Испытатель

Полеты на околоземную орбиту ныне стали делом почти обыденным. Но они всегда требовали людей необычных, выдающихся. Один из тех, кто оказался востребованным при штурме звездных высот, – Евгений Кирюшин, удостоенный за испытания космической техники высокого звания Героя России. Всемирно известные космонавты не раз ему говорили: «Спасибо, Женя!» А Герой Советского Союза летчик-космонавт полковник Анатолий Березовой уважительно заметил: «Кирюшин?.. Да, это из самых первых…» Кирюшин – человек уникальный и специалист, что называется, «штучный», каких наберется, наверное, десяток-другой. Ни разу не побывав в космосе, он многократно пережил-испытал то, что досталось космонавтам во время их стартов, полетов и спусков. На его долю выпало перегрузок и стрессов больше, чем довелось испытать кому-либо из звездных пилотов. В общей сложности около четырех лет он провел в условиях, имитирующих запредельные, один лишь шаг в которые делал героями наших отважных и мужественных космонавтов. А он пережил их много раз. Те перегрузки, передозировки, переизбыток, перебор, перехлест, перенасыщение, которые достались Кирюшину, помогли летавшим на орбиту сберечь здоровье и жизнь…

А начиналось все в 1968-м, когда на срочной службе самарский паренек попал в учебную часть Военно-воздушных сил. Радовался безмерно, потому намерен был в дальнейшем поступить в училище военной авиации и стать летчиком. Медкомиссии в военкомате и в части – дело привычное: Родине нужны здоровые солдаты. Рядовой Евгений Кирюшин был именно таким. Но когда нагрянула комиссия из Москвы, новобранцы меж собой зашушукались: «В какую-то секретную часть отбирают…»

Слово «космос» в тех солдатских пересудах тоже фигурировало. Тогда им бредили миллионы молодых людей. Новобранцам, которых отобрали, сообщили немного: «Едете в Москву, в другую часть, связанную с авиатехникой».

Попав в столицу, Евгений первое время пребывал в эйфории, зачарованно смотрел на величественное здание МГУ на Ленинских горах, с волнением и любопытством окунался в бронзово-мраморное великолепие метро… Служба тоже виделась поначалу в радужных красках: солдаты-срочники ходили в красивом «пэша», а не в обычной «хэбэшке», вместо кирзачей – офицерские хромовые сапоги, никакой шагистики, распорядок дня на самодисциплине. Столовая словно кафе, меню в сравнении с учебкой роскошное. Скоро они поняли, что их часть-институт занимается чем-то космическим. А когда Евгений увидел в столовой самого… космонавта Валерия Быковского – невысокого роста, в летной куртке, простого, совсем не похожего на киношно-плакатного, понял, что космос совсем рядом.

Но отличная кормежка и легкие хромачи было делом десятым. В первые же дни после всевозможных обследований, анализов, тестов их осталось раза в 3 меньше, чем приехало из-под Винницы. Началась работа – интересная и тяжелая. Всю ее серьезность ощущал лишь организм. Потом они, молодые парни без высшего образования и специальных знаний, стали сознавать, что делают нечто архиважное, архинужное и архисложное, чтобы страна скорее осваивала космос, летчики-космонавты были подготовлены и защищены от всяких непредвиденных ситуаций, угрожающих здоровью и жизни.

Месяца через два-три испытателей задействовали на всю катушку. Начинали с центрифуги. Любой сюжет о предполетной подготовке космонавтов включает кадры вертящейся кабины. Их первым испытанием было вращение до четырехкратной перегрузки – 4g. Потом, после отдыха, дали 12g, в то время как на восьми-девяти у многих начинались серьезные вестибулярные отклонения. А были и те, кто пробовал 20-кратную перегрузку. Длилось это секундами, но человек мог стать инвалидом. Они должны были взлетать на катапульте, сутками оставаться в зимнем лесу в первых, еще не обогреваемых скафандрах…

Когда окончилась срочная служба, он решил остаться в Институте медико-биологических проблем. Слова «испытатель» в его трудовой книжке нет. Были они «механиками», «лаборантами». За эксперименты, чреватые необратимыми разрушениями здоровья, получали разовые доплаты. Минута на центрифуге, например, оценивалась в 3 рубля. Много это или мало, если весь эксперимент длился минут

6 – 7, после которых 2 – 3 дня они мочились кровью? Да, они были и остаются обыкновенными людьми. Отличала их от прочего околокосмического люда фанатичная преданность своему уникальному, секретному, жутко опасному делу, более нужному для других, нежели для себя самого.

Смысл их жизни: удачно войти в эксперимент, провести его до конца и, по их выражению, «выйти в ноль» – то есть восстановиться после него для очередной работы. «Кажется, я не выйду в ноль», – фраза, сказанная лишь самым близким друзьям, означала приговор самому себе…

Это теперь Евгений Александрович рассуждает устало-удовлетворенно о тех секундах, и как никто другой, имеет на то полное право, поскольку каждую из них прожил многократно. И поэтому сегодня в любую из 500 секунд пуска, взлета, что бы ни случилось, людей можно спасти. А тогда, в 1970-х, мало что знали, мало говорили. Трагедия гибели космонавтов Александра Волкова, Георгия Добровольского, Виктора Пацаева при возвращении с орбиты на «Союзе-11» в 1971 г. поставила перед испытателями новые задачи, в первую очередь связанные с разгерметизацией.

Эксперименты усложнялись. Для испытателей возрастала опасность. В мгновения из барокамеры высасывался весь воздух. В те же мгновения должна была включиться вся система скафандра. А если… Тогда кровь могла вскипеть…

Героический экипаж «Союза-11» погиб, проведя в космосе 49 суток. Последствия разгерметизации были известны. А как исследовать изменения, произошедшие в невесомости? На эксперимент пошли Евгений Кирюшин со своим другом и единомышленником Сергеем Нефедовым. К слову, спустя четверть века после описываемых событий они в один день стали Героями России. А тогда их ждала гипокинезия. Это когда лежишь головой вниз под углом в шесть градусов. Иммерсия – лежание в воде, завернутым в специальную ткань, чтобы не отслоилась кожа, – тоже имитация невесомости. Тяжело в таком состоянии пробыть даже час. А если дни, недели?..

У Кирюшина такой эксперимент продолжался… два месяца. При этом они ведь не были бессловесными подопытными существами, а выполняли заданные наблюдения и исследования, фиксировали собственное состояние и ощущения. До эксперимента, в ходе него и после – десятки анализов. И не только измерение давления и кровь «из пальчика». Пальцы были исколоты все. Но это «семечки». У них брали пробы мышечной ткани и костного мозга, делали прямое зондирование сердца, давали неведомые «таблеточки»…

Они были первопроходцами в прямом смысле этого слова. Аварийные ситуации создавали самые разные. В паре с тем же Нефедовым «ходили» (это их словечко) на эксперимент с углекислотой. Известно: если на подводной лодке ее содержание достигает 3,2%, экипаж может погибнуть. Кирюшин с Нефедовым прошли 3,5%, потом 4, потом 4,7…

У Евгения пошла из носа кровь, Сергей еще хорохорится, но тоже через силу. А ведь надо было еще работать: выполнять упражнения, тесты, заполнять журналы. Кирюшин заметил Нефедову: «Серега, по-моему – предел…» Тот: «Потерпи немножко!» А сам уже держался еле-еле…

5% углекислоты! Люди в белых халатах уже откровенно удивленно разглядывали в иллюминатор «этих чудиков»: гляньте-ка, уже 5,2%, 5,3, а они еще живы, еще работают!..

Первые сутки – как полжизни, по психологическому восприятию. Часа в 3 – 4 ночи Евгений говорит себе: «Все! Хватит! Я устал! Больше не могу! И не хочу!» Это какое-то подсознательное состояние. Потом часик-полтора в полузабытьи, полудреме. И вдруг в 6 утра стало легче. Процент убрали? Нет – приборы показывают все то же. А там, «за бортом», бригада человек в тридцать «шпарит» – бегают, пишут, анализы делают… Организация была четкая.

В общем, в том «шарике» они с Серегой отработали пять суток, содержание углекислоты им снизили до 4%, при нем отбарабанили целый месяц! А когда стали «спускать» (работали ведь они «на высоте в 5 тысяч метров»), им здорово поплохело. Если после других работ часто стремились к кислородной маске, то сейчас попросили подключить к… СО2. Как в том анекдоте про горожанина из мегаполиса, попавшего на природу: «Дайте дохнуть из выхлопной трубы!»

Такой вот он – «испытатель всего», много лет прокладывавший другим дорогу в космос своей трудной и смертельно опасной работой.