Дорога была долгой и жаркой. И вдруг я увидел вдалеке море. Голубое, солнечное, прохладное. Не море, а мечта, предвкушение целительного водного блага. Такими были для меня мои родные моря, на берегах и в водах которых я отдыхал, развлекался, оздоравливал тело и душу. Такой представлялась и водная стихия, которая раскинулась передо мной в чужой стране. Море называлось Мертвым. Но это ничего не значило. Несмотря на зловещее название (подобных мне встречалось немало), я был уверен, что смогу через пару часов в полной мере насладиться его морскими благами. Увы, они оказались лишь красивой картинкой. Едва я погрузился в морскую ванну, как тут же ощутил неприятную липкость, а за ней и жжение всего покрытого ссадинами тела. Тут же выскочил на берег и вылил на себя весь запас пресной питьевой воды…
Такие вот уроки преподносит дорога. Видит око, но зуб неймет. Зато ум бодрствует, все наперед знает, поверив красивой картинке, душа жаждет. А надо бы наоборот. Очевидное не всегда вероятное. Оглядывая пройденный путь, вспоминая чувства, которые возникали на крутых виражах, я задумался о феномене нашего восприятия окружающего мира, многообразия его реальностей, его фактической действительности. Именно о них речь. О фактах. «Факт», – говорим мы, когда не терзаемся сомнениями, уверены в своей правоте, убеждены, что только так, а не иначе. В ответ же (редко в нас самих, чаще со стороны) из уст оппонента, врага, недруга, конкурента, семейной половины, пессимиста, злого соседа слышим столь же убежденное, энергичное и упрямое: «Не факт». Как правило, речь идет об одних и тех же предметах, явлениях, картинках и словах. Об одних и тех же… фактах. Увидел – не верь, усомнись, услышал – проверь. Вроде бы все с этим согласны, неоспоримое правило, подтвержденное и уроками истории, и жизненным опытом многих поколений. Но почему мы вновь и вновь наступаем на одни и те же грабли?
Как все-таки устроен механизм восприятия реального мира? Чему и как мы внемлем? Что берем в голову, храним в памяти, что оседает в душе? Такое иногда впечатление, что у некоторых восприятие реальности происходит вообще вне логических связей между ее сущностями. Какая-то разорванность сознания. Это можно сравнить с отсутствием музыкального слуха, когда не все ноты воспринимаются в их гармоничном сочетании. Человек, лишенный слуха, может очаровываться мелодией, но он не в силах распознать в ней фальшивые ноты.
С разных сторон я пробовал подступиться к теме. Предваряя результат, признаюсь, что так на подступах и остался. Но кое-что все-таки (по крайней мере, для себя) уяснил. Человек вообще-то в отличие от его собратьев, что рыскают по лесам, парят над облаками, плавают в глубоких водах, существо внушаемое. Все человеческое в головах и душах хомо сапиенса сотворили другие человеки. Причем сотворили, в том числе и насильно внушая, вдалбливая, обманывая, наставляя, манипулируя сознанием. Особенно это эффективно действует на несмысленыша – человека на первых этапах своего развития. Однако по мере того как набирает силу сознательная деятельность индивидуумов, как те или иные представители рода человеческого пытаются осмыслить происходящее вокруг, уже, наверное, можно задаться вопросом: насколько сознание подвержено внушению извне? Человек видит глазами, слышит ушами. Часто ими и «думает». Потом это «думание» перемещается в сердце. Но голова вроде тоже не лишний орган. Чтобы из увиденного и услышанного сложилось стойкое убеждение, надо обязательно пропустить его через голову. Как и под влиянием каких факторов происходят метаморфозы в мозгу? Почему одни так легко поддаются внушению, принимая за чистую монету откровенно манипулятивные нарративы, без разбора глотая демагогические речи, не в силах уловить, а тем более отвергнуть их ложь, замешанную на полуправде, а у других все-таки получается задуматься, различить фальшь, отделить зерна от плевел?
Однажды в сельской глубинке мне преградила дорогу отара баранов, что вслед за пастухом (не обошлось, конечно, и без козла, неторопливо и величаво шествующего впереди стада) пересекала шоссе. Я стоял и ждал, и вдруг сквозь пыльное марево и нестройное блеяние пробилась мысль. Устойчивое, а подчас и маниакальное подчинение вожаку кроется в стадном инстинкте, присущем многим живым существам. В том числе и человеку. Сюда же (пусть даже и с некоторой натяжкой) можно отнести и родство, чувство родной крови.
Почему сильные мира сего часто присваивают себе право именоваться отцами наций, а религиозные вожаки называют себя папами, батюшками, святыми отцами. Вот, пожалуй, один из ответов о причинах внушаемости. Находясь в среде себе подобных, человек невольно заражается не только эмоциями, но и мыслями тех, кто его окружает. Речь здесь может идти о феномене толпы, о котором задумался французский врач и социолог, ученый с энциклопедическими познаниями Гюстав Лебон. Он впервые заявил о наступлении «эры толпы». В своем главном произведении «Психология толп» он открыто заявляет об уничтожении сознательной личности в условиях толпы, о параличе мозговой деятельности в водовороте людских скоплений. «Такой субъект… становится рабом бессознательной деятельности своего спинного мозга», – пишет Лебон.
Несколько по-другому охарактеризовал «бездумность» современного мира писатель Эрих Мария Ремарк, назвав его веком консервов: «Мы живем в век консервов. Нам больше не нужно думать. Все за нас заранее продумано, разжевано и даже пережито. Консервы! Остается только открывать банки. Доставка на дом три раза в день. Ничего не надо сеять, выращивать, кипятить на огне раздумий, сомнений и тоски». Причем чем шире и тверже (жестче!) шаг прогресса, чем больше «столпо-творение» заменяет всякое другое творение, тем стремительнее нивелируется сознательная деятельность индивидуума. Речь не только о «думающих» механизмах. «При чудовищном ускорении жизни дух и взор приучаются к неполному или ложному созерцанию и суждению, человек подобен путешественнику, изучающему страну и народ из окна железнодорожного вагона», – писал современник Лебона Фридрих Ницше в своем «меланхолично-смелом» труде «Человеческое, слишком человеческое». «Книга для свободных умов» – таков подзаголовок этого произведения.
Что ж, во все времена находились умы, которым все-таки удавалось не превратиться в «консервы», уберечь свой ум и душу от тлетворного влияния толпы. «Мир ловил меня, но не поймал» – это известная эпитафия, высеченная на могильном камне украинского бродячего философа Григория Сковороды. От толпы и ее влияния можно уберечься, можно даже уединиться в своем мирке. Однако есть еще социум, просто человеческая среда, родной круг, друзья, коллеги, земляки, соотечественники. Как с ними быть? Здесь, безусловно, играет роль фактор удаленности от события, предмета, который нуждается в осмыслении. Как временной, так и пространственный. Большое видится на расстоянии. Это в зависимости от того, кому и как оно видится. Для кого-то это география, для кого-то – история, а для кого-то – пустое место. Важно ведь не только видение, а и осмысление, и чувствование события, факта.
Многие авторы, пытаясь найти причину того, как человек воспринимает действительность, как у него происходит мыслительный процесс, отмечали влияние национальной социальной среды, ее идеалов, стереотипов, этических норм. Николай Бердяев предположил, что разгадку причины нежелания думать и задумываться, что, где и как на самом деле происходит, почему так внушаемы россияне государством, можно найти, попытавшись проникнуть в русскую душу. Неблагодарное это, правда, занятие, в своей душе часто потемки, а уж в чужой… Но все же послушаем уважаемого автора. «В России с самых разных точек зрения, – пишет философ, – проповедуется аскетическое воздержание от идейного творчества, от жизни мысли, переходящей пределы утилитарно нужного для целей социальных, моральных или религиозных». А это приводит, по его мнению, к равнодушию к истине: «Русский человек не очень ищет истины, он ищет правды». И находит ее, внимая речам властей предержащих. Часто даже мелкие чины представляются ему божками, изрекающими эту правду, которую не надо уже искать днем с фонарем.
Справедливости ради попробуем проследить, как обстоит дело у соседей русских – украинцев и белорусов. Не претендуя на истину (а на нее вообще даже Всевышнему претендовать не стоит), отмечу, скажем, такую национальную черту украинцев, как упрямство. Если уж какая-нибудь мысль угнездилась в голове, то оттуда ее ничем не вышибешь. Порой даже самые вразумительные аргументы не заставят их изменить свое мнение. Белорус же в силу своей терпимости и смиренности (такая его историческая доля?) может легко поддаться любому влиянию извне. Демагог может и не убедить полещука, но спорить с ним он вряд ли станет. Себе дороже. Не буди лихо, пока оно тихо. Нередко, правда, это внешнее соглашательство и утихомиривало страсти, и даже спасало от озлобления и многих социальных бед. Случалось, конечно, и наоборот…
Всяк кузнец своего счастья, но не своих мозгов. Недаром говорят о двух половинках мозга. Это, возможно, объясняет, почему вроде (ключевое слово!) разумные люди начинают нести чушь или верить во что-то несусветное. Думание – процесс сложный, хлопотный, а порой и небезопасный. Не всем под силу. И обязательно находятся те, кто поспособствует этому. От базарного торговца до главы государства, от рядового полицейского до маститого ученого, от дворника до писателя-лауреата, от тюремного охранника до политика-краснобая – рать демагогов (вольных или невольных), пропагандистов, пророков, проповедников, вещателей истин, законодателей мод неисчислима.
Кстати, люди – единственные из живых существ на планете, которые способны не только что-то себе навоображать, нафантазировать (скажем, построить воздушный замок или сделать из мухи слона), но и, с головой погрузившись в этот выдуманный и облеченный красивыми словесами мир, горячо обсуждать его вымыслы и мифы, делиться ими друг с другом, часто превращая их в бытовую реальность. Иногда, кстати, весьма насущную.
Нет веры словам. Они пытаются быть отражением жизни. Но она другая и всегда перед глазами. Однако нередко, хоть и рядом, перед глазами, но неподвластна разуму, неощутима в сущности, неохватна в связях. Тогда верят словам. Любым. Знают, даже уверены, что они обман, искаженное отражение, но все равно верят. Бессмысленные идеи часто превращаются в цель для человека, наполняя смыслом его жизнь. Парадокс? Отнюдь. Словом воздух не наполнишь, но оно способно заполнить душевную пустоту. Так волны баюкают, лижут, жмутся к солнцу, которое отражается в реке. Светило остывает и скатывается к горизонту, а в его бликах на озерной воде почти нет света, тем более тепла. Все равно волны устремляются к ним, толкутся на подступах, вспыхивают озарением и в себе растворяют остатки тепла. А потом падают сумерки, и мрачнеют воды, и стихают звуки – жизнь замирает.
…Как не поддаться назойливому внушению чуждых идей, как противостоять демагогам и манипуляторам разного толка? Видеть и слышать, но одновременно вникать, анализировать и сомневаться, проверять своим опытом, уметь (хотеть!) читать между строк, избегать людских столпотворений, не бояться одиночества и своих спорных мыслей, не сотворять кумиров, уметь обуздывать свое воображение. В связи с этим, наверное, не обойтись еще раз без упоминания имени моего земляка бродяги-философа и его совета всем людям «свободного» ума: «Из видимого познавай невидимое». Я бы добавил: из услышанного познавай неуслышанное, из того, что мысль впопыхах схватила, – ускользнувшее от нее, неосознанное, из чувственного – непрочувствованное. Впрочем, это уже другая тема.
Владимир СУПРУНЕНКО, фото автора
Комментарии