Вряд ли можно в отечественном образовании назвать имя видного педагога, чьи труды при жизни не подвергались бы цензуре и самоцензуре, а после смерти не “улучшались” бы в соответствии с задачами современности наследниками и публикаторами. Пожалуй, в наибольшей мере в данном плане “повезло” А.С.Макаренко.
Превратности наследия
Судьба педагогических идей Константина Дмитриевича Ушинского тоже достаточно характерна. Он действовал в жестких рамках самоцензуры, его работы подвергались цензуре официальной. После смерти труды педагога дописывались и переписывались сыном. Из них изымались общественно-демократические сюжеты, смягчалась критика существовавшей системы образования.
Но все это меркнет по сравнению с тем, что происходило с наследием К.Д.Ушинского в советское время. После Октябрьской революции он долгое время числился в “реакционных педагогах”, как и большинство деятелей образования дореволюционного периода, кроме революционеров и марксистов.
Резкий перелом произошел в 1937 г., когда в русле общей реабилитации “передовых традиций русской школы и педагогики” в отечественное образование было возвращено имя Ушинского. Более того, очень быстро К.Д. Ушинский был канонизирован как самый великий из дореволюционных педагогов. Скоро был канонизирован и Макаренко как выразитель педагогики советской.
В 1940-1980-е годы произведения Ушинского многократно издаются и переиздаются массовыми тиражами, выходят в свет избранные собрания сочинений. По наследию классика защищаются десятки диссертаций, публикуются сотни книг и статей.
В это же время сложился канонический образ трактовки Ушинского, где главное заключалось в том, чтобы представить педагога как страстного критика царской школы, поборника принципа народности в воспитании, ярого сторонника трудового обучения, материалиста, диалектика и даже атеиста. При этом одни положения системы Ушинского гипертрофировались, другие, например общественная направленность педагогической деятельности, микшировались, а третьи – религиозные – выхолащивались.
В таком “готовом к употреблению виде” классик и подавался студентам педагогических вузов, все более покрываясь при этом хрестоматийной пылью.
В 1990-е годы К.Д.Ушинский вновь оказался призванным на педагогические баррикады – теперь адептами создания русской национальной школы и ревнителями православной педагогики. Любой сборник статей, каждая книга, посвященная утверждению и распространению этих идей, ритуально начинались и заканчивались цитированием – впрочем, одних и тех же – соответствующих положений классика. Что, разумеется, также искажало трактовку его наследия.
Новое издание
Теперь у всех интересующихся историей отечественного образования появилась возможность обратиться к наследию К.Д.Ушинского без риска стать жертвой искажений, подчисток и фальсификаций.
В “Новой педагогической библиотеке”, продолжающей на качественно иных основах издание “Педагогической библиотеки” (1974-1982 гг.), вышел в свет первый том “бесцензурного” собрания сочинений К.Д.Ушинского “Проблемы педагогики”.
Ответственным редактором издания, автором глубокой вступительной статьи, тонких комментариев и обстоятельных примечаний является академик РАО Э.Д. Днепров. Издание осуществлено Университетом Российской академии образования в 2002 году.
Сейчас вряд ли кто возьмется утверждать, что будет осуществлен весь грандиозный проект “Новой педагогической библиотеки” – издание свыше ста томов, охватывающих практически все ключевые моменты и фигуры в историческом развитии образования и педагогической мысли как в России, так и за рубежом.
Более того, прежде всего в силу финансовых затруднений даже издание уже полностью готовых трех следующих томов избранных педагогических сочинений К.Д.Ушинского под вопросом. А они посвящены работам по реформированию и развитию отечественной школы и главному труду классика “Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии”.
Поэтому есть смысл обратиться не к планам, а к реально сделанному – вышедшей книге. Хотя тематически она должна была представить читателю труды Ушинского по теоретическим проблемам педагогики, значение этого обстоятельного тома (592 страницы) далеко выходит за рамки поставленной задачи.
Его акме
Хронологически произведения, помещенные в томе, охватывают период с 1857 по 1865 год. Это время вмещает в себя 1857-1861 годы – апогей общественной, творческой и педагогической деятельности К.Д.Ушинского – его акме.
Уже осенью 1861 г. он покидает пост главного редактора “Журнала Министерства народного просвещения”. Затем последует вынужденная отставка из Смольного института (24 апреля 1862 г.). После чего К.Д.Ушинский был направлен в Европу “для обозрения заграничных женских учебных заведений” и подготовки учебника по педагогике. Командировка, а по сути, ссылка продолжалась фактически до 1867 года. Вернувшись и удалившись от света, он титанически работает над капитальным трудом “Человек как предмет воспитания”. Перенапряжение всех сил подрывает его и без того, как писал Ушинский еще в 1861-м, “окончательно разбитое здоровье”, и в 1870 году он умирает.
Но все это будет потом, а в 1857-м звезда Ушинского находится в зените. В только что созданном в атмосфере предреформенного либерализма и гласности “Журнале для воспитания” он публикует свои программные статьи “О пользе педагогической литературы”, “Три элемента школы”, “О народности в общественном воспитании”. Эти статьи, а особенно последняя, делают имя скромного инспектора классов Гатчинского сиротского дома известным всей педагогической России.
Все это самым непосредственным образом сказывается на судьбе К.Д.Ушинского. В 1859 г. он направляет императрице Марии Александровне по ее просьбе “Письма о воспитании наследника русского престола”, где обосновывает выбор пути воспитания цесаревича Николая Александровича, которому исполнилось тогда 16 лет. Все это свидетельствует об особом доверии императорской семьи к К.Д.Ушинскому и вместе с тем дает ему возможность вне цензуры и самоцензуры изложить свои сокровенные мысли о воспитании. Заметим, что в советское время “Письма” были переизданы единственный раз в малотиражном четвертом “томе” Архива К.Д.Ушинского со значительными купюрами. Были изъяты многие рассуждения о религии, а также явно “неподобающие” его критические высказывания в адрес атеизма, материализма и коммунистических учений.
На этой волне признания надворный советник К.Д.Ушинский решением императора становится редактором педагогического официоза – “Журнала Министерства народного просвещения” (1 марта 1860 г.), где публикует новый цикл своих классических произведений – прежде всего “Труд в его психическом и воспитательном значении” и знаменитое “Родное слово”.
К.Д.Ушинский явно сам переживает в это время ощущение своего важного места в русской педагогике, особой роли. Его статьи в известной мере приобретают установочный характер.
Затем, после серии отставок, за границей К.Д.Ушинский готовит и публикует обстоятельный цикл статей “Педагогическая поездка по Швейцарии”, построенных на внутреннем диалоге зарубежной и отечественной педагогики. Здесь Константин Дмитриевич предстает не только наблюдательным аналитиком, но и незаурядным писателем с тонким чувством юмора.
Парадоксы трактовки
Эти и другие помещенные в “Проблемах педагогики” произведения Ушинского вызывают сложную гамму чувств.
Освобожденные от конъюнктурных изъятий тексты классика смотрятся по-новому, даже свежо. Впервые широкому читателю предоставляется возможность оценить масштаб педагогических поисков К.Д.Ушинского и вместе с тем особую гармоничность системы его идей и взглядов.
Творчество Н.А.Некрасова, как известно, протекало внутри жестко выстроенного треугольника: народ – муза – поэт. У Константина Дмитриевича явно выстраивается своеобразный магический квадрат: народность – общественность – религия – наука. Причем эти несущие основы не только взаимопроникают друг в друга, но и мыслимы лишь в комплексе.
В этой специфике наследия К.Д.Ушинского и состоял тупик для всех, кто пытался превратить этот квадрат в “кубик Рубика”, вертя и подбирая набор необходимых граней в соответствии с политической конъюнктурой или определенной идеологией.
Однако, ратуя за объективный характер публикаций наследия и отмечая в данной связи достоинства “Проблем педагогики”, нельзя не прийти к мысли о том, что подобная сплошная, бескупюрная публикация поневоле, пользуясь современной терминологией, “подставляет” Ушинского. Ведь наряду с классическими помещаются статьи, которые сам педагог считал неудачными, и не без оснований. Не говоря уже о некоторых шокирующих высказываниях К.Д.Ушинского. Как, например, могут отнестись современные татарские, башкирские, мордовские и т.п. педагоги к следующему утверждению классика в статье “О нравственном элементе в русском воспитании”, кстати, никогда предусмотрительно не включавшейся в советское время в состав избранных произведений: “Мы думаем, что все народности земного шара можно удобно разделить на четыре группы: 1) на народности, слишком слабые для самостоятельного исторического развития и осужденные на поглощение другими народностями… О народностях первой группы говорить много нечего: на них следует только указать; таковы наши инородцы (выделено мной. – М.Б.), краснокожие Америки, эскимосы и др.”.
Поклонники педагогической деятельности Л.Н.Толстого с явным неудовольствием почерпнут, что Константин Дмитриевич в грош не ставил графа как педагога. Более того, К.Д.Ушинский в своих взглядах сам выглядит достаточно противоречивым. Вот, к примеру, два его высказывания о “роли церкви в образовании”. Благостное: “Дело народного воспитания должно быть освящено церковью, а школа должна быть преддверием церкви”. И гневное: “Духовенство наше в продолжение веков не выработало никаких воспитательных идей. Что идей! Не создано даже ни одного сколько-нибудь сносного учебного заведения. Напротив, в собственных своих заведениях, где воспитываются его же дети, оно дало отвратительнейшие образчики своей негодности в деле воспитания. Припомнив наши бурсы, которые и теперь в прежнем виде, невольно содрогаешься при мысли поручить духовенству воспитание народа и, конечно, уже не прибегнешь к нему за советом”. И таких примеров можно при желании найти предостаточно.
Вместо завещания
Но ведь замысел издания как раз и заключается в том, чтобы принципиально отойти от доминировавшего ранее принципа публикаций – “чего изволите”.
Вместе с тем наивно было бы, отмечая объективный характер подбора статей К.Д.Ушинского для публикации, считать “Проблемы педагогики” книгой идеологически стерильной. Другое дело, что трактовка педагогических взглядов классика перенесена от подбора текстов в комментарии и примечания.
И здесь явно проступает личность их автора Э.Д. Днепрова, постоянно акцентирующего внимание на милой его сердцу общественной составляющей системы К.Д.Ушинского. Более того, общественность в трактовке Днепрова приобретает основополагающий характер педагогической системы классика. Такой подход очень существенен, так как общественный характер в прежних публикациях наследия всегда снижался и упрощался. Но вместе с тем это все же более чем взгляд.
В целом же “новое прочтение” К.Д.Ушинского оставляет очень сильное, даже жизнеутверждающее впечатление. Меткие выражения, написанные как будто бы сейчас, на злобу дня, прямо подходят под рубрику “на то они и классики”.
Его вдумчивый патриотизм и сдержанная религиозность способны охладить горячие головы. Но не сердце! Перелистнув последнюю страницу, остаешься с чувством горечи, что нет у нас сейчас педагогического мыслителя, равного Константину Дмитриевичу. С его темпераментом, убежденностью в собственной правоте (пусть и излишней), блестящим слогом, взвешенной позицией по отношению к реформированию образования.
Не знаю уж, к счастью или к сожалению, но К.Д.Ушинский действительно выглядит “живее всех живых”.
Впрочем, от излишних иллюзий о благотворном влиянии идей прошлого на современного учителя предостерег сам Ушинский, написав о педагоге следующее: “Скоро он начинает довольствоваться механической рутиной, однажды созданной, часто ложной и почти всегда односторонней. Случается даже иногда, что, закоренев в этой рутине, он начинает с какой-то злобой смотреть на всякую педагогическую книгу, если бы она как-нибудь, сверх всякого ожидания и попалась ему под руку: он видит в ней дерзкую нарушительницу своего долголетнего спокойствия… Такой педагог по большей части бывает щедр на советы; а здравый смысл не позволяет ему иногда презирать советы и другого педагога, который старше его годами и богаче опытом. Но он в то же время упрямо отвергает советы многовекового опыта целого человечества, опытнейших и знаменитейших педагогов потому только, что это советы печатные. Странно, не правда ли? Но тем не менее это случается”.
Михаил БОГУСЛАВСКИЙ,
член-корреспондент РАО, профессор
Комментарии