Истина где-то… Прикосновение к вечным проблемам на отдельно взятом уроке

В последнее время все настойчивее звучат призывы ввести в школьную программу специальный предмет – “Этика”. Инициаторы ссылаются на западный опыт (в некоторых странах подобные занятия проводятся многие десятилетия для школьников всех возрастов). Некоторые пытаются внедрить разработанные авторские курсы “Христианской морали и нравственности”, “Духовного воспитания”, возможно, вспоминая “Слово Божье” в дореволюционных школах.
Казалось бы, давно пора. Ведь если во главу угла поставлены только знания и умения, без рассмотрения морально-этической стороны их применения, общество неизбежно придет к распаду. Потому что любые достижения науки очень легко можно использовать во вред людям и природе.
Думаю, что глубоко заблуждаются те, кто видит в создании особого предмета панацею от нравственного разложения подрастающего поколения. Во-первых, ни одна мораль не является исчерпывающей и абсолютной, устраивающей всех представителей общества. Во-вторых, чтобы вести такой предмет, самому нужно быть глубоко нравственным человеком. Иначе это приведет к полной дискредитации не только предмета, но и самого понятия морали и нравственности. В-третьих, кто будет составлять учебники и руководства? Неужто самые-самые в этом плане? Но кто определит, что это действительно так? И как быть с теми, кто в корне не согласен с ними (что абсолютно неизбежно в наших разношерстных атеистически-коммунистически-нигилистически-храстианско-мусульманско-сектантских педагогических коллективах)? Все равно, заставлять работать по спущенной сверху программе? В-четвертых, неужели не стоит учитывать богатый опыт некоторых педагогов нравственного воспитания непосредственно на уроках по своему предмету?
Вопросов слишком много. Хотя, конечно, зря ругают школу, будто она вовсе не занимается воспитанием детей. Просто каждый педагог делает это по-своему, в силу личных знаний, умений и убеждений. И он, увы, не всегда может найти ответ на вопрос ученика. Но покажите мне того, у кого есть все ответы! И я искренне посочувствую ему.
Расставить все точки над i в вопросах нравственного порядка никогда не удастся – ни на уроках экологии и литературы, ни на специальных отдельных занятиях. Поэтому самое интересное – это сами беседы, споры и обсуждения. Так сказать, сам процесс…

Тупики этики
…И все-таки этика – странная, непривычная наука. Потому что все в ней относительно, одну и ту же проблему можно рассмотреть с разных сторон, и получится, что для одного хорошо, то для другого плохо. В экологии, скажете вы, тоже так. Да, но ведь этика касается именно нас.
Именно об этом мы рассуждаем сейчас. А точнее – о тупиках этики.
– …Вот как прикажете рассматривать такую ситуацию: с одной стороны, домашние животные должны быть полноценными во всех отношениях, они могут иметь все права, данные им от природы. Но, с другой точки зрения, мы вынуждены или позволять бесконтрольно плодиться (а потом решать проблему беспризорных животных), или пичкать их пилюлями “Антисекс”, или кастрировать. Или регулярно топить потомство, как поступал со своими кошками на острове Робинзон Крузо. Конечно, как говорил Антуан де Сент-Экзюпери, “ты в ответе за тех, кого приручил”. Но тогда мы свою мораль навязываем природе. Или еще: чтобы жить, мы должны есть. К сожалению, пока мы не можем есть, никого не убивая и не травмируя. Мясо – это бывшая живая свинья, корова, рыба. Каша – масса семян, а само семя – это же зародыш растения с запасом питательных веществ (заметьте, для него самого, а вовсе не для нас!).
Или другой тупик. В отряде разведчиков тяжелораненый. Оставить его – значит подвергнуть пыткам и мучительной смерти. Нести с собой – угробить весь отряд, за которым по пятам следует погоня. Убить или дать ему возможность убить себя – негуманно. Ведь ни христианство, ни мусульманство, ни иудаизм не простят посягательства на собственную жизнь. “Не убий” – одна из главнейших заповедей. И выхода из этого тупика нет, потому что здесь сталкиваются религиозная мораль с основными законами биологии – борьбой за существование и естественным отбором. Потому-то религиозные люди не любят дарвинизм, потому, что он идет вразрез с нашей, человеческой логикой. Взять хотя бы умерщвление нежизнеспособных особей, родившихся таковыми или ставшими в результате несчастных случаев. Что вы об этом думаете?
– А что, вполне разумно! Во-первых, мы избавляем от страшных мучений или безумной жизни безнадeжно больных, которые всe равно скоро умрут. Во вторых, эти больные требуют специального ухода, отвлекают много сил и средств от других больных, кого ещe можно спасти. И наконец, если мы будем спасать всех ущербных особей, то это будет вопреки здравому смыслу и законам природы. – Доводы учеников звучат весьма убедительно.
– Ну что, стройная теория. Не буду называть ее всевозможными эпитетами – садизм, фашизм – это эмоции. Но давайте рассмотрим ту же проблему с этической стороны. Хорошо, допустим, человек безнадежно болен, все испытанные лекарства не помогают, он обречен и сам просит смерти. Как уже мы говорили, здесь эта просьба вступает в противоречие с религиозными нормами: чужая жизнь неприкосновенна, а врач нужен для того, чтобы спасать ее, а не способствовать потере. Далее, даже если все так безнадежно, то кто возьмет на себя смелость лишить человека жизни?
– А зачем же его убивать? Нужно просто создать условия, чтобы он сам…
Кто-то сказал, что дети чисты и непорочны, они не способны на зло. Скорее, они просто не видят зла, даже когда творят его. И нужно научить их отличить добро от зла. Вот только умеют ли сами взрослые делать это?
– Вы забываете, что тот, кто будет создавать такие условия для потенциального самоубийцы, сам фактически приобщается к убийству. Ведь потворствовать преступлению – значит самому стать соучастником. Если вы не сами сделаете роковой укол больному и даже не дадите ему уже полный яда шприц, а всего лишь оставите все необходимое на столике, надеясь на то, что больной сам снимет грех с вас, то не равносильно ли это непосредственному участию в лишении жизни?
– Вас послушать, так и лечить никого не захочешь!
– Ну зачем же так! Просто когда мы стремимся сохранить жизнь, – это одно. А когда стремимся тем или иным способом приблизить смерть, – другое. Вообразите себе ситуацию: два охотника в пустыне, на сто километров вокруг никого. Одного из них кусает ядовитая змея. Они оба знают, что без сыворотки спасения нет, через буквально полчаса настанут жестокие мучения и неизбежная гибель. Другой решается избавить друга от страданий и убивает его. А буквально через несколько минут мимо них пролетает вертолет спасателей. И не поспеши охотник, друг его был бы спасен. Как ему жить всю оставшуюся жизнь? Если разрешить эвтаназию, то как себя будут чувствовать те, кто разрешил умертвить больного СПИДом, а назавтра прочитал в газетах, что наконец-то найдено сравнительно недорогое и очень эффективное средство от этого недуга?
– Ну ладно, допустим, это так. Но ведь если рождаются уродливые люди – без ног, рук, с недоразвитым мозгом и так далее, то разве не этично прервать беременность на ранних этапах, избавив в дальнейшем и этого бедолагу, и его родителей, да и все общество от мучений? Ведь вы сами знаете, каково теперь живется инвалидам. – Саша-Саша! У меня внутри все замирает от таких слов. Ведь он по молодой памяти совсем упускает из виду, что здесь же в классе сидит инвалид детства Сережа Жмыхов, у которого одна нога на дециметр короче другой. В Спарте ему бы не разрешили жить… Но сейчас, в современном мире?
– Во-первых, нередки случаи, когда медицинское заключение бывает ошибочным. Взять хотя бы определение пола: ждали мальчика, УЗИ подтвердило, а родилась девочка. Во-вторых, есть масса случаев, когда ущербные в самом широком смысле этого слова дети становились выдающимися писателями, учеными, философами. А ведь их могли бы вычеркнуть из списка живых еще до рождения. В третьих, снова встает вопрос конфликта с религиозными принципами: только Бог дает жизнь, и отнять ее не имеет права даже доктор в согласии с родителями. И наконец я напомню, как выглядит этот процесс прерывания беременности. Зародыш удаляется из матки выскребанием или отсасыванием специальным аппаратом. На экране видно, как он сопротивляется, отталкивается ручками и ножками, лицо его искажается гримасой боли. А на поздних стадиях его добывают по частям…
– Фу, неужели вам приятно смаковать такие страхи? – Лена Болева обладает развитым воображением, поэтому без труда рисует этот фильм ужасов, и, возможно, даже озвучивает его.
– Когда по радио бодрыми голосами говорят: “Медицинский центр предлагает услуги по прерыванию беременности в любые сроки. Безболезненно. Быстро. Недорого”, это очень напоминает рекламу киллера: “Замочу любого. С гарантией, при желании – в присутствии заказчика. Недорого и быстро”. После этого надо быть очень циничным, чтобы говорить о ценности чужой жизни.
– Вы вот говорите об этом так красочно. Но ведь если аборт на ранней стадии, ведь тогда зародыш представляет собой всего лишь небольшую кучку клеток. – Бедная Лиза! Не дай Бог, чтобы ты хоть раз в жизни отнеслась к своему зародышу, как к какой-то “кучке клеток”.
– Вот скажите мне на милость: когда вы родились? 12 августа? 29 апреля? 13 мая? А вы были живыми за месяц до рождения? А за три? А за восемь? Вот тут-то и зарыта собака: жизнь нам дается с момента зачатия. – “И даже задолго до него”, хочу я сказать, но сдерживаю себя. Не стоит, еще рано.
Здесь работают другие этические механизмы. Но эта этика пока не доступна нам для понимания. Точно так же, как и то, почему у здоровых, умных родителей рождается олигофрен, почему у культурных родителей сын становится убийцей миллионов человек. С точки зрения нашего официального предмета на все это, я не могу дать ответ. А с других точек зрения – не хочу.
– А разве есть и другие точки зрения?
– Да, например, что все болезни даются за грехи. Или что они есть следствие неправильного отношения к окружающему миру. Но об этом в другой раз.

Папа, мама и я – стареющая семья
– Обратите внимание на этот график. На нем изображены три кривые, отражающие различные тенденции выживаемости особей по мере взросления. (Рис. 1).

Первая кривая свидетельствует о высокой смертности особей в начальном этапе развития. Вторая – в преклонном возрасте. И третья – постепенный отсев на протяжении всей жизни. Стрелкой показано наше стремление всеми силами превратить график N1 в N2, снизив детскую смертность и продлив, насколько это возможно, продолжительность жизни среднестатистической особи.
– Брр! Вы говорите как-то слишком… Как будто речь идет о стаде коров. – Паше Шайзенбергу не нравятся мои слова.
– Пожалуйста, если вам нравится, можно говорить словами учебника. Назовите это процессом самоизреживания. Не в этом суть. Понятное дело, нам важно, что если уж человек родился, то чтобы он прожил максимально долго, принося пользу обществу. Но, продлевая жизнь, мы неизбежно приближаемся к проблемам старости, до которых раньше просто не доживали.
Старость – не диагноз, а состояние души. Так говорят молодые. А вообще-то проблему старости мы постараемся рассмотреть с другой стороны. Вспомните, что такое популяция молодая, зрелая и стареющая? Правильно, вспомнили. Если рождаемость падает, то количество пожилых особей относительно количества молодых повышается. Рассмотрим следующую схему. Скажите, сколько процентов населения приходится здесь на детей, родителей и бабушек с дедушками? (Рис. 2).

Не случайно раньше на свадьбах молодым говорили: “Один ребенок – нет ребенка, два ребенка – пол-ребенка, три ребенка – есть ребенок”. Как видите, в такой популяции 43% в совокупности молодых и зрелых особей должна обеспечить достойную жизнь не только себе, но и большему количеству (57%) своих престарелых родителей. А поскольку старость ассоциируется с пенсией, болезнями, слабостью, зависимостью от других, то получается…
– …Что мы вынуждены содержать и кормить старых и немощных, неспособных полноценно помогать обществу вместо того, чтобы направить эти силы и средства на совершенствование науки и техники? – Никита Бовитов соображает быстро.
– А ведь это так. Правда, акцент следует сделать в другом месте. Уровень развития общества можно оценить по многим параметрам, в частности, по отношению к больным и старым. Ведь если мы с трудом зарабатываем каждый кусок хлеба, то именно тогда и встает вопрос, кому его отдать – маленькому ребенку, который вырастет и будeт выращивать хлеб, зрелому здоровому человеку, который его добыл и принес, или же старику, который уже больше ничего не произведет, но много лет назад кормил всю семью. Но если технологии позволяют добывать всего в достатке и даже избытке, то почему бы эти избытки не распределить по нуждающимся?
– Страдает идея естественного отбора: кто не жизнеспособен, не может самостоятельно добывать пищу и защищать себя, тот должен уйти со сцены! – Да, Матвей Горынычев понял идею Дарвина близко к сердцу.
– Можете считать как вам вздумается. Но что же делать? Ведь старики всегда пользовались уважением как носители житейской мудрости и опыта. И пренебрегать им так же глупо, как ежедневно налетать на те же грабли, на которые налетали тысячи ваших предков.
– А я бы их поселяла в специальные дома, обеспечив все условия, но чтобы они жили отдельно и не докучали своими нравоучениями. И нам хорошо, и им. – Родион Счедрин рационалист. Ему бы компьютером работать.
– Напомню, что есть еще и детские дома. Почему бы всех детей не воспитывать вместе, обеспечив всем необходимым? Они не будут докучать родителям своими криками. А родители смогут прогресс двигать. Одна маленькая деталь: каждый из здесь сидящих когда-нибудь будет бабушкой и дедушкой, живущим в своей квартире, в своем доме. И когда вам предложат переехать из него в пансион, где вам будет лучше… В общем, подумайте над этой этической проблемой.
А сейчас рассмотрим ещe одну проблему, до боли “этически тупиковую”. Из этой схемы мы исключили прабабушек и прадедушек. Почему?
– Так ведь не вечны же они!
– Именно так. Но ведь человек гордится тем, что с каждым веком он отвоевывает у смерти еще год, два, три. Несколько столетий назад средний возраст мужчины не превышал сорока пяти – пятидесяти лет. А сейчас, как мы знаем, в некоторых странах он достиг семидесяти пяти – восьмидесяти лет. Хорошо ли это? Конечно же, скажут все. Но вот загвоздка: если ввести в эту схему наших прародителей, то нетрудоспособного населения составит 80% – бабушки и прабабушки, дедушки и прадедушки. (Рис. 3).

– Позвольте, но ведь можно продлить не просто старость, а еще и молодость, зрелость. Тогда и на пенсию станут уходить лет со ста, и бабушки перейдут в состав зрелых. – Молодец, Джаван, тебе бы в Госплан.
– Браво, похлопаем прекрасной мысли! И вправду же, еще алхимики стремились найти эликсир молодости, но отнюдь не зрелости и старости. Еще у греков пару тысяч лет назад существовал миф о юноше Титоне, которого полюбила Эос, похитила и дала вечную жизнь. Но забыла подарить молодость. Поэтому Титон продолжал стареть с каждым годом, пока не усох настолько, что превратился в цикаду.
И все же проблема здесь в другом, там, где вы и не подозреваете. Если люди станут дольше жить, то рост населения будет идти в основном за счет долгоживущих, а не за счет вновь родившихся. Кто-то из современных ученых констатировал убийственную истину: “Продлевая жизнь старику, мы отнимаем ее у его внуков и правнуков”. Чего греха таить, сейчас очень и очень многие внуки живут в квартирах, принадлежавших ранее их дедушкам и бабушкам. А если бы они не умерли? Пришлось бы искать новую квартиру. А в результате – неизменное расширение ареала с неизменным ужесточением конкуренции за территорию, ресурсы и так далее. Другой выход – ограничить рождаемость. И вообразите себе общество, которое не разрешает своим членам иметь детей только потому, что не позволяют ресурсы, уже использованные для поддержания нормальной жизни пожилой части общества. Вот тут мы и подобрались к очередной проблеме, которую еще в начальной школе ученики формулируют так: “чем больше народу, тем меньше кислороду”. Увы, перенаселенность – это одно, а то, кем территория перенаселена, молодыми или старыми, – это другое.
– Зачем всe усложнять? – Миша и впрямь считает, что не стоит так уж обременять жизнь всякими проблемами. Живи как живeтся, а дальше видно будет. – Не проще ли всего-навсего регулировать рождаемость, чтобы количество родившихся было равно количеству умерших и чтобы число особей в популяции было соизмеримо с материальной базой, с возможностями среды? И оставим в покое стариков-долгожителей.
– Понимаешь, Миша, скорее всего оставить их в покое невозможно. Потому что чем дольше нормальная жизнь, тем больше должен быть и репродуктивный период. Но это приводит к возможности резкого роста численности населения, что, пожалуй, является не меньшей проблемой по сравнению с короткой жизнью современного человека. Парадокс, но бессмертие предполагает бесплодие. Иначе – неизбежные проблемы перенаселенности даже в масштабах Вселенной. Вероятно, высшая философия смерти и заключается в том, что она дает дорогу новому поколению со свежим и нестандартным мышлением, свободным от догм и устоявшихся мнений. Ведь некоторые извечные проблемы молодые с легкостью разрешают только потому, что просто не знают мнения авторитетов об их принципиальной неразрешимости. А что до регуляции рождаемости, то и тут есть свои подводные камни. Регуляция численности тоже воспринимается многими по-разному. Использование контрацептивов – одно, половое воздержание – другое, аборты – третье, принудительная стерилизация – четвeртое, разнарядка на детей – пятое. Напомню, что ни один из перечисленных способов борьбы с перенаселением не поддерживается однозначно и безоговорочно ни одной из мировых религий. “Плодитесь и размножайтесь”, как сказано в Священном писании.
– Да что вы все “религия да религия”! – Воинствующий атеист Дима Опосредовательнов, чувствуется, давно мечтал высказаться. – Неужели мы даже в XXI веке будем хвататься за религию? Неужели научный подход не заменит ее?
– Давайте поговорим об этом в следующий раз. Это слишком сложный вопрос.
Я просто не могу сказать ни “да”, ни “нет”. Это выше моих возможностей на сегодняшний момент. Эх, а ведь я занимаюсь черт знает чем, любой методист-биолог сразу же возмутится: какое право я имею уходить от выполнения школьной программы, тратить драгоценное время урока на какие-то абстрактные и крамольные рассуждения! И не лучше ли было бы за это время дать еще больше знаний по строению хлоропластов, характеристике популяции, тонкостям процессов фотосинтеза и дыхания. Но я считаю, что именно эти этические рассуждения позволяют понять (а если не понять, то хотя бы заставить задуматься) главное: кто мы, люди? Чем же мы отличаемся от животных? И так ли это хорошо (плохо) – отличаться от них? Если я не поставлю эти этические проблемы сейчас, то, возможно, потом уже будет поздно. А вдруг уже поздно? Есть данные, что якобы чувство жалости, сострадания и соболезнования можно воспитывать лишь до 14 лет, потом уже поздно. Возможно, есть возрастные ограничения и на такие вот этические проблемы. Но этично ли ставить детей в тупик вопросом, на которые я сам не знаю однозначного ответа? Думаю, да, потому что здесь не всегда могут быть однозначные ответы.

Вадим МЕЛЕШКО