На чтение: ≈ 14 мин.Промелькнуло каких-нибудь десять лет, и Тамрико стала лауреатом международного конкурса. Потом лауреатом “Золотого Орфея”, Дрезденского фестиваля и еще многих других музыкальных форумов. Она блистала в “Олимпии” Парижа, в Карнеги-холле Нью-Йорка. Ее совместные выступления с легендарным Мишелем Леграном и Жаном Дрежаком покорили многие города мира. Она – подлинная звезда эстрады в масштабах планеты. Нет, наверное, страны где не прозвучал бы ее уникальный голос. Сияние исходит не только от него, богатого модуляциями, но и от ее прекрасного лица, белоснежных обнаженных рук и плеч. Никто не умеет, как она, создать настроение щемящей грусти и нежности, привести человека в такой мир, из которого не хочется возвращаться в реальность.
Французская пресса, скупая, как известно, на похвалы, писала о ней: “Русские считают ее своей Пиаф, а на родине ее, в Грузии, о ней говорят: “Ее божественное пение ведет нас к божественному совершенству”.
* * *
– Кто благословил вас на сценическую голгофу?
– Мама сделала все, чтобы я “состоялась”. Она поощряла мое увлечение музыкой, композицией, вокалом. Это она привела меня в “Мзиури”, и этот коллектив сверстников стал моим первым университетом. А педагог Б. Иваницкая четыре года “шлифовала” мой голос. Она ничего не “ставила”, как принято говорить, а лишь оттачивала мою природную суть. Ей я обязана тем, что эстрадная голгофа стала моей профессией и личной жизнью. Когда подросток встречает в жизни педагога, умеющего разглядеть в нем то или иное дарование, это его счастье. В 1981 году я победила на Всесоюзном конкурсе.
– Тамрико, не сочтите это за комплимент, но, глядя на вас, я каждый раз невольно вспоминаю слова Чехова: “В человеке все должно быть прекрасно. И лицо, и одежда, и душа, и мысли”. По-моему, это о тебе.
– Что касается внешности, то есть лица, то это зависит не от меня, от мамы и папы. К счастью, природа дала мне то, что не надо “корректировать”, что-то изменять, дополнять, в том числе и оперативным путем. Я стараюсь не вмешиваться в нее. Что есть, то есть. Всегда помню слова Вахтанга Кикабидзе – “Мои года – мое богатство”. Надо только разумно распоряжаться им и не вступать в спор с возрастом, потому что часто это выглядит со стороны смешным. Я всегда стараюсь сохранять свое собственное “Я” и не уподобляюсь баттерфляй – бабочке, которая в своем неудержимом стремлении к огню рампы может опалить себе крылья о горячую, но мимолетную славу. Я строга к себе не только в творчестве, но и в жизни.
– Как произошло ваше знакомство с Мишелем Леграном, определившее дальнейшую сценическую судьбу Тамары Гвердцители?
– Я отправила ему кассету с моими записями. Просто хотела узнать мнение маэстро. Он таких кассет получал в день сотни со всего мира, но на моей остановил свое внимание и пригласил меня в Париж, предложил работу. Мы быстро нашли общий язык. У него дома два рояля, и мы стали музицировать, вместе проигрывать его мелодии. В 1996 году это вылилось в большой концерт, который состоялся в Нью-Йорке в Карнеги-холле.
Легран – музыкант от Бога. Очевидно, мне было предначертано судьбой, что он обратит внимание на мое творчество. То время, когда мы работали вместе, дало мне очень много. Наши выступления были для меня лучшим лекарством от всех недугов – физических и духовных, ведь жить постоянно вдали от Родины и родных не так-то просто.
– А где сейчас ваш дом?
– Формально я живу в Москве, но дом мой там, где моя мама и сын. Они сейчас в Америке. Сандрик учится там… Он уже сейчас свободно говорит на четырех языках, занимается на компьютере. Я рада, что в состоянии дать ему хорошее образование. Я стараюсь по возможности чаще приезжать к ним, когда позволяют гастроли, записи и съемки.
– Судя по репертуару, вы придаете в песне большое значение тексту. Это не набор каких-то случайных слов и междометий, как теперь чаще всего бывает, потому что не поэзия рождает музыку, а к музыке подбирают слова.
– К мысли о первичности в песне поэзии я пришла, когда училась в Тбилисской консерватории. У нас была курсовая работа “Вокальный цикл”. Все должны были написать музыку на любимые стихи. Я зачитывалась стихами Марины Цветаевой, и они оказывали на меня сильнейшее духовное и интеллектуальное воздействие. Я написала тогда в консерватории целый цикл песен на стихи Марины Цветаевой. Считаю, что никто не выкрикнул боль женщины ХХ века, как она. Я поняла, что эти слова, пронзительный голос поэтессы, с его болью и страданиями, должны существовать во плоти, а не на бумаге.
– Когда вы бываете особенно счастливы – на сцене или в личной, повседневной жизни?
– Мое счастье в том, что у меня по существу несколько жизней. Но настоящая я – на сцене. Там я предельно раскованна и раскрепощена. Сцена – моя стихия, мой целитель. Однажды я заболела, поднялась высокая температура, но предстоял концерт, и зрители ждали мое выступление. Собрав силы и волю, я вышла к ним и… запела. Пела больше часа. И что вы думаете – выздоровела. По крайней мере температура спала, голова перестала болеть, и я снова, как ни в чем не бывало, была готова “к бою”.
На сцене я в ореоле звуков, стихов. Я не сдерживаю своего темперамента, забываю обо всем на свете. Только я и музыка, которую дарю людям. В обыденной, повседневной жизни приходится во многом сдерживать себя, соответствовать другому своему предназначению – быть женой, матерью, дочерью. В отличие от сцены, где как бы стремишься к небесам, быт сковывает, зажимает, диктует свои земные законы и ко многому обязывает.
– Знаменитая песня “Виват, король!” напоминает вам конкретно кого-то?
– У меня она ассоциируется с великим Лоуренсом Оливье в роли короля Лира. Я мысленно представляю его после спектакля уходящим со сцены усталым, опустошенным. Его душа как бы переселяется в эти минуты в мою. Еще я иногда вдруг вижу необыкновенные глаза Смоктуновского, хотя и не встречалась с ним никогда. Они все видели, все понимали. Они страдали. Певец тоже должен быть своеобразным гипнотизером со знаком плюс, и тогда его слушатель не останется равнодушным.
– Многие ребята еще со школьной скамьи начинают мечтать о сцене. Особенно привлекает карьера эстрадных артистов.
– К сожалению, они видят лишь внешнюю сторону их жизни, а то, что “за кулисами”, им неведомо. Жизнь и судьба артистов не так легка и красочна, как представляется некоторым. Чтобы подняться хотя бы на одну ступеньку в искусстве, требуется много труда. Одного таланта недостаточно, над ним надо кропотливо работать. Только поистине титанический труд, и не от случая к случаю, а систематический, обеспечивает восхождение к славе. Приходится порой отказываться от многих соблазнов. Эстрада – это вовсе не легкий, а довольно “тяжелый” жанр. Здесь ты, в отличие от театра, один на один со зрителем, и надо уметь за считанные минуты создать и воплотить в песне определенный образ, постараться, чтоб слушатели восприняли его так же, как и ты, живым и реальным. Песня или музыкальное произведение несут в себе большой эмоциональный импульс и воспитательное воздействие. Задача артиста не упустить, не расплескать это.
Школьным педагогам следует разъяснять юным мечтателям о сцене, что найти свое место здесь, прочно занять его можно лишь при условии окончания профессионального учебного заведения. Только глубокие знания в той или иной области – музыкальной, вокальной или драматической могут дать уверенность в артистической карьере. Настоящий профессионал всегда отличается от любителя. Вот почему так быстро и бесследно исчезают “факиры на час”.
– Какое место в вашей жизни занимают природа, книги, живопись?
– Я дитя природы. Всегда непроизвольно тяготею к гармонии души и тела. Природа успокаивает, а иногда, наоборот, возбуждает, но чаще, по-моему, все же умиротворяет. Общение с природой – это целая наука, философия. Этому ребенка надо учить с детства, со школьной скамьи, приобщая его к природе, ее обитателям. От ухода за цветами до заботы о братьях наших меньших. Мне кажется, что цветы и деревья более чувствительны к музыке, чем некоторые люди. А собаки более преданы человеку, чем иные люди друг другу. Говорят, что цветы от сильного шума начинают вянуть, а то, что человека он подавляет, давно доказано.
Книги и живопись – это постоянные источники моего вдохновения. Очень люблю исторические романы, в некоторых мысленно переносишься в далекие прошлые времена и имеешь возможность сравнивать их с нынешними. Люблю картины старых мастеров, живопись – реалистов, которые воспроизводят жизнь такой, какая она есть, а не выдумывают разные выкрутасы, чтобы быть ни на кого не похожими. Это тоже богатая информация к размышлению, настоящий кладезь мудрости. Приобщение к нему тоже в значительной мере зависит от воспитателя, его личного примера. Педагоги школы, где я занималась, объясняли нашим родителям, как важен их личный пример для нашего эстетического и художественного развития, пробуждения у нас интереса к книге, театру, изобразительному искусству, музыке.
– Вы верите в символы, приметы?
– Астральные явления не нами придуманы. Конечно, связь с космосом существует. Бывало, что предсказания у меня сбывались. Я родилась в год Быка, а он – олицетворение силы, искренности и добра. Считаю, что главная загадка и условие успеха и удачи – только труд. Латышский поэт Янис Райнис сказал: “Даже будни может труд сделать праздничными днями”.
– А в Бога верите?
– Человек без веры – не человек. Для меня Бог – это добро, совесть, любовь. Это то, что меня уберегает от греха, неправедных поступков, от соблазнов, искушений. Бог у меня в сердце, в душе, в мыслях. И все это я нахожу в музыке, в песнях, которые дарю людям. В отношении к Богу не должно быть показного, демонстративного благочестия в виде крестика, который является нательным, а иные носят его поверх платья, как бижутерию. Даже в сочетании с платьем концертным.
* * *
От голоса Тамары Гвердцители исходят энергетические флюиды, которые мгновенно захватывают аудиторию. Ей не приходится “раскачивать” публику. Она сразу берет ее в плен. У компакт-альбома Тамары Гвердцители символическое название: “Спасибо, музыка, тебе”.
Валентина ТЕРСКАЯ
Выбор читателей
Комментарии