На чтение: ≈ 29 мин.18 июня 2022 года исполнилось бы 90 лет журналисту и педагогу, главному редактору «Учительской газеты» (1983-1989) Владимиру Федоровичу Матвееву. Вместе с Симоном Соловейчиком он объединил педагогов-новаторов для обновления школы.
«Это Юпитер, Марс и Аполлон в едином воплощении», – говорили о нем журналисты из других изданий, у которых, судя по всему, были совсем другие руководители. Говорили с белой завистью по отношению к нам, сотрудникам «Учительской газеты», которым выпало счастье работать под его началом. А мы не понимали, о чем речь. Это же просто Матвеев. Вместе с простым Матвеевым ежедневно бок о бок мы придумывали заголовки и новые темы для публикаций в газете, обсуждали вышедшие номера, выезжали на встречи с читателями, разбирали туго набитые мешки с письмами от учителей. Держался он предельно скромно, дверь к редактору всегда была открытой. Да и сам он нередко заходил к кому-то из сотрудников, чтобы решить текущий рабочий вопрос.
Журналист из Петрозаводска Леонид Хорош вспоминает, как в сентябре 1988 года оказался в числе организаторов коммунарских клубов, приглашенных в редакцию «Учительской газеты», чтобы сообща подумать о проблемах и перспективах коммунарского движения. Был поздний час, но свет еще горел во многих кабинетах, где скрещивали шпаги над концепцией общего среднего образования сотрудники ВНИК «Школа», спорили члены клуба творческой педагогики «Эврика», а в длинных коридорах можно было встретить Виктора Шаталова, Николая Палтышева, Бориса Никитина, Николая Гузика. И тут вдруг на пороге комнаты, где совещались коммунары, появляется главный редактор. «Гордый и грустный. Гордый – потому что все это организовала его газета, грустный – потому что каждый день ждал решения вышестоящих органов «о переводе на другую работу». Зашел к нам, долго отвечал на наши настойчивые вопросы, отвечал спокойно, уверенно, достойно. Пожелал успехов. Мы угостили его карельской клюквой…» – делится воспоминаниями Леонид Хорош.
Соединивший всех богов в одном лице, он, пожалуй, менее всего вызывал поклонение у ведомственных управленцев и ученых Академии педагогических наук СССР, которые обвиняли газету в противопоставлении открытий педагогов-новаторов достижениям официальной науки. Ну а самый глубокий восторг, на грани с обожанием, снискал он среди молодой части редакции. Виной тому было его потрясающее, божественное чувство юмора. Искрометные реплики и каламбуры, которые он отпускал на производственных летучках в пылу полемики, мгновенно расходились по устам.
В те годы «Учительская газета» печаталась в типографии газеты «Московская правда». Иногда (обычно это случалось накануне публикации особо важных материалов, ценностно значимых в контексте формируемой газетой новой политики образования) Владимир Федорович приезжал в типографию на Красной Пресне сам и редактировал материал. В один из таких дней, вычитав номер, он заглянул (скорее забежал, учитывая темп той жизни) в местный буфет перекусить, наткнулся на длинную очередь и застыл в минутной нерешительности. Кто-то узнал главного редактора педагогической прессы СССР (так называли Матвеева учителя), протянул свой поднос и уступил место в двух шагах от кассы. Наступила неловкая пауза, и вдруг с неожиданной решительностью Матвеев заявил: «Что ж, придется мне возглавить эту очередь!»
В другой раз известный писатель N подверг на страницах «Учительской газеты» сокрушительной критике кого-то из неприкасаемых педагогических сановников. Последовал звонок Матвееву с самого верха. Голос из трубки, явно не предполагая других мнений, всего лишь давал установку, сухо внушал: «Таким писателям не место на страницах органа Министерства просвещения СССР. Да и вообще, откуда у N, ни дня не проработавшего в школе педагогом, взялась уверенность, что он вправе что-то советовать нашим замечательным учителям?» Это был чисто риторический вопрос, но Матвеев не промолчал. «Следуя этой логике, – раздумчиво заметил он, – писатель Валентин Распутин не должен был писать свою повесть «Пожар», так как ни дня не работал пожарным…»
Известный ученый и педагог Сталь Шмаков вспоминает, как летом 1959 года вместе с 27‑летним Матвеевым проводил лето в Финляндии, обучая финских детей пионерской работе:
«Я ходил с юными финнами в походы, готовил цирковые представления, проводил игровые сражения на озерах. Володя выпускал газеты. Но около него торчало больше детей, чем около меня. Во-первых, это были 20‑метровые газеты. Во-вторых, лесные, аппликативные, которые одновременно делали 30-40 ребят. В-третьих, он, выпускник МГИМО, в отличие от меня знал несколько языков.
– Вот и чудненько, – лучезарно улыбался, переходя на русский, начинающим коллегам-соотечественникам. – Вот только просьбочка – бабочку живую не надо приклеивать к газете. Она живая! Она один день живет. Пусть летает…»
Вот он какой, оказывается, рыцарь детства (так называется очерк Шмакова о друге): великан, «в бореньях с трудностью силач необычайный», но в то же время даже мухи не обидит. То есть даже бабочки, чьи крылышки являют собой невообразимую палитру, одно из чудес мира: «Зрачки, ресницы, обрывки лиц… // Скажи, зачем узор // такой был даден // тебе всего лишь на день // в краю озер?» (Иосиф Бродский).
Неизвестный полководец
«Люди живут на Земле Матвеевыми. Он главная часть моей жизни. Бывают безвестные солдаты, Матвеев остался безвестным полководцем», – писал 18 июня 1991 года в «Российской газете» Симон Соловейчик. По версии писателя, Матвеев был бунтарь, а бунтари раскрываются лишь на свободе. Когда появляется поприще. Только не изведи себя сомнением, не торопись, не дрогни на пороге перемен. Ибо «не проворным достается успешный бег, не храбрым – победа, не мудрым – хлеб, и не у разумных – богатство, и не искусным – благорасположение, но время и случай для всех их», – сказано в Екклесиасте.
А вот совсем другой Матвеев. Странный, словно невидимым ножом отрезанный от остальных людей. И в то же время остро чувствующий другого человека, его боль, проблемы…
Шесть лет, с 1965 по 1971 год, Владимир Федорович работал в журнале ЦК ВЛКСМ «Пионер». Будто в другой стране это было… Где теперь комсомольцы, пионеры? Я не верю в знаки, посылаемые свыше, но буквально на второй день работы над этими заметками взорвался мой телефон: звонили из «Пионера»! Мало того, со мной говорила однофамилица моего главного героя Марина Матвеева (!). А уже на следующий день у меня на столе лежали записки о нем, выбранные Мариной, из сборника воспоминаний «Пионер» без галстука» о детском журнале и людях, которые работали в нем (сборник выйдет в этом году в издательстве «Детское время»).
«Володя Матвеев, заместитель главного редактора, почему-то казался мне чужеродной фигурой, может, из-за несоответствия высокого официального статуса и непонятной роли в журнале, – вспоминает художник-иллюстратор Наталья Доброхотова. – Как объяснил кто-то из друзей: «При хорошем главном зам ничего собой не представляет». В нем было что-то официальное – в костюме, в движениях. Он был высокий, стройный, обаятельный, корректный».
Несколько лет спустя на ступеньках издательства «Молодая гвардия» судьба свела Наталью Доброхотову с Матвеевым снова. «Он спускался, я шла навстречу, в «Юный натуралист», кажется. Утром получила телеграмму от мамы, она была с детьми в Карпатах, у нее кончились деньги, надо заплатить хозяйке, а гонорар у меня только на следующей неделе! И Матвеев, без приветствия, сразу спрашивает: «Что с тобой?»
«Мама… дети… деньги…» – лепечу.
«Так надо же поскорее отправить», – говорит Володя, вынимая десятку. (Конечно, я потом отдала.)
Третий раз я уже просто пришла к нему просительницей. Матвеев расстался с «Пионером» и был уже главным редактором «Учительской газеты». А я иду просить у Володи Матвеева как у старого знакомого защиты. Мы с сестрой пытались перевести ее дочь Валю в школу получше, которую окончила моя Катя. Тогда (официально или нет) все дети прикреплялись к своим участковым школам, и никто ни в какую не хотел отпускать хороших учеников… Я открываю дверь – Матвеев поднимается ко мне навстречу… Но что это? Как изменяется человек, когда он на своем месте и занят нужным делом, которое он умеет и знает, как делать! У Володи был вид преуспевающего дипломата. Как он говорил по телефону с директором школы! Он ее убедил, что у нас ведь не крепостное право, нисколько не обижая, хотя, очевидно, отказать она бы все равно не решилась. Просит начальство!
Когда на другой день сестра пришла в школу забирать Валины документы, директриса взволнованно спросила: «Кто он вам?» Таня лукаво промолчала».
Еще в «пионерские» годы при встречах в редакции Матвеев любил передавать художникам приятные отзывы авторов об иллюстрациях к их материалам, и делал это с большим удовольствием. «У него была необычная манера общения. Я, например, что-то ему говорю, он, улыбаясь, кивает головой, как бы соглашаясь со мной. Затем он заявляет: «Может, все и так, но ты, дружочек, не прав» – и начинает мне объяснять, в чем и почему я не прав. Дипломат!» – вспоминает художник Евгений Медведев.
Правильно подойти к собеседнику, выработать общую стратегию и выйти на «продукт», ни в коем случае не ущемляя чувства собственного достоинства автора, но и не упрощая жизненных коллизий, – все это основоположник педагогики сотрудничества умел, как никто.
Директор одной из московских школ, супруга нашего общего с Владимиром Федоровичем знакомого, поделилась такой историей:
«Это был, кажется, июнь 1982 года, и расклад получился такой. У меня семь медалистов, а сегодня воскресенье, то есть завтра утром надо отправлять семь лучших сочинений в Институт усовершенствования учителей. Но одно из них не тянет на пятерку по чисто формальному признаку – оно коротковато. Я позвонила Владимиру Федоровичу, объяснила ситуацию и тут же услышала: «Приезжай!»
И вот я на Самотечном, протягиваю ему сочинение, говорю: «Володя, у меня нет слов. Вместо 3-5 положенных листов наш выпускник написал лишь два с половиной, хотя и безупречно грамотных. Что делать?» Он тут же погрузился в текст, прошел в свой кабинет и, пока мы с Татьяной пили чай, написал блестящую рецензию.
«Личность автора сочинения, – написал Володя, – зрелая, сложившаяся, самостоятельная, самобытная индивидуальность выработанного юношей подхода к осмыслению проблем, его склонность к точности, но краткости проявилась в стиле сочинения, и это нельзя не учитывать, аттестуя данную работу на «отлично».
Надо ли говорить, что комиссия ИУУ согласилась с этим выводом единогласно?!»
Главным редактором «Учительской газеты» Владимира Матвеева утверждало заседание Политбюро ЦК КПСС
Глубокой осенью 1983 года он сидел в Ореховой комнате Сенатского дворца Московского Кремля (той самой комнате, в которой проводили долгие часы министры, маршалы, первые секретари обкомов в ожидании, когда их позовут в зал заседаний) в полной готовности.
Потом сидел на оттоманке поодаль от президиума в Свердловском (бывший Екатерининский) зале с куполом в виде полусферы (купольный зал Сената). В состав Политбюро на тот момент входили Андропов, Устинов, Громыко, Гришин, Горбачев. Заседания проходили по четвергам с 16 до 19 часов.
В отсутствие приболевшего Юрия Владимировича Андропова управлял «мозгом партии» Михаил Сергеевич Горбачев. Он попросил Матвеева подняться.
(NB! Из главного редактора «Мурзилки», а именно этот пост занимал Матвеев уже десять лет, с 1974 года, в высшую номенклатуру. Кто мог бы предсказать такой фантастический карьерный взлет? Матвеев попал, может быть, в десятку людей, определявших идеологию коммунистической империи. «Постойте, мы говорим об одном и том же человеке? Это который в «Мурзилке» был главным?» – будут назавтра удивляться люди. И теряться в предположениях: неужели всего лишь улыбка, простая улыбка Матвеева определила такое супервезение? Вопросы, догадки… А вот факты – обычные, общедоступные. И тем не менее сегодня ни в одной энциклопедии их почему-то не найти…)
– Владимир Федорович Матвеев родился в г. Уфе в 1932 году, – зачитывает справку Горбачев. – Отец – учитель, мать – воспитатель детского сада. В 1950 году, окончив с отличием среднюю школу, поступил в Московский государственный институт международных отношений. Специализировался по странам Запада. В годы студенчества работал вожатым в детском доме. В 1957 году был аккредитован при пресс-центре Всемирного фестиваля молодежи и студентов и с тех пор избрал журналистское поприще. В начале 1960‑х один из организаторов движения юнкоров, работал в журналах «Вожатый», «Пионер»… Председатель Детской секции в Союзе журналистов СССР. Свободно владеет английским и испанским языками… Какие будут мнения, товарищи?
– Он справится, – махнул рукой первый секретарь Ленинградского обкома партии («хозяин Ленинграда») Григорий Романов, недавно избранный секретарем ЦК КПСС.
«Все произошло за какую-то пару минут, – расскажет потом Матвеев друзьям. – Я не успел очухаться, как они меня утвердили».
Ближе к вечеру того же четверга тяжелые ЗИЛы неслись от Кремля по идеально свободной улице Куйбышева (ныне Ильинка). Их седоки еще не знали, что в потоке кадровых решений подписали приговор прежней казенно-административной педагогике, возвестив начало ценностной перестройки самой хрупкой сферы государственного здания.
Ритуалы неприкасаемы?
Художник Евгений Медведев вспоминает, как впервые заглянул к своему другу по новому месту службы. Глухой лабиринт коридора привел его в такую же безлюдную приемную. Здесь он увидел дверь с табличкой «Главный редактор», потянул на себя и вздрогнул от резкого женского возгласа: «Молодой человек, немедленно вернитесь! Вы куда? Я должна доложить!» Крепко сбитая дама в летах (секретарь), чуть ли не ровесница Надежды Константиновны Крупской (к слову, с ней, говорят, дружила прежняя хозяйка этого кабинета Надежда Михайловна Парфенова), стала барьером на его пути. Пришлось призывать на помощь нового редактора.
Наивный Матвеев! Как всегда, из самых чистых побуждений (или из стратегических соображений: чтобы исключить теоретически возможный разлад в отношениях с новыми коллегами?) в день, когда его представили коллективу, он выложил из портфеля шампанское, фрукты.
А те лишь пожали плечами. Фи, мол, вы ничего не перепутали? У нас не вокзал. «Ну вот так. Даже к столу не подошли», – вспоминает удивление Матвеева Евгений Медведев.
Так что, похоже (всей правды мы не знаем до сих пор), не только в здание Минпросвещения СССР на Шаболовской улице или в парадный подъезд ЦК КПСС на Старой площади, но и на работу в свой собственный коллектив он ходил, как на сражение. Пять лет, пока руководил газетой.
Мало того, излучал оптимизм!
Газету он превратил фактически в альтернативный институт открытого образования, удвоив тиражи. «Мы вместе идем на урок, – писали учителя Матвееву. – Газета ходит по рукам, как роман. Все номера храню у себя в кабинете, и люди приходят читать».
И все это за пять неполных лет, очевидно, со временем у него были свои, особенные отношения. В книге «Педагогика в пионерском лагере» (он написал ее в 1982 году в соавторстве с Олегом Семеновичем Газманом, к слову, «Комсомольская правда» тут же причислила эту работу к числу «сочинений высочайшего уровня») Матвеев утверждал, что вырастить крепкий коллектив можно даже в течение дня, если основным инструментом коллективного творчества становятся творческие группы и советы дела: «Главным стимулятором всегда бывает срок. В пионерском лагере нельзя думать месяц, а потом еще месяц готовиться. И в этом, представьте себе, преимущества лагеря…» И далее: «Короткий срок, лимит времени на размышление бодрит и мобилизует, побуждает думать хорошо».
Дети приходят в школу за сотрудничеством
В последние несколько лет мне довелось подолгу глаза в глаза общаться с преподавателями одного из самых престижных отечественных университетов. Очень хороших и разных. Но монолитных в одном: все почему-то повторяли, как слова педагогической присяги, что их ремесло имеет сценическое происхождение. Сами себя они представляют именно артистами, никем иным.
Профессор другого элитного вуза, крупнейший специалист в области экономики образования, выразилась еще определеннее: «Для меня удаленка – это кино, а очное обучение – это театр с его неизменным шумом в зале».
Что бы это значило? Достопочтенные, умудренные опытом люди считают школу лицедейством, эффектным зрелищем, театром одного актера?
Все это очень серьезные вопросы. И вовсе не случайно даже Чехов устами своего любимого героя сравнил чтение лекций с укрощением многоголовой гидры вдохновенным дирижером…
Почему-то все биографы Матвеева упускают любопытную деталь. Окончив школу, он сначала подал документы на… актерский факультет ВГИКа в одном списке с Евгением Матвеевым, Юрием Яковлевым. Но не прошел по конкурсу. Тут можно выдвинуть гипотезу. В разные годы жизни, глядя на школу с разных боков, он, возможно, поначалу тоже полагал ее чисто актерским жанром.
Так все-таки кто же он такой, учитель? Тиран в крепостной системе (вспомним племянницу Натальи Доброхотовой, художника из журнала «Пионер», Валю, которую этот хозяин-барин не откреплял от школы, так как она, видите ли, украшает ему экран успеваемости)? Укротитель юных непосед? Артист, ученый, государственный чиновник, дипломат?
Все эти и другие самые серьезные вопросы оставались открытыми вплоть до 18 октября 1986 года – даты выхода в свет отчета о встрече учителей-экспериментаторов «Педагогика сотрудничества». Незадолго до этой публикации ясным октябрьским днем над подмосковным поселком Переделкино шелестел великолепный листопад…
– Это было на даче писателя Анатолия Рыбакова, где жил тогда Симон Львович Соловейчик, – вспоминал народный учитель СССР Виктор Шаталов. – Я помню даже, кто, где и как сидел – Амонашвили, Лысенкова, Борис и Лена Никитины, Караковский, Волков, Щетинин. Наша могучая кучка.
Работа над манифестом продолжалась два полных рабочих дня. Строилась она по принципу мозгового штурма, суть которого состояла прежде всего в полном отсутствии критики выступавших. «Здесь собрались единомышленники!» – неустанно повторял главный редактор Владимир Матвеев, и все споры тотчас гасли.
Нехоженая дорога. Сбить с тропинки очень просто и очень опасно. Отсюда принцип: «Не критикуйте – дополняйте!» Мы впервые привыкали к такой новой для нас форме работы. Говорили по кругу: слово предоставляли в той очередности, в которой мы сидели – на диване, в креслах, за столом. Особо отмечу мощный вклад в работу над отчетами новаторов Владимира Федоровича. Не считаясь ни с временем, ни с другими затратами, снова и снова собирал нас вместе. Будучи, я бы сказал, рафинированным интеллигентом, стремился найти только точки контакта, не допуская конфликтов. Были, не скрою, с нашей стороны и срывы, и попытки «объясниться». Тем более что один из авторов концепции из Грузии, другой с Украины… Но как могли мы выйти на всесоюзную сцену, если даже внутри нашего круга процесс сотрудничества не был завершен? Поэтому с осторожностью хирурга, но настойчиво он проводил внутри нашей группы новую идеологию. Верил в успех беззаветно и вдыхал эту веру в людей.
Итак, сотрудничество – это одно из направлений идеологии в педагогике? Или всего лишь дух, стилистика? Или набор методик, позволяющих учителю любить детей?
В том-то и дело, читатель, в том-то и дело! В этом уравнении все так и все не так, как говорил Матвеев. Не сотрудничество – часть образовательной системы, но вся эта система – часть великого сотрудничества поколений, экономик, личностей. И вся она, школа, содержательно (по целям, смыслам, мотивации, приемам) есть практически не что иное, как сотрудничество. Дети приходят в школу за сотрудничеством, вот в чем открытие Матвеева (и его газеты, разумеется). Оценки, задания на дом, проекты, резюме и аттестаты – все это лишь побочные продукты этой хитрой индустрии.
Наряду с учеником учитель в этой формуле лишь одна из двух сторон коммуникации. И не в центре он, а в общем орлятском кругу. Гражданин, представитель гражданского общества. Не более, но и не менее.
Возвращение к Матвееву
Однажды в редакционном коридоре он увидел пятилетнего мальчика, сына сотрудницы. Поздоровался с ним за руку, привел к себе в кабинет, потолковал с маленьким человеком. Через несколько дней мальчик печатными буквами написал своему новому другу письмо. И тот стал печатными буквами писать ответ.
«Он переписывался с мальчиком и месяц, и год, и два… Известного публициста, редактора, педагога знают тысячи людей в стране. Такого Матвеева, верного и надежного в дружбе, знают, конечно, гораздо меньше», – делится журналист Ирина Ханхасаева.
…Мы возвращаемся к Матвееву очень медленно. Кредо Матвеева «Главное, чтобы детям было хорошо» все еще вызывает у многих сомнения. Дескать, а как же учитель? Разве ему должно быть плохо в школе будущего?
Это напоминает детский спор в песочнице: «Я главный!» – «Нет, я главнее!» А по Матвееву сотрудничество во главе всего…
Антон ЗВЕРЕВ
Выбор читателей
Комментарии