В мае 2005 года страна отмечает 60-летие Великой Победы. В наших умах Вторая мировая вызывает символы концлагерей, населенных истощенными до скелетообразного состояния людьми, многочисленных Хатыней, раздирающего душу воя пикирующих на мирные города штурмовиков «JU-87» «Stuka», а также образы женщин и детей, работающих по 10-14 часов в сутки на заводах и полях под лозунгом «Все для фронта, все для победы!» Как всем известно, чистая правда слишком горька, следовательно, ее лучше, как пилюлю, подсластить или заменить приятной на вкус ложью. Поэтому в советский период существенно преуменьшались данные о людских и материальных потерях страны, а хорошо налаженная работа тыла приписывалась быстрой сверхцентрализацией, проведенной силами партии под руководством Иосифа Виссарионовича Сталина.
Начало Великой Отечественной войны было ошеломляющим: в течение нескольких месяцев враг захватил лучшие в экономическом плане и по густонаселенности территории. В сложившейся ситуации большевикам очень помогло то, что они верно оценили роль агитации и пропаганды как мощнейшего оружия в классовой борьбе. Вот здесь и пригодился этот постулат, чтобы скрыть свои ошибки. Так как же объяснить стране, почему напряженные бои идут не на «чужой территории», а на Можайском направлении? Сталин ловко использует оружие классовой борьбы. В праздничной ноябрьской речи он лгал о том, что «…за четыре месяца войны мы потеряли убитыми 350 тысяч и пропавших без вести 378 тысяч человек, раненых имеем 1,020 миллиона человек. За тот же период враг потерял убитыми, ранеными и пленными более 4,5 млн. человек».
Однако если под пропавшими без вести подразумевались неизвестно как и где погибшие в бою, то, с одной стороны, он прав: данные о раненых, больных и умерших совпадают с официальными. Естественно, возникает вопрос: были ли пленные у Красной Армии? По официальным данным, их вроде бы не было. Куда же они пропали? Очевидно, что сограждане, «братья и сестры» были для Сталина всего лишь материалом. И ему ничего не стоило забыть, что у Страны Советов только за первые месяцы войны есть еще и три с лишним миллиона потерь пленными. Вождь их вычеркнул приказом №270.
Начался новый виток доносов, репрессий, забытых народом в связи с вероломным нападением фашистской Германии. Одна из его причин – панический страх власти перед правдой, которая может подорвать веру людей в могущество партии и Сталина, а заодно расколоть общество. В материалах Мордовского обкома имеется множество информационных записок под все тем же грифом «Совершенно секретно» за 1941 год. О чем информировали местные политработники обком? Начальник информационного отдела Савельев пишет докладную от 14 июля 1941 года, похожую на сбор сплетен и слухов или на откровенный донос. В ней говорится, что рабочий маслозавода Трескин, ранее осужденный, разносил слухи: «Германские войска бомбят наши города, а отпора не получают на расстоянии до Витебска». А домохозяйка Гордеева высказала сгоряча фразу: «Беспартийных гонят на фронт, а коммунисты прячутся в тылу, сидят, только пузо наедают».
Секретарь Старошайговского района ВКП(б) Баленков строчит докладную записку в обком партии о моральном состоянии района 8 ноября 1941 года: «Единоличник деревни Обуховка Цыплаков говорит: «Не верьте газетам, они врут. Наши потери на фронте больше, чем германские, а газеты изображают наши потери меньше, чем германские». Сделаю отступление и приведу данные из книги «900 дней» Гаррисона Солсбери, дабы оправдать без вины пропавших Трескина и Цыплакова. 30 июня на Северо-Западном фронте потери двадцати двух дивизий превышали 50%, а в некоторых в строю осталось не более 30% личного состава. Поэтому вся надежда на удержание Лужской оборонительной линии (последнего рубежа обороны Ленинграда) возлагалась на ополченцев. В тот же день было призвано 160 тысяч человек, сведенных в семь дивизий народного ополчения. Какова была военная подготовка командного состава, можно судить по следующим строкам из книги. «Из 1824 командиров 1-й дивизии только 10 были в регулярной армии, а во 2-й дивизии только 50% имели раньше дело с оружием. В других дивизиях ситуация была еще хуже». Итак, мы видим, как расширенно толковалась антисоветская деятельность. Высказывания, не соответствовавшие официальным идеологическим установкам и оценкам, трактовались или как враждебная деятельность, или как распространение заведомо ложных, провокационных слухов. Все это позволяло по малозначительным фактам репрессировать граждан.
В основной массе населения говорили, что власть не дает достоверных сведений. Однако вопреки всему вождь народов – великий Сталин – в той же ноябрьской речи заявляет, что в тылу уже полный порядок, значит, и на фронте все изменится. К сожалению, как ни горько это осознавать, осень и зима 41-го года характеризовались полным расстройством быта и экономики. А возникшие в связи с внезапным началом войны проблемы переустройства хозяйства страны и укрепления трудовой дисциплины административно-командная система решает с помощью внеэкономических форм принуждения к труду.
Еще 26 июня 1940 г. указом Президиума Верховного Совета СССР вводится восьмичасовой рабочий день и семидневная рабочая неделя, запрещающая самовольный уход с работы. За прогулы и опоздания устанавливается уголовная ответственность. В начальный период войны в дополнение к ранее изданным принимаются новые документы: «Об ответственности за самовольный уход с предприятия», «О мобилизации на период военного времени трудоспособного населения» и другие. Местные «выдвиженцы», проявляя верность генеральной линии партии, с рвением оформляют дела в районную прокуратуру для привлечения к уголовной ответственности. На основании вышеназванных документов привлекли к ответственности жителей села Починки Большеберезниковского района: И.П.Козыреву, П.П.Зимину, Н.С.Губалищеву, Т.Е.Губалищеву, М.Г.Соплякову. Им вменялась вина: уклонение от работ на колхозном поле в течение 10 дней. Объяснений по причинам невыхода на работу не принимали.
Шла тяжелая кровопролитная война. Народ нес огромные жертвы, расплачиваясь кровью за каждую ошибку властей, а судебных процессов не становится меньше. Растет число осужденных, которых отправляли либо в ГУЛАГ, либо в штрафбат (после июля 1942 года). Необходимо отметить, что здесь не отрицается выдающаяся роль Коммунистической партии в мобилизации советского народа на борьбу с врагом. Партийный аппарат повседневно руководил работой всех отраслей народного хозяйства, государственных учреждений, подменял собой Советы, общественные органы. Как свидетельствуют факты, при решении задачи развития военной экономики имело место широкомасштабное использование чрезвычайных мер. В первую очередь подлежало мобилизации все трудоспособное население на торфо- и лесоразработки, строительство оборонительных рубежей, на работу в промышленности. Я пытаюсь дать оценку роли партии, Сталина, всей политической системы в организации работы тыла.
В одном из райкомов ВКП(б) секретарь отправил докладную записку в обком партии, в которой он жалуется на медленную работу судебно-следственного аппарата. За неподчинение закону было осуждено шесть человек – единоличников и колхозников – на сроки от 5 до 10 лет тюремного заключения. Но судебно-следственные органы до 10 октября не привлекли ни одного человека, и только после строгого предупреждения со стороны партийных органов они начали претворять закон в жизнь. Кого же привлекали к уголовной ответственности, как будто обвиненные были бандитами, изменниками, «врагами народа»?
Беседую с Дудаковой Анной Семеновной 1924 года рождения, уроженкой села Новое Зубарево Краснослободского района. Слушаю горестный рассказ ветерана труда:
– Зимой 42-го года по распоряжению председателя колхоза нас в сопровождении двух подвод, нагруженных сидорами с одеждой и съестным, отправили на лесоповал. Мы шли пешком двести километров. Было очень холодно, снежно и ветрено. Прибыли на станцию Торбеево. Пришла разнарядка идти нам лес валить. На лесоповале уже работали заключенные из Дубравлага. Наша жизнь, несмотря на то, что мы были на свободе, ничем не отличалась от их жизни. Разместили нас в бараке на нарах, в котором имелась железная голландка. Досветла нас выгоняли на работу. Шли в лес, неся с собой пилы, топоры. Работали дотемна. Обед всухомятку: съедали какой-то маленький кусочек хлеба. Когда мы возвращались, начиналось самое страшное: надо было испечь картошку в шипящей-дымящей голландке. Моя картофелина находилась на самом краю и доставалась мне полусырой. А норму выполнять-то надо. Мои двоюродные сестры были старше меня и успели выполнить норму, их отпустили. Мне захотелось бежать. Четыре дня, обходя села, мокрая и голодная, я шла домой. Неделю прожила у двоюродных сестер. Поздно вечером решила вернуться домой. Родители решили меня скрыть, пряталась я под кроватью от людского глазу. Однако все труды пошли прахом, так как пятилетний братик Пашка похвастался соседке, что «наша Нюрка давно уж дома и прячется под кроватью». Об этом стало известно председателю. Соответственно он сообщил в прокуратуру района. Прокурор пригрозил тюремным заключением. Пришлось с котомкой сухарей возвращаться обратно на лесоповал. Здоровье я растратила на торфоразработках в 41-м году, на лесоповале – в 42-м году. А в старости, когда меня замучили болезни, власти забыли мой труд. Умирать уже пора, а память мучает меня чувством обиды за голод, холод, непосильный труд. Я ежемесячно получаю пенсию – 2000 рублей, которых не хватает даже на лекарства… – закончила свою историю старушка.
Воспоминаниям Дудаковой Анны Семеновны вторят и старожилы села Пермиси. Вывод из них мы находим в ответе на вопрос: за счет чего добивались трудовых достижений? Ценой человеческой жизни! Теперь ясно, что в тылу, как на фронте, действовал непоколебимый закон – «любой ценой»!
Понимаю, что могу быть непонятым в оценке роли Коммунистической партии в годы Великой Отечественной войны, тем не менее выделю следующие мысли:
Жесткая командно-административная система на ходу, в конвульсиях, содрогаясь от поражений на фронтах, полного расстройства хозяйства, перестраивала страну и общество на военный лад.
В военных условиях попытки инакомыслия, вскрытия просчетов и недостатков партии приводили к нескольким годам лагерей или семи граммам свинца в затылок. Вся информация соответствующего содержания передавалась в репрессивные органы. Эта работа занимала центральное место в деятельности секторов информации партийных комитетов.
Наши выводы основаны на материалах ЦДНИ РМ, где под грифом «Совершенно секретно» дела за 1941-1942 годы, которые многие годы оставались закрытыми для исследователей.
Антон ДРИГИН, ученик 11-го класса, Мордовия
Комментарии