Ивар КАЛНЫНЬШ – пастух во фраке

Ивар Калныньш – актер, и этим сказано все. Ему ничего не стоит предстать в облике салонного красавца или крутого супермена. Но за внешней актерской открытостью чувствуется человек, который не сильно расположен вдаваться в подробности личной судьбы.

Досье

Ивар Калныньш родился 1 августа 1948 года в Риге.
В 1974 году окончил театральный факультет Латвийской консерватории им. Я. Витола. С 1972 года – актер Художественного академического театра им. Я.Райниса. Играет в антрепризных спектаклях в Москве и Риге.
В кино – с 1971 года. Вице-президент латвийско-российского совместного предприятия “Мариарти”.
Среди лучших киноработ – “Театр” (1978), “Сильва” (1981), “Зимняя вишня” (1985), сериал “Дронго” (2002).

Пастух с гитарой
– Ивар, какое значение имела в вашей жизни случайность?
– Она многое может повернуть сразу на 180 градусов: неожиданное, заманчивое предложение что-то сыграть, роль, которая устраивает не только содержанием или гонораром, но и тем, что партнерами будут хорошие, давние друзья. Даже в запрограммированной поездке, в турне гастрольном где-то в каком-то городе с вами может произойти нечто такое, что многое меняет.

– Но ведь в приходе в актерскую профессию для вас неожиданного было немного?
– Не могу сказать, что с детства мечтал стать актером. Я начал работать рано, с 14 лет, самостоятельность привлекала, не хотелось просить у родителей денег на кино. Семья была благополучной, но зарабатывать хотелось самому. И потом, меня так воспитали, что сам должен отвечать за себя, проявлять инициативу. Вот я и начал: был слесарем, механиком, овладевал ремеслами, которые не требовали много времени на освоение. Я и сегодня многое по дому могу делать – чинить, паять, сверлить. Мои родители даже устроили для меня, городского парня, небольшую ссылку в деревню, я целое лето был пастухом, коров пас, овец. И определили меня к совершенно чужим людям, хотя в деревне у нас родственников хватает. Это лето помню до сих пор. Я научился тому, что тоже умею до сих пор – сено косить, коров доить.

– В кино эти умения пригодились потом?
– Да нет, меня же воспринимают на экране как человека из салона, многие роли по содержанию такие. Другое дело, что воспоминания детства и юности помогают и жить, и играть, и петь, и существовать на этом свете. А в актеры я попал из битломании, из нее многие вышли. Мы что-то там с ребятами бренькали на гитарах, пели на ломаном английском, потом стали сами сочинять. Так продолжалось, пока учился, помню все эти вечеринки, танцы, на которых выступали, а на заработанные деньги покупали новые инструменты. У нас был ансамбль, не один даже, тогда в каждой школе был ансамбль свой, а дискотеки еще не приобрели нынешней популярности. Под механическую музыку, под магнитофон тогда танцевать не очень любили, предпочитали живую музыку.

– Вы были в те времена поклонником ансамбля Раймонда Паулса?
– Они были профессионалами, имели свою публику, выступали под флагом филармонии, а мы были самодеятельностью, даже протестовали против официальной музыки, хотя на самом деле просто хорошо проводили время, как хотелось. Но после всех этих хулиганских выступлений на танцульках и студенческих вечерах я вдруг подумал, что надо бы заняться чем-то более серьезным, куда-то поступить, где-то учиться. И пришел в студию молодого киноактера при Рижской киностудии. Потом после студии был еще театральный факультет нашей консерватории, естественно, сразу пришел в театр, раз в дипломе было написано, что актер театра и кино, но параллельно со сценой непрерывно снимался. Предпочитал режиссеров, которым со мной интересно, с которыми мне интересно, а те, кому я не нравился, меня просто не приглашали.

Талисман для Стрейча
– Сегодняшний герой вам интересен?
– А какой он? Его не так просто определить. Кто он – справедливый или несправедливый полицейский или бандит-романтик? А возможно, ищущий, ошибающийся человек? Но при всем том в нем должна присутствовать загадка характера.

– Вы для режиссеров удобный артист?
– Это разные профессии, я в режиссуру предпочитаю не вмешиваться, во мне не сидит желание исправлять режиссеров, не вмешиваюсь, занимаюсь своим делом. Разумеется, лучше все делать вместе, есть режиссеры, которые прислушиваются, и тогда тихо, чтобы не обидеть, не дай Бог, я что-то предлагаю. Если ему кажется, что это толково, он принимает мои предложения всерьез. Я не считаю себя особенно везучим, стараюсь идти за судьбой.

– А свой режиссер у вас есть?
– Их несколько. Для Яниса Стрейча даже стал своего рода талисманчиком, в шести картинах у него снимался, не было большой роли – он придумывал маленькую, я не отказывался, не важно, что предлагал, раз был ему нужен. В нескольких картинах у Нахапетова снялся. Он потом, правда, в Америку уехал, так что я не видел его уж лет 15 почти. Мне жаль, что мало встреч было у нас с Михаилом Швейцером. Это был очень интересный процесс, когда он снимал “Маленькие трагедии” Пушкина, я сыграл там две небольшие роли…

– Треть ваших героев были облачены во фраки, выглядели красавцами с обложки. А некрасивого сыграть не тянуло для разнообразия?
– После “Театра”, картины, по-моему, достойной, а для меня важной, потому что был замечен, на меня сразу посыпались предложения играть множество похожих историй. Потом пошла полоса детективов, историй уже криминальных, а вот Нахапетов, почему и вспомнил его, предложил мне абсолютно непохожее на все предыдущее. Тут был деревенский учитель, меня даже перекрасили, чтобы светловолосым стал. Такая мука была – каждую неделю краситься из-за моего полубокса, а красили перекисью. Но все же такого играл мало, мне подобных ролей не хватает, хочется их побольше. Я бы с удовольствием снимался в музыкальных фильмах, в ярких, острых, фарсовых комедиях. С юмором что-то было, но остроты недоставало. Я это про кино, потому что как раз в театре, можно сказать, делал все: там нет такого жанра, в котором бы не работал. И потом, в театре тебя все-таки больше знают, потому и рискуют предлагать самое неожиданное.

– Что для вас ваш герой из нового нашумевшего сериала “Дронго”?
– Мой герой в картине стреляет один раз, вокруг него стреляют очень много, а он стреляет один раз. Для меня самое главное – это трагедия, которую мой герой пытается предотвратить. Мне по душе его персональные и профессиональные качества. Я очень рад был участвовать в этой постановке…

– Каким образом вы согласились принять участие в этом сериале?
– Получилось так… Мне позвонил известный режиссер Зиновий Розьман и предложил сняться в роли главного героя – Дронго…

– В театре вы сейчас блуждающая звезда, играете в отдельных проектах. А пожить просто обыкновенной, спокойной жизнью артиста на постоянной зарплате не тянет?
– Последние два года я не заключаю с театром договора, но играю, когда что-то возникает. В театре иногда надоедает, одна и та же компания, те же режиссеры, которых знаю, не хочется к тому же клепать одно и то же…

– Я задам вопрос, который ненавидят все актеры – и работающие в театре, и снимающиеся в кино. Что вам дороже?
– В буквальном смысле? (Смеется). Больше заработать можно на съемках, особенно телесериалов. А возвращаясь к вопросу о том, что для меня дороже – театр или кино, я могу смело сказать, что важнее моя профессия. И на сцене театра, и перед камерой, и на эстраде, и на телевидении я остаюсь актером. Моя профессия – артист. И хотя перечисленные мною ипостаси различны, представляют собой разные материи, тем не менее я остаюсь артистом в любой среде.

Экскурсия
в парламент
– Как я понимаю, политика вас не интересует и не возбуждает?
– Я абсолютно аполитичный человек. Хотя полгода даже в парламенте сидел. В начале 90-х. Мне это было любопытно с точки зрения экскурсии, приключения. Ведь начиналось все как собрание деловых людей, профессионалов, и меня тоже приглашали как профессионала, представителя культуры и искусства…

– Облагородить, словом…
– Да-да, что-то в этом роде. А мне было интересно, как все это происходит. В парламенте наша фракция получила около 20 мест, но я сразу в кресло депутата не попал, на выборах был в списке где-то под далеким номером, потому стал замещающим. Но потом депутаты становились министрами, и я по ротации попал. А затем несколько министерств ликвидировали, министры снова возвращались в депутаты, и я, слава Богу, опять вернулся к обычной жизни.

– Будь вы режиссером, хотели бы поставить пьесу про парламент?
– В этом нет, по-моему, театральной занимательности. Мне самому было интересно следить, как возникают, создаются законы. Оказавшись в парламенте, я вдруг понял, что ничего в этом не понимаю, и не только я, потому что туда ведь часто попадают просто выбранные народом симпатичные люди, у которых нет никакого опыта законодательной работы. А теперь я знаю, как это делается, как законы появляются, как бюджет формируется, в какие двери заходить.

– Вам это надо?
– Совсем не надо. Хотя по этому поводу у меня и свои мысли были бы, и пожелания, но, возможно, они несколько не совпадают с тем, что происходит в жизни, я бы вот конституцию немного подправил…

Интервью,
которых не было
– Иногда звезд пытают, насколько личная жизнь влияет на их жизнь творческую. Такое влияние наблюдается?
– Ну да, наверное… Личная жизнь имеет большое значение, должна быть любимая женщина. Любовь – дар Божий, любить и заниматься любовью – разные вещи. Меня всегда притягивает взаимность.

– Вы слышали про себя слухи, которые на самом деле не имели к вам никакого отношения?
– Так ведь это как бывает? Вы с кем-то танцуете, вас фотографирует кто-то из бульварной прессы, потом сочиняет очередную басню, а вы даже не помните, кто эта случайная знакомая, как ее зовут. Еще бывают интервью, которых я не давал. Очень люблю их читать, интересно же…

– Хотя бы одно слово совпадает с тем, что есть на самом деле?
– Редко. Собирают мои ответы из интервью, которые давал раньше, но при этом все перевирается, сразу ясно, что занимался этим какой-то безответственный человек.

– У вас трое детей, они станут актерами?
– Не дай Бог. Надеюсь, что нет…

Алексей АННУШКИН