется, все эти принципы, способы управления перспективны для нашего города, для громадного мегаполиса, который собой представляет Москва, в котором живут разные люди с разными потребностями. Если мы вот эти принципы будем претворять последовательно в жизнь, работать над этим, совершенствовать систему управления, наш город будет краше, комфортнее и удобнее.