Я сел за компьютер и написал первую фразу: «Вряд ли существовал в нашей стране какой-нибудь второй человек, с которым было связано столько загадок, как с писателем-фантастом Иваном Антоновичем Ефремовым». Не успел я написать эту фразу, как понял, что загадка уже возникла. Ибо отца Ивана Ефремова звали не Антон, а Антип.
Это был огромный человек невероятной физической силы. Его окружали таких же размеров вещи. Дети его (включая «маленького» Ивана) тоже были больших размеров. Но большой человек Антип Ефремов оказался по-человечески маленьким, когда ушел из семьи и кинул жену и детей на произвол судьбы. Иван в горниле Гражданской войны в конце концов стал сыном полка, лишенным семьи…
Только это ли стало поводом для смены отчества?
При изучении творчества любого писателя необходимо выяснить, какие книги оказали на него наибольшее влияние. Поэтому когда я приступил к изучению Ефремова, то составил себе такой список и стал перечитывать то, что раньше еще не читал. Так я открыл для себя замечательного русского писателя Осипа Сенковского (1800-1858).
В школе этого писателя, увы, не проходят: он оказался в тени великих, в том числе Чехова и Салтыкова-Щедрина. Между тем он просто чудо. Читайте, пожалуйста! Сенковский – достойный предшественник не только Ефремова, но и Булгакова, автора «Мастера и Маргариты»…
Так вот, в повести Сенковского «Путешествие на Медвежий остров» есть герой Иван Антонович, путешествовавший по Лене, как и Иван Ефремов, и интересующийся минералогией, как и он. Этот яркий тип, выписанный с огромным теплым юмором, не мог не понравиться Ефремову. Читая «Медвежий остров», невозможно отделаться от мысли, что это была «настольная книга» Ефремова во время его сибирских экспедиций 1931 года…
Давайте и мы откроем книжку Сенковского.
«Я тоже чувствовал усталость от верховой езды и желал несколько отдохнуть в этом месте. Прочие наши товарищи охотно согласились со мною. Один только достопочтенный наш предводитель обербергпробирмейстер 7-го класса Иван Антонович Страбинских, следовавший в Якутск по делам службы, негодовал на нашу леность и понуждал нас к отъезду. Он не верил ни сравнительной анатомии, ни нашему изнеможению и все это называл пустою теориею. В целой Сибири не видал я ума холоднее: доказанной истины для него было недовольно; он еще желал знать, которой она пробы. Его сердце, составленное из негорючих ископаемых веществ, было совершенно неприступно воспламенению. И когда доктор клялся, что натер себе на седле оконечность позвоночной кости, он и это причислял к разряду пустых теорий, ни к чему не ведущих в практике и по службе, и хотел наперед удостовериться в истине его показания своей пробирною иглою. Иван Антонович Страбинских был поистине человек ужасный!»
«Предаваясь влечению утешительной мечты, я видел в Лене древний сибирский Нил и в храмообразных ее утесах развалины предпотопной роскоши и образованности народов, населявших его берега. И всяк, кто только одарен чувством, взглянув на эту волшебную картину, увидел бы в ней то же. После каждого наблюдения мы с доктором восклицали, восторженные: «Быть не может, чтоб эта земля с самого начала всегда была Сибирью!» – на что Иван Антонович всякий раз возражал хладнокровно, что с тех пор, как он служит в офицерском чине, здесь никогда ничего, кроме Сибири, не бывало».
Попав на Северный Ледовитый океан, доктор с рассказчиком уплывают на Медвежий остров. Там они попадают в пещеру, где находят огромное количество египетских иероглифов. Барон начинает их читать – и далее следует совсем другой рассказ: о произошедшей в глубочайшей древности катастрофе – падении кометы. Исследователи переводят иероглифы и записывают рассказ, где любовные приключения переплетаются с описанием ужасных событий…
Наконец на остров приплывает судно, которое должно забрать их назад.
«В самом деле это был он – Иван Антонович Страбинских с своею пробирною иглою. Как хозяева острова в отсутствие белых медведей, мы встретили его завтраком на берегу.
Выпив две предварительных рюмки водки и закусив хлебом, обмакнутым в самом источнике соли – солонке, он спросил нас, довольны ли мы нашею экспедициею на Медвежий остров?
– О! Как нельзя более! – воскликнул мой товарищ Шпурцманн. – Мы собрали обильную жатву самых новых и важных для наук фактов… Не угодно ли вам пойти с нами в пещеру полюбоваться на наши прекрасные открытия?..
– Да!.. Это очень любопытно!.. – воскликнул наконец почтенный обербергпробирмейстер, колупая пальцем в стене. – Но где же иероглифы?..
– Как где иероглифы?.. – возразили мы с доктором. – Неужели вы их не видите?.. Вот они!.. Вот!.. И вот!.. Все стены исчерчены ими.
– Будто это иероглифы! – сказал протяжным голосом удивленный Иван Антонович. – Это кристаллизация сталагмита, называемого у нас, по минералогии, «глифическим», или «живописным».
– Что?.. Как?.. Сталагмита?.. – вскричали мы с жаром. – Это невозможно!»
Ну что – посмеялись? А представляете, как это воспринял молодой Иван Ефремов? При всей его глубочайшей серьезности и глубине как ученого он был огромным юмористом в жизни. Посмотрите на фотографию, которая относится приблизительно к 1949 году: ничего от привычной «космической» серьезности облика автора «Туманности Андромеды» и «Часа Быка»! Веселый, яркий, земной человек.
Рассказывают, что когда он в молодости работал секретарем в Академии наук, иногда отвечал по телефону басом и говорил, что отвечает академик… Шутки эти чуть не кончились плохо.
Сопоставим многообразные факты, в том числе увлеченность Ефремова минералогией, приключениями, Сибирью (в будущем он в одном из своих рассказов предскажет там алмазные трубки), Сенковским, Древним Египтом (вспомним «На краю Ойкуены»), и нам станет ясно, что произошло. Ефремов назвал себя именем героя Сенковского!
Вероятно, это был единственный в истории мировой литературы случай, когда прототип оказался не у героя, а у самого писателя! И прототип этот был не реальный человек, каковым должен быть по определению любой прототип, а литературный герой!
Конечно, все это – лишь гипотеза. В точности нам известно только то, что в период от 1928 по 1931 год отчество Ефремова изменилось с «Антиповича» на «Антонович». Вероятно, будущий писатель воспользовался ошибкой писаря в одном из старых документов, где имя его отца было написано неверно – «Антон». Вот и все точно установленные факты. Однако подобного рода изменения отчеств не происходят случайно. Не мог же в самом деле сам Ефремов «не заметить», что его отчество изменилось! А Сенковский был одним из любимых авторов Ефремова. Это известно достоверно. И еще. В ефремовском рассказе «Голец Подлунный» тоже есть сибирская пещера с рисунками, как у Сенковского, только палеолитическими и… настоящими (хоть и фантастическими).
Что ж, похоже, одна из «загадок» «старого Эфроима» (как в шутку называл себя Иван Ефремов в письмах) разгадана. Значит, пора переходить к следующим…
Комментарии