Уже в поезде на обратном пути из Орловской области в Воронеж поняла, что же было главным среди массы впечатлений, буквально навалившихся после посещения Детской деревни-SOS Лаврово: только что я побывала в таком детском доме, где у каждого ребенка есть мать! Женщина, которая ежедневно провожает тебя в школу или детский сад, потом кормит вкусным обедом, делает с тобой твои уроки, целует вечером перед сном, учит, как пережить первые огорчения, – женщина, которую можно любить и называть своей мамой.
Деревня в Лаврово
Уже два года, как в Лаврово, небольшой деревеньке недалеко от Орла, появилось еще одно поселение – двенадцать жилых двухэтажных красивых домиков, небольшое административное здание, еще пара домов – для тех взрослых, от кого зависит существование и процветание этого маленького сообщества. Чисто убранные дорожки, сделанные со вкусом клумбы и цветники, резные деревянные украшения в домах и на улице. Все вместе это называется Детской деревней-SOS Лаврово. Четвертого июля состоялось ее официальное открытие, однако день рождения здесь празднуют седьмого октября – в день, когда два года назад в деревне появился первый ребенок.
Лавровская детская деревня – вторая в России, созданная в рамках проекта международной благотворительной организации SOS-Киндердорф Интернациональ. Первая появилась в 96-м году под Москвой, в Томилино. А сейчас открылась уже и третья – в городе Пушкине под Петербургом.
Все эти сведения я узнаю в промежутке между восемью и девятью часами утра за чашкой чая в маленькой светлой гостиной в том самом административном здании – одноэтажном, с несколькими кабинетами, почти символической (на два номера) гостиницей и залом со стеклянными дверями, за которыми виден огромный круглый стол. Мои собеседники – Тамара Владимировна Зайцева – сестра-хозяйка и Наталья Ференчук – секретарь и переводчик. Из-за молодого возраста и обаятельной улыбки ее еще называют Наташей Николаевной. Ненадолго к нам присоединяется Вадим – охранник, он же водитель, встречавший меня на вокзале.
Сначала в тети, потом в мамы
В девять с небольшим на свое рабочее место прибыл директор – Виктор Степанович Соломатин. Опоздание объяснялось просто: у директора детской деревни и дом, и офис – на одной улице, поэтому самые насущные проблемы желающие могут решить, перехватив Соломатина с утра пораньше прямо у крыльца. Вообще в деревне постоянно живут четверо мужчин: сам директор, водитель, охранник и дорф-мастер – Анатолий Петрович Воробьев (“человек, отвечающий за все в деревне – воду, газ, сохранность мебели, – в общем, за всю мужскую работу в доме”). Остальные – женщины и дети. На двенадцать домов – пока еще одиннадцать мам, 64 ребенка, и почти в каждой семье есть своя тетя.
Первая Детская деревня-SOS появилась в 1949 году в Австрии, в Имсте. Строилась на народные деньги, а автором идеи и человеком, сумевшим воплотить ее в реальность, был Герман Гмайнер. Сам выросший в многодетной семье, рано лишившийся матери (вместо нее младших воспитывала старшая сестра, а отец работал с утра до ночи, чтобы прокормить семейство), Гмайнер вывел четыре основных принципа, по которым и существуют ныне детские деревни в 131 стране мира. Первое: у ребенка должна быть мать, в Детской деревне-SOS мать – это и призвание, и профессия. Второе: семья – это братья и сестры, поэтому в каждом доме живут от пяти до восьми детей, и родные, и сводные. Третье: по-настоящему счастлив тот ребенок, который имеет не просто крышу над головой, а уютный, красивый, удобный дом, заботливо обустроенный мамой (в Лаврово все так и есть). Ну и последнее: сама Детская деревня-SOS – это мостик в окружающий мир, обеспечивающий надежную адаптацию детей в обществе.
В принципе вроде бы все понятно, кроме одного. Спрашиваю у Виктора Степановича о роли “теть”: кто они и для чего? Оказывается, каждая мама – это бывшая тетя, помощница, которая живет вместе с семьей, ведет хозяйство и тоже заботится о детях. Тетя – это последнее звено в цепочке испытаний. Начинается все с собеседования с директором, потом – встречи с психологом, трехмесячные курсы в Школе матерей, практическая работа в каком-либо детском учреждении (в Лаврово две мамы – бывшие учительницы, но о них речь чуть позже). И только те, кто преодолеет все испытания, становятся тетями, а уже потом, если все будет получаться, – мамами.
– Такие жесткие условия не случайны,- говорит Соломатин.- Женщины к нам приходят в основном душевные и добрые, любящие детей. А спустя определенное время у самой мамы в сознании происходит переосмысление, период романтизма заканчивается, настает кризис. Дети – далеко не ангелы, они разные, от разных родителей, из разных мест. У иных за плечами уже столько, что взрослому и не снилось. Поэтому желающим у нас работать говорю сразу: на лучшее не надейтесь, к вам придут вруны, воры, грязнули и матерщинники, а вы должны будете их любить!
– Бывало такое, что мама не выдерживала и уходила?
– У нас такой случай был один. Но кризис рано или поздно переживают все. Привлекаем психолога, учим самих мам помогать друг другу, стараемся снять напряжение. И сейчас, по прошествии двух лет, я их всех принципиально готов на руках носить. Потому что выдержали, смогли принять детей такими, какие они есть, и понять, что ребенок ни в чем не виноват! У взрослых есть презумпция виновности. А у ребенка ее быть не должно, у него – презумпция невиновности! Да, любовь – на первом месте, но терпение – основное, без него ничего не получится.
Когда я выходила из директорского кабинета, заметила в приемной миловидную женщину лет сорока – еще одна желающая называться мамой. Подумала про себя: бедная! Что-то тебя ожидает, справишься ли? Помимо вышеперечисленных испытаний, к маме предъявляется ряд требований, без соблюдения коих на работу, увы, не возьмут. Женщина должна быть одинокой и либо бездетной, либо уже вырастившей своих родных детей. Должна быть готова к тому, что выходной день у нее будет один в неделю (по общей договоренности лавровские мамы берут два выходных раз в две недели, но иногда их приходится переносить), что отпуск – 24 рабочих дня, которые мама обычно проводит с детьми (этим летом шесть семей ездили на Азовское море – удалось достать дешевые путевки, остальные отдыхали в пансионатах в Орловской и Тульской областях). Должна быть готова к тому, что при приеме на работу (честно говоря, язык не поворачивается называть это работой, потому что точнее будет вести речь об образе жизни, о новой особой жизни, в которой ты неразделима со своими – бывшими чужими ребятишками), так вот, если ты решаешь полностью изменить свою жизнь и стать в одночасье многодетной матерью, будь готова к тому, что внезапно, без всякого предупреждения к тебе домой могут нагрянуть гости. Например, сам директор, чтобы посмотреть, какова ты в будничном быту, как ведешь свой собственный дом, насколько изодран твой домашний халат и много ли окурков дымится в пепельнице на кухне. Виктор Степанович говорил, что его самого подобным образом проверяли, когда проходил конкурс на должность директора. Жена прочитала в местной газете о тогда еще проекте Детской деревни-SOS в Орловской области и посоветовала мужу попробоваться (“наши близкие порой знают о нас больше, чем мы сами”). Соломатин по профессии педагог, закончил географический факультет Казахского университета, был и геологом, и чиновником, и в НИИ работал, в 92-м с семьей переехал в Россию. В общем, директорский конкурс продолжался год и два месяца, и проводили его те, кто финансировал и строил деревню. Сейчас Соломатины вместе с дочкой-школьницей живут в детской деревне, ребенок ходит в Лавровскую школу, дружит с соседскими девчонками и мальчишками. Кстати, все ребята из детской деревни учатся в этой школе, а праздники встречают вместе, обеими деревнями. Есть у Соломатиных и сын-студент, но он остался с бабушкой в Орле. Супруга Виктора Степановича на новом месте праздной “генеральшей” не стала, наоборот, собрала детей в теннисную секцию, а еще курами занимается и девчонок к этому делу приваживает. Пока прибыль от курятника небольшая – десять яиц в день, зато есть к чему стремиться: в недалеком будущем планируют по 50-60 штук получать, будут у ребятишек свои собственные продукты.
Кое-что и сейчас есть. Детская деревня стоит прямо в яблоневом саду, за яблоками далеко ходить не надо. На будущий год теплицу поставят, а всех мальчишек и девчонок старше десяти лет разделят на две трудовые бригады. Они уже помогают и дорф-мастеру, и садовнику: за цветниками ухаживают, мебель чинят. Перед входом разбили еловую аллею – каждый ребенок посадил свою елочку (младшим, конечно, помогали). Елочек пока 60 – не так давно деревня приняла новеньких, а самому маленькому ее жителю всего девять месяцев.
Дома у Марины
Уже почти полдень. Начался холодный противный дождь, и я бегом спешу по деревенской улице к дому номер шесть. Гостей в детской деревне всегда хватает, поэтому каждый день выбирается “дежурный” дом, чья хозяйка радушно встречает всех – будь то настырные журналисты, чиновники-скептики или иностранная делегация. Может быть, случайно, а может, и нет, приезд корреспондента “Учительской газеты” совпал с дежурством Марины Андреевны Ефремовой – “в миру” учительницы химии и биологии.
Хорошо все-таки, что в детской деревне улицы не очень длинные, промокнуть не успеваю. Поднимаюсь на крыльцо, стучу в дверь, вижу, что открыто, захожу. Навстречу мне – смуглый черноглазый мальчишечка лет шести, сразу вспоминаю любимый народом фильм и не умеющего разговаривать пацаненка, который в конце фильма кричит жизнеутверждающее: “Мужики!” Следом за мальчиком выходит белокурое пятилетнее создание с почти ангельской улыбкой. Это, как выясняется позже, Коля и Леночка. Маринин племянник, чутко уловив особенности внешности и характера Коли, дал ему новое имя – Брюсик (наверное, Брюс Ли в детстве был таким же обаятельным и подвижным). Знакомлюсь с моей хозяйкой: Марина Андреевна – высокая (я специально потом спрашивала – метр восемьдесят сантиметров!), тонкая, длинноногая, можно сказать, западная женщина. Это – первое впечатление, но уже через несколько минут понимаю, что разговаривать будем обо всем и искренне, а гостеприимство у нее – чисто русское.
– Мы вас с самого утра ждали! Думали, завтракать все вместе будем. Ребятишки не выдержали, так я их накормила, а теперь давайте и вас.
Но прежде чем сесть за стол, идем смотреть дом. Вспоминаются анекдоты про новых русских – нет, джакузи и водяных кроватей здесь нет, зато море цветов, покрытая ковровой дорожкой лестница на второй этаж, где располагаются спальни для мальчиков, девочек и для мамы. Детские кровати, как двухъярусные, так и обычные, покрывала и ковры – в тон и со вкусом, большие яркие игрушки, шкафчики – для каждого ребенка свой, в детских спальнях вдоль окон – ряд столов с настольными лампами, здесь делают уроки. За одним из столов одиннадцатилетний мальчишка возится с игрушечной машинкой – не то чинит, не то ломает. Это самый старший из детей, Олег, он простужен, накануне Марина вызывала врача, и тот велел в школу не ходить, полечиться дома. На первый этаж спускаемся уже гурьбой. Ребята пока еще стесняются и кучкуются в игровой – самой большой комнате, соединенной стеклянными дверями со столовой. Кроме игрушек и книжного шкафа, в комнате есть цветной телевизор, удобный угловой диван, кресла, журнальный столик. Еще одна комната на первом этаже – тетина спальня, как раз под маминой. У Марины тети-помощницы пока нет, сама справляется. Я мою руки (умывальники и туалеты – на обоих этажах, а ванные – наверху) и сажусь за длинный обеденный стол. Решаем совместить завтрак с обедом, и вот уже передо мной тарелка горячего наваристого борща с кусочками мяса. На “второе” меня не хватает, поэтому пьем чай со сладостями, беседуем и ждем из школы Таню и Юлю. Таня, как и Олег, учится в третьем классе, Юля – во втором.
У Марины пока пятеро ребят. Больше всех – восемь – у Людмилы Степановны Малышенко. Она заходила к нам ненадолго, рассказала про самого младшего жителя деревни – всеобщего любимца, которому сейчас девять месяцев. Ему было семь, когда его сюда привезли, а выглядел и весил, как трехмесячный. Теперь уже ходить научился. Простых, беспроблемных детей в деревне нет. Честно говоря, когда видишь, в каких условиях живут здесь ребятишки, невольно начинаешь предполагать, что на каждое место – очередь как минимум из десяти сирот. Однако на деле все оказалось не так и гораздо сложнее. В сущности, Детская деревня-SOS Лаврово готова брать любых ребятишек, есть только два ограничения. Первое – ребенок должен быть сиротой или его родители должны быть лишены родительских прав. Детская деревня – это постоянное место жительства, отсюда не отдают на усыновление и не возвращают родителям-садистам, которые вдруг решили исправиться. Деревня полностью отвечает за ребенка с того момента, как он сюда попадает, и до двадцати с лишним лет, пока не определится в жизни. Жизнь в детской деревне – это первый этап, второй начинается с того момента, когда воспитаннику исполняется 16 лет. Молодой человек, продолжая получать помощь и поддержку, начинает вести полусамостоятельный образ жизни: перебирается в молодежное общежитие Детской деревни-SOS, учится, подрабатывает, входит во взрослую жизнь. С будущего года Соломатин начнет строительство молодежного общежития (пока это недостроенный дом в четырех километрах от Орла), и лавровским воспитанникам будет куда переселяться после своего совершеннолетия.
Второе ограничение – умственная сохранность ребенка. Если ее нет, малыша в деревню не берут. В штатном расписании ставки медика не предусмотрено, поэтому лечить ту же олигофрению просто некому. Если у ребенка диагноз “ЗПР”, такого возьмут без проблем. Сами знаете, какое в этом случае лучшее лечение – мамина любовь, забота, ласка, ну, может быть, еще внимание психолога. Последнего специально приглашают как в помощь матерям, так и детям. Еще работает дефектолог-логопед, без него многим ребятишкам просто не обойтись.
Так почему же остаются в детской деревне свободные места и пока пустует домик? Дело ведь не только в маме, которую не так-то легко найти. Оказывается, еще труднее выпросить ребенка сюда на жительство. Здоровеньких и послушных воспитанников ни один государственный интернат по своей воле никуда, кроме как на усыновление, не отдаст, даже в самые райские условия. За двухлетнюю историю Лавровской детской деревни известен лишь один случай, когда городское начальство обратилось с просьбой взять двух ребят – братьев, в одночасье ставших сиротами после пожара в их доме. Кстати, вопрос о том, принимать или не принимать, решали при участии всех взрослых жителей детской деревни за тем большим круглым столом, о котором говорила вначале. Обсуждать проблемы всем вместе и в открытую – это традиция. Ребят решили взять, несмотря на их уже достаточно большой возраст – 13-14 лет. Обычно стараются принимать детишек помладше, чтобы смогли полюбить свою маму, как родную. Повторюсь, эта просьба властей была единственной. Обычно детей либо приводят прямо с улицы неравнодушные взрослые, либо деревня выпрашивает ребенка из приюта или детдома и, узнав, что у него есть родные братья-сестры в других сиротских учреждениях, собирает и их тоже, как правило, со всей области. Почему детей так трудно отдают из интернатов в деревню? Мне показалось, что главная причина – обычная зависть или эдакая “профессиональная” ревность со стороны коллег “по цеху”. И к тому, что хорошо живут, и к тому, что не надо директору каждый раз маяться со взаимозачетами, чтобы “выбить” пару мешков крупы и суметь вовремя накормить детей, и просто к тому, что детская деревня – это нечто новое и жизнеспособное в отечественной системе соцзащиты детей-сирот.
История о том, как создавалась Лавровская детская деревня и на какие средства существует, здорово похожа на сказку. Жила в Швейцарии (и до сих пор живет, дай Бог ей здоровья!) очень добрая женщина Моника Шаппуи. Есть у нее любящий муж и четверо детей, сейчас уже и шесть внуков. В детстве услышала Моника русские песни, полюбила и их, и наш великий и могучий родной язык. Выучила его, прочитала многие книги, и стали ее любимыми писателями Тургенев и Лесков. В середине 90-х, после смерти матери мужа, досталось семейству Шаппуи большое наследство. Собрали они совет и стали думать, во что деньги вкладывать. Решение подсказала Моника: на родине лучших русских писателей создать Детскую деревню-SOS. Чтобы в сердца и судьбы самых беззащитных и маленьких орловчан пришло большое счастье. Семья согласилась, а наследства как раз хватило на строительство и организацию Лавровской деревни. Сейчас она – часть огромной сети (400 детских деревень и более 1,5 тысячи других социальных объектов во всем мире), курируемой международной благотворительной организацией SOS-Киндердорф Интернациональ.
Ощущение полета
Два часа дня. Дождались из школы Лену и Юлю. Мама Марина зовет детей обедать, пока они едят, мы с ней сидим в игровой и смотрим семейные фотографии.
Я не спрашиваю о том, как жили ребятишки до того, как попали сюда. С меня хватило нескольких фраз директора. О годовалой девочке, десять дней прожившей в одиночку в пустой квартире. (Мать бросила, ушла по своим делам и задержалась “на панели”. Теперь шлет дорогие игрушки и просит вернуть дочь). О детях, которых сажали на включенную плитку или избивали до полусмерти… Нет, я не отворачиваюсь от таких вещей, просто понимаю, что читатели “УГ” знают о таких детях много больше, чем читатели любой другой газеты. Потому и не расписываю в красках и подробностях. Больно очень. И стыдно, что те, кто делает все это с детьми, тоже люди, одной с нами породы…
После обеда младшие идут спать, а старших мама провожает по кружкам и секциям. Марина в этой семье – вторая мама, раньше была здесь тетей. Первая – та самая, которая ушла, не выдержав. Меня могли бы направить в гости в семью, где мама – с самого первого дня, но, как сказал директор, “мы не скрываем своих проблем, а справляемся с ними”. Таков принцип. Марине сначала было непросто, несмотря на то, что детей уже знала хорошо. Но постепенно все наладилось.
Стук в дверь, и в дом заходит Людмила Николаевна Ухина – бывшая учительница начальных классов, а теперь, вот уже два года, многодетная мама. Марина в Лавровскую деревню пришла следом за Людмилой. Вместе работали в школе в Мценске, но, как говорит Марина: “Не было ощущения полета. Здесь я не хожу, а будто летаю, я на своем месте. А там такого не было”.
– Я чувствовала, что не даю детям того, что могла бы, – объясняет Людмила Николаевна. – Может, оттого, что класс был большой, а дети такие, что с каждым надо было работать индивидуально… И когда я узнала, что в нашей области создается такая деревня, поняла, что мое место только там.
Соломатин не сразу принял ее на работу. Несмотря на то, что и педстаж был солидный, и масса поощрений, и одинокая – детей своих вырастила, с мужем, увы, расстались. Дал ей время подумать, потом на двухмесячную практику направил в Томилино. И когда после всего спросил, не передумала ли, ответила: “Нет. Но буду мамой сразу, без испытания “на тетю”. Это было в 98-м, и он согласился. Сейчас Людмила Николаевна – одна из самых уважаемых мамочек в деревне. Мало того что со своими все уроки делает, еще и другим помогает. Учит мам, как работать с детьми, как им сложные темы дома разъяснять. С Мариной у них вообще чуть ли не каждый вечер педсовет (или родительское собрание?). Мама в детской деревне не просто растит и воспитывает детей, она следит за их становлением. Любые успехи или проблемы каждого ребенка заносятся в специальную карту развития. Раз в полгода мама делает большой отчет о том, как изменился ребенок за это время.
Уже под вечер приходим в гости к Людмиле Николаевне. У нее тоже пятеро – четыре девочки и мальчик. Сейчас все семейство мечтает еще об одном братике. Ребятишки несут маме тетрадки с домашней работой, четверо уже школьники, и только шестилетняя Ксюша ходит в детский сад. Глядя на нее, совершенно не верится, что эта хорошенькая подвижная девчоночка лишь в два года начала ходить, а заговорила в два с половиной. Старшая, Вера, ей почти одиннадцать, попала в деревню в девятилетнем возрасте. Читала – 18 слов в минуту. Сейчас она главная мамина помощница, мечтает стать учительницей, а ее высказывания афоризмами гуляют по деревне. Так, взрослое “без комментариев” превратилось в деловое и энергичное “без комментаций”, причем произносится выражение с необычайно независимым видом! Ксюша послушала-послушала и выдала свое: “Без аппликаций!”
…Девять вечера. Я в купе поезда, возвращаюсь из Орла. Нет, все-таки я не права. Никакой это не детский дом! Семья – вот точное название. Маленькая деревенька из нескольких семей. Жалко, пап нет. Хотя… Много ли наберется в России мужчин, способных полюбить пятерых, а то и больше, чужих детей? Да еще и заботиться о них. Представляю, как он сидит с газетой перед телевизором, вокруг дети, дети и… мама, разрывающаяся между ними всеми, стиркой и готовкой! Все, дальше без комментаций.
Татьяна МАСЛИКОВА
Фото автора
Комментарии