search
main
0

Иван ЯЩЕНКО, директор Центра педагогического мастерства: Для достижения высоких целей у Москвы есть все ресурсы

​С позиции каких показателей и данных мы пытаемся проанализировать состояние работы с одаренными детьми? Дело в том, что любой анализ – это попытка соотнести некую явно или не явно заданную цель с достижением результата. Например, когда мы говорим, что Россия заняла такое-то место в исследованиях TIMMS, то это означает, что в ранжировании мы находимся на этом месте, но нам хочется находиться еще выше. После этого возникает вопрос: а зачем нам, собственно, это нужно? Мы составляем рейтинг московских школ, в том числе по количеству стобалльников, считая, что хорошо, когда у школы много стобалльников, но тут тоже возникает вопрос: а зачем? Если за это дают больше денег, то получать их хочется всем. Однако получать по сто баллов по нескольким предметам ребенку не всегда надо, поэтому сказать: «Дети, вам надо больше заниматься, что-то делать лучше, потому что в этом случае вы все получите по сто баллов!» школа не может, так как часть детей и родителей сразу скажут: «Нам это не нужно, у нас другая потребность, другая траектория развития!» Поэтому главный вопрос сегодня заключается в том, как показатели работы школы соотносятся с теми целями, которые мы ставим.

Когда мы занимаем какое-то место в международном исследовании, это значит, что нас измерили по международному показателю, сформированному международным сообществом. Если внимательно посмотреть на этот показатель, то можно понять, что он меряет какую-то одну сторону нашей деятельности, причем  традиционно  не самую сильную, а очень многие вещи не замечает.  Конечно, нам очень приятно, что по TIMMS наша страна, наши школы показали хорошие результаты, что в этой области мы стали догонять ведущие страны, но это вовсе не значит, что теперь мы должны все наше образование перестраивать под TIMMS.  Когда мы говорим о каких-то показателях, важно понимать, что к ним, конечно, надо стремиться,   надо их учитывать, но не делать достижение  этих результатов главной целью  нашей работы.Сегодня кроме получения всеми детьми базового образования  одна из главных задач школы –  предоставление каждому  возможности раскрыть свой потенциал. Если в 90-е годы  моделью  работы с детьми было сохранение  возможности для тех энтузиастов, кто работает в школе,  для  поиска и отбора одаренных детей, то сегодня мы понимаем: на самом деле  тогда это был поиск тех детей, которые  просто хотели учиться. В 1997 году мы проводили опрос и выяснили, что больше половины детей, переходящих в математические школы,  делали это не потому, что  там  было хорошее преподавание математики, а потому, что там можно  было учиться, ибо там была для этого необходимая  рабочая атмосфера. Это было то главное, что руководило  этими детьми,  которые даже были готовы терпеть ненавистную для некоторых из них математику, которая потом им не понадобится, только для того, чтобы попасть в нормальную учебную среду, а потом – в нужную им область деятельности. Это  всегда стояло на первом месте –  с помощью  математики научить человека работать на школьной скамье и развить его потенциал.  Педагоги интенсивно работали с теми детьми, которые «нашлись», то есть соответственно сеть спецшкол, кружков, соревнований работала на то, чтобы  их найти, забрать и учить. Такая схема была  раньше довольно эффективной, ее оправданием во многом было и то, что на всех детей денег не хватало. Денег в опосредованном смысле действительно  было совсем мало, но  было мало и  энтузиастов, большинство которых трудились  интенсивно, получая немного за эту работу.  Правда, и тогда, когда они получали недостаточно, и сейчас, когда денег уже стало много больше, не деньги  основной мотив их  интенсивной работы. В те годы мы не могли сказать, что денег хватит на всех детей.  Сегодня деньги есть, но если сейчас все дети Москвы, которые  потенциально способны, придут в те же математические школы,   на всех  нас не хватит. Сегодня   мы зачастую отбираем в математические или сильные школы не потому, что столько детей  способны учиться в том или ином математическом классе, а потому, что  когда пришли 300 детей, мы можем взять только 30-40. Так было раньше, так  происходит и  сейчас,  но теперь мы не можем сказать, что у нас нет возможности обучить много детей, так как знаем: если где-то возникает потребность, мы можем сконцентрировать ресурсы на уровне города и  эту потребность удовлетворить.  Если школа раньше  на рынке труда была просителем,  уговаривала вуз ей чем-то помочь, то сегодня она может  достойно выходить на рынок труда, предложить специалисту, который  способен открывать одаренных детей, вполне адекватную оплату труда,  причем зачастую более высокую, чем  он имеет  в том же вузе. Она может предложить такому специалисту и достойные  условия труда, если раньше мы понимали, что заниматься, условно говоря, физическим экспериментом в школе нельзя, так как у нее точно не будет денег на приобретение необходимого оборудования, то сейчас  проблема состоит в другом: какое оборудование приобрести,  какое оборудование поставить,  как  его использовать наиболее эффективно.  Это означает, что мы сегодня  можем, во-первых, для наших детей  предоставить качественное образование, а во-вторых, сегодня есть дети, с которыми  можно работать.Когда мы говорим о тех или иных количественных результатах,  то очень сильно гордимся, что Москва впереди почти по  всем показателям. Но только год назад мы вышли в лидеры по стране, если наши результаты поделить на количество детей, победивших в различных конкурсах и олимпиадах. Призеров и победителей  у нас всегда было много, но по количеству мы только-только обогнали некоторые регионы. Дело в том, что Москва очень большой регион, и просто статистически, если набрать тех, кто хоть как-то проявился, результаты получаются хорошие. Если мы даже  огородим бетонной стеной какой-то самый неблагополучный  кусочек Москвы, то он  все равно окажется лучше, скажем, Кировской области, по финансам, по условиям обучения.  Но в той же Кировской области есть, скажем, учитель –  энтузиаст математического образования Игорь Рубанов, который получает результаты, вполне конкурирующие  и с Москвой, и с Санкт-Петербургом, а в Ангарске есть педагоги, работающие с физиками,  их дети постоянно выигрывают на международных олимпиадах по физике. То есть дети, с которыми можно работать, есть везде, если посмотреть на карту России, то примерно половина академиков  естественно-научного отделения РАН  родились в деревнях.  В США при правильной работе мотивация  практически одинакова  не только у детей, живущих в кварталах рядом с университетом,  но и у детей, живущих в негритянских  кварталах, потому что для них это способ вылезти. Президентская премия за результаты учебы в 30 или 60 тысяч рублей в России для одного ребенка незаметна, а для другого ребенка и это, и другое  относительное поощрение  ценятся чрезвычайно высоко.  При правильной постановке работы все мотивирующие факторы  на порядок выше и в смысле каких-то финансовых вещей, и в смысле фактора общения, когда ребенок, условно говоря, съездил за границу. Возможности нынче у нас гораздо выше, и если мы начнем  обсуждать, каким образом работать  сейчас, то, как мне кажется, главный акцент   современной  модели выявления одаренности ребенка – получение  им хорошего базового образования. Этого никто не отрицает, об этом все говорят, причем хорошее базовое образование должно быть в первую очередь в начальной школе, где можно и дать знания, и  развить (или хотя бы не убить) творческий потенциал ребенка, так как, к сожалению, до сих пор самая типичная технология преподавания в начальной школе «делай, как я!». А если ребенок сделал что-то не так, ему повторяют, как нужно сделать правильно, хотя, может  быть, он и делал правильно, но по-другому. В тонкой ситуации  развития одаренности ошибка ребенка подчас   ценнее правильного решения, потому что когда ребенку дали что-то сделать, например решить задачу, он может решить ее так, как ему сказали, а может сделать ошибку, пытаясь решить  задачу самостоятельно. Если в этот момент задуматься, что же  происходит на самом деле, то, возможно, из этого вырастет нечто  более важное для самого ребенка. Поэтому  для ребенка нужно хорошее базовое образование, не убивающее его   желание думать, а дающее  ему возможность делать это в комфортной психологической среде.Для ребенка в первую очередь  важна возможность  думать,  и это  не красивые слова, так как каждый ребенок талантлив. Понять, где он талантлив,  помочь ему и  семье этот талант раскрыть – задача педагога, особенно если  талантов очень много. Очень часто, к большому сожалению, потенциал ребенка маскируется  обученностью и мотивированностью. Обученность и мотивированность должны идти вместе, но сейчас получается так, что, например, в семье есть математики, и  им легче  обучить ребенка математике,  чтобы  лучше решал задачи, хотя в душе он историк. Поэтому мы сейчас даем детям больше возможностей для участия в  различных межпредметных соревнованиях. У нас есть турнир «Ломоносов», в котором ребенку дают задания сразу по всем  предметам, а не только  по математике, физике или  химии, чтобы он, придя  за математикой, увидел фантастически красивые задания по истории, по наукам о Земле.  Спектр возможностей и в школе должен быть очень широким.Сегодня дети, как и прежде, пытаются перейти в более сильную школу. Но переход ребенка из одной школы в другую возможен в двух ситуациях: либо у него есть  уникальная область интересов, причем уникальная не с точки зрения школы, а с  точки зрения общей ситуации (например, детей с уникальными  интересами не так много, и нужно их   где-то в самом деле сконцентрировать), либо у него уникальный уровень знаний и способностей, скажем по математике,  и его с такими  же детьми  необходимо собирать  в одном месте при условии, что они могут заниматься той же математикой на супервысоком уровне (на самом деле критерий должен быть другим – они не могут не заниматься чем-то на супервысоком уровне). Специально стянуть человека   из одной школы в другую, куда-то супервысоко, на самом деле очень вредно, но бывают дети, которые без этого  уже не могут,  так как у них есть такая потребность, а школа уже не может в принципе ее реализовать. Иными словами, каждая ситуация всегда  очень индивидуальна. Все в столице буквально  с лупой изучают результаты рейтинга лучших школ, определенного по некоторым параметрам, но надо сказать, что был еще  один параметр, который мы не публиковали. Дело в том, что мы проанализировали успехи детей за несколько лет и увидели, что школы – лидеры рейтинга расслаиваются. В части этих школ успешность перехода была высокой: дети перешли  в эти школы  из других, и их результаты растут. В  другие школы, которые  занимают высокие места в рейтинге, дети идут,  среди них есть те, кто достигает после перехода высоких результатов, но подчас  перешедшие к ним дети в  прежних школах достигли  бы более высоких результатов, причем не только предметных.Для оценки работы школ у нас есть два параметра – ЕГЭ и победы на олимпиадах, которые имеют свои недостатки, например, показатель побед на олимпиадах – это очень ограниченный параметр. Ребенок может перейти из школы в школу только тогда, когда он не может удовлетворить  свой уровень в своей школе, когда он  психологически готов к учебе в конкурентной среде. Ведь часто бывает так, что ребенок успешно развивался у себя в школе, потом перешел в  другую школу, и там его  результаты  резко упали. Например, в феврале в МГУ был математический праздник –  городская олимпиада для 6-7-х классов, лекции, математические игры. На апелляцию ко  мне пришла мама с ребенком, у которого результат на олимпиаде  был на уровне 20 процентов правильно выполненных заданий. Ребенок на грани срыва, у него ошибки почти во всех задачах, мама говорит, что у  сына хроническая астма. После этого выясняется, что ребенок  недавно перешел в математическую школу,  дорога в которую у него занимает полтора часа, в своей прежней школе он был лучшим, в новой имеет почти худший результат по школе и очень слабый по городу. Мы понимаем, что должны быть разные траектории, но когда совершается переход от одной траектории к другой,  нужно, чтобы люди понимали возможные риски перехода, соизмеряли возможные успехи и преимущества с этими рисками.  Исходя из этого, становятся видны преимущества крупных школ и место малых школ. Малые школы должны помогать реализовывать некие уникальные потребности, это очень хорошо видно по рейтингу. В рейтинге московских школ присутствуют не только большие школы, предоставившие большому количеству детей  возможности реализовать свой потенциал и получить  высокие результаты, но  и небольшие школы, которые обеспечили возможность реализации уникальных  потребностей детей, у них фантастический процент детей, которые достигли высоких результатов. Но ясно, что  не нужно стремиться к таким высоким результатам во всех школах, потому что потребности у всех детей разные. Спектр возможностей – это возможность попробовать, поэтому мы заинтересованы, чтобы у нас было больше ЕГЭ по выбору, чтобы школа была заинтересована в том, чтобы больше ее детей сдавали эти экзамены. В рейтинге школ мы учитывали то, какие предметные возможности они предоставляют ребенку. Задачи вуза – сужать возможности, задача школы – их расширять, поэтому чем шире у нас спектр возможностей, тем больше возможностей для их реализации, скажем, ребенок до 11-го класса должен достаточно широко маневрировать. Среди выпускников математических  школ 70-х годов очень много тех, кто потом стал успешным в других областях. С одной стороны, приятно, что математическая школа развивает в человеке разные качества, с другой стороны, понятно, что математическая школа выполняла другие функции – она была хорошей школой, где широко учили более или менее всему,  где были прекрасные учителя не только математики, но и  литературы, истории, иностранного языка. Просто других хороших школ тогда не было,  если бы они были, была бы другая статистика о выборе  выпускников.Эффективная школа – это школа, в которой порядка 200-250-300 выпускников, и соответственно 40-45 процентов из них достигают стабильно высоких результатов. Бессмысленно требовать, чтобы успешных выпускников было сто процентов,  это не станет целевой моделью,  но если у школы ноль процентов, это значит, что у нее нет возможности предоставить детям широкий спектр возможностей. Важный показатель – эффективность использования  городских ресурсов, причем не только финансовых. В сентябре мы запускаем программу, которая есть в Америке: на сайте Центра педагогического мастерства будут представлены направления, по которым в  школу может приехать лектор уровня академика РАН при условии, что она предоставляет заинтересованную аудиторию не меньше 25 человек. И РАН, и вузы сейчас активно идут в школы, перед ними стоят крупнейшие государственные задачи, и  они понимают, что для их выполнения  нужны школы, качественно готовящие своих выпускников. Школы не просят их прийти, они сами приходят в школы. Мы обсуждаем с ними их условия прихода. Если  в малой школе в аудитории будут 20-25 человек, это будет означать, что школа сконцентрировала в себе суперуникальные потребности детей. Если большая школа  соберет 300 человек, вуз готов предоставлять  оборудование, свои лаборатории, ученых, которые будут работать с группами школьников. Если раньше этим занимались исключительно энтузиасты, то сегодня это может стать практикой. За счет этого мы сломаем обратную связь, вытягивающую из школ способных  детей, и в то же время наладим связь, при которой будут вытягиваться дети, для которых  это нужно и эффективно. Создание  эффективной траектории развития для детей  станет результатом совместной работы ученых и вузов. Мы сегодня обращаем внимание на результаты и спектр возможностей, потому что они наиболее  соотнесены с теми целями, которые перед нами стоят и для достижения которых у нас есть все ресурсы.

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте