Итальянские мотивы. Иди прямо, живи просто!

Я был в Италии. Я жил Италией. Я любил Италию. Отбылось, отжилось, отлюбилось. Теперь вспоминается. Я так и не понял, как там очутился. Колесил по улочкам приграничного словенского городка Нова Горица, о чем-то спросил прохожего и вдруг среди камнепада слов уловил несколько знакомых латинизмов. Я понял, что уже пересек границу и нахожусь в итальянском приграничном городке Гориции. От него и начался мой путь по Италии.

Уточняя дорогу, я чаще всего просто называю город или местность. Разноязычные ответы, указывающие направление (чаще всего прямое), – это и насущная потребность, и своеобразная забава, которая разнообразит мои дорожные велосипедные будни. «Просто» и «прямо» – в польском языке это почти синонимы (по крайней мере в отношении дороги). Это уже почти жизненное кредо. Иди прямо, живи просто, и тебе будет всегда сопутствовать удача. «Ту друа!» – с наигранным артистизмом пропоет француз, легким воздушным взмахом ладонью обозначая прямой путь. Хотелось бы, конечно, и так проехать-прожить. Но, увы, увы… Больше всего мне нравится ответ итальянца. «Дритто!» – бодро и уверенно вскидывает руку курчавый загорелый весельчак, будто указывает не только прямое направление, но и такой же победный путь в жизни. От итальянского «дестра» (поворот направо) веет родной славянской стариной («десница» – правая рука, вектор силы и святой правды). Узнав же, откуда я, итальянец потрясает над головой большим пальцем, повторяя: «Браво, браво!» Это воодушевляет. Женщины не менее эмоциональны. «Мама миа!» – срывается с их уст, и в памяти тут же всплывает бабушкино умилительное: «Матинко моя!» Тайна улыбки Джоконды – загадка всех женщин планеты…Самый наглядный и убедительный признак страны мне встретился на следующий день. На обочине в разных позах расположились римские боги и герои. Их статуи были выставлены на продажу по обе стороны пустынного шоссе. И Марса, и Венеру, и Геркулеса, и многих других персонажей древней истории, забытых мифов можно было купить оптом и в розницу. Этими скульптурами, производство которых поставлено на поток, обычно украшают парадные входы, лужайки перед особняками, ворота.Другим богам сегодня поклоняются итальянцы. Однако и старые не забыты. Итальянцы изо всех сил стараются сохранить свое национальное лицо. И им это пока что легко удается – в их истории есть много того, чем можно наполнить, выпятить, в выгодном свете преподнести и даже продать свою характерность. В тогах патрициев, латах легионеров, лавровых венках вождей и героев империи, в одеяниях, скроенных из мифов и сказаний о великих, курьезных и даже смешных деяниях небожителей она на мировом рынке по-прежнему в цене.Довольно бодро, без особого напряга я пересек слякотные Апеннины и уткнулся в солнечное Средиземноморье. Дальше мой итальянский велосипедный вояж от Генуи до Франции пролег вдоль морского побережья. На всем протяжении бросалась в глаза его пестрота – над молами и пляжами, бухточками и портами, барами и павильонами развевались разноцветные флаги. Итальянский «географический» сапог лежит среди познавших разные берега средиземноморских волн, а Средиземноморье – большая вода посредине разных земель. Неудивительно, что тут, как у себя дома, чувствуют разные страны. Между трепещущими на свежем ветру стягами рядом с пиратским «веселым Роджером» над одним из пляжных ресторанчиков в Сан-Ремо вдруг я узрел украинский сине-желтый прапорец. Подкатил ближе и увидел надписи «Борщ», «Пельмени». Крупно, броско, аппетитно. Естественно, я не стал отказываться от подарка его величества случая. Он и в Европе мой верный спутник.На вкус и цвет, может, товарищей и нет, но есть добрососедство, некое даже притяжение противоположностей. Моря хватает для всех, для каждого и место под солнцем находится. Волны плещутся рядом с пароходами, яхтами, шхунами, катерами, рыбацкими челнами, и им все равно, кто и с какой толщины кошельком на борту и чем занимается, на пляжах солнце дарит свое «ничье благо» всем поровну и никто не в силах отхватить этого дара небес больше, чем сосед.На набережной Генуи стоит на приколе огромная старинная каравелла. Древность судна, конечно, сомнительна, но вычурность и аллегоричность внешнего вида, оснастка вполне в духе времен, когда от местных причалов по всему свету в поисках новых земель расходились корабли, мореплаватели были в таком же почете, как и короли. Корабли бороздили Мировой океан, и там, где пролегали их пути, туда часто и устремлялись люди, там и перекрещивались их судьбы. Куда дул ветер, наполняя паруса, там и жизненный путь человека, там и его будничные хлопоты, и мудрость предков. «Via est vita», – впервые громко заявили итальянские мореплаватели, не задумываясь о жизненной цели человека, а лишь следуя зову ветра и воле волн. «Дорога – это жизнь» – кратко, емко, точно. На все времена. Для всех земель и наций. Человек – вечный странник по земным и небесным протяжениям.В бестолково-шумной, карнавальной Венеции захотелось и мне приобщиться к празднику. Заговорив с одной Джульеттой, зорко опекаемой своей дородной мамашей, я показал на свои обветренные губы. Она тут же правильно поняла меня и достала губную помаду. Тогда я пошел дальше: вручил фотоаппарат мамаше, а девчушку попросил произвести лечебно-косметическую процедуру. Благо помада оказалась бесцветной. Сценка позабавила туристов, которые оказались поблизости, – моя дорожная беда всех развеселила. За этим театром, мгновениями радости сюда и приезжают. Что, какую Венецию увозят с собой? Не знаю. Мне этот город на воде запомнился праздничным галдежом, снующими по горбатым мостикам, под которыми проплывали «груженые» туристами катера и гондолы, разноликими людьми с рюкзаками, сумками и тележками, блинами с каким-то сладким слизистым наполнителем, которыми угостили меня швейцарские туристы. Впервые на венецианской набережной я проколол камеру. Пока я ее менял, велосипед чуть ли не свалился в канал. Вот был бы театр, если б это случилось…«Буон джорно!» – бодро провозглашаю я утреннее приветствие, подъезжая к бару. Пока распаковываюсь, достаю продукты и свою закопченную кружку, обязательно найдется посетитель, который не преминет предложить: «Вино бьянко?» В Италии это обычное дело. Белое вино – по утрам, красное – за ужином. Немного. Граммов сто пятьдесят. Это застольный этикет, традиция, в конце концов часть культуры европейского Средиземноморья. Здесь перед многими ресторанчиками выставлены старинные бочки и винные прессы.«Что надо? Чем помочь?» – редко, но все-таки спрашивали меня в придорожных барах. «Хлеба и зрелищ!» – отшучивался я. Это самое насущное во все времена, для всех больших и малых народов. С хлебом проблем не было. А вот насчет зрелищ… Тем более я толком и не знал, как это слово можно выразить на чужом языке. И однажды подумалось, что для меня лучшее зрелище – это все, что происходит вокруг. Ну а чтобы оно лучше воспринималось, осмысливалось и не приедалось, не помешает вечерняя кружка-другая сухого вина пополам с водой. Так я и объяснял (вернее, пробовал это делать) итальянцам, что одаривали меня солнечным бодрящим напитком.Рыбак тщательно размял хлебный мякиш и стал утапливать в него крючки – один, другой, третий. Через минуту тугой комок величиной с теннисный шарик повис на леске. Когда удилище описало полукруг, его тяжести хватило, чтобы, взметнувшись в белесое небо, далеко улететь в речку и почти беззвучно шлепнуться в воду. А может, это была не речка, а канал. Тут в Италии среди виноградников и кукурузных плантаций не поймешь, что изначально природное, а к чему приложил руку человек. Я уже миновал мостик, когда увидел двух рыбарей с длинными удилищами. Пришлось вернуться. Рыбак рыбака увидел издалека…Я пустился в это велосипедное путешествие по Европе не для того, чтобы обозреть дворцы, восхититься пейзажными прелестями или вкусить деликатесы местных кулинаров, а с целью увидеть и понять обыденную жизнь европейца, его занятия, не связанные напрямую с добыванием денег. Чтобы познать человека, «влезть» в его душу, нужно дознаться о его хобби, занятии в свободное время. Этот рыболов на берегу речушки-канальчика между Венецией и Падуей привлек мое внимание не только своим живописным видом, но и какими-то красивыми, точными, профессионально выверенными движениями. Кажется, он даже вытащил из воды садок и опустил туда большую серебристую рыбину. В общем, кончилось все тем, что я спустился по аккуратно выстриженному откосу и подошел к рыбаку и его столь же импозантному товарищу.Сначала я просто наблюдал за удильщиком, восседающим на стуле. Он сидел и в картинной позе маршала, наблюдающего за полем боя, обозревал мутную водную гладь, на которой покачивались поплавки. Вдруг один из них вздрогнул. Итальянский рыболов резко дернул длинное удилище и с удивительным проворством для своего грузного тела вскочил, азартно изогнулся и стал крутить катушку, подтягивая добычу (а что она была на крючке, сомневаться не приходилось) к берегу. На мелководье, когда уже показалась из воды голова, он поддел рыбу подсаком. «Карась?» – спросил я, разглядывая трофей. «Си, карась, карась», – заулыбался довольный рыбак. Я удивился тому, что мы мгновенно поняли друг друга, однако оказалось, что название этого популярного среди удильщиков вида карповых рыб на итальянском и русском звучит почти одинаково.Карась исчез в садке, а итальянец стал готовить новую насадку из теста. Однако Джузеппе (так звали рыбака), оказавшись весьма живым и общительным собеседником, которому был приятен мой неподдельный интерес к его мирному занятию, стал объяснять (в основном жестами) тонкости. Комок теста падает на дно, рыба подплывает к нему и начинает отщипывать кусочки. Как и человек, карась не может постоянно напихивать желудок. Периодически попавшую в рот еду нужно переваривать. Карась глотает приманку, лежащую на дне, в вертикальной позе – голова внизу, хвост вверху. Отрываясь от еды, рыба резко вздергивает голову и тут же напарывается на крючок, который до этого был спрятан в тесте «жалом» внутрь. Дальше все по классическому варианту выуживания пойманной рыбы. Много всяких способов рыбной ловли в моей рыбацкой копилке, которая пополняется в путешествиях по разным странам. Однако ничего подобного я нигде до этого не встречал. Оказывается, не только голь на выдумки хитра, но и в сытой Европе выдумщиков хватает. Рыбацкая страсть и творческий подход к уженью рыбы не зависят ни от национальности, ни от политических взглядов, ни от толщины кошелька.Простившись с Вероной и ее удивительно правдоподобной стариной – мостами, башнями и узкими улочками, тесно обставленными домами, с балконов которых так и не выглянула Джульетта, я мчался по вечернему шоссе, выискивая местечко для ночлега. Быстро темнело. И вдруг справа в гуще сада, который до этого проносился сплошной зеленой стеной, я углядел большие красные шары. Притормозил, присмотрелся: персики! Сразу подумалось о стороже с берданкой, собаках, рвущихся с поводков, чтоб разорвать вора, камерах наблюдения, но вокруг было тихо и пустынно. И я рискнул: прислонив велосипед к столбу, ринулся в сад. Куснул один персик, попробовал другой – сочная мякоть наполнила рот, не умещаясь там, стала стекать по подбородку, сладкие струйки побежали по груди. С десяток плодов, конечно, прихватил с собой. Пока я наматывал итальянские версты, родился в голове такой вот стишок: «Кручу педали по Италии, все толще ум и тоньше талия». Это о дарах итальянских садов, виноградников, овощных плантаций. Мне как дорожному человеку (конечно, с оглядкой и соблюдая меру) позволено угоститься ими. При этом и спортивная форма в порядке, и мысль не дремлет. После Вероны перед Мантуей, расположившись рядом с то ли уже убранным, то ли заброшенным огородом, я почти час пировал, наслаждаясь овощными салатами. Вот тут под небом Италии сквозь дрему и подумалось о родной… Веронщине и Мантовщине. А может, это был всего лишь сон?