Исповедь

Булыжная мостовая Красной площади отсчитывала мои шаги. Я шел от ГУМа в сторону Охотного ряда. Не знаю, почему, ноги сами привели меня в Александровский сад. Сел на освещенную солнцем скамейку, достал ручку, бумагу и не смог, не смог написать ни строчки. Я задумался: что мне мешало? Я смотрел на проходящих мимо людей, на их столь разные и столь одинаковые лица, пусть веселые или грустные – всем не хватало одного, не хватало счастья.

Последнее время мне все чаще приходится “растекаться мыслию по древу” – это становится моей работой, чему изо всех сил сопротивляются обленившиеся в армии, на чеченской войне серые клетки. Эдакий странный переходный возраст, когда мускулы отвыкают от физической работы, а мозг еще не привык к интеллектуальному труду. Мне очень помогает моя общительность, неуемная жажда видеть новые лица, знакомиться, разговаривать… Волей-неволей моим мозговым клеткам приходится обрабатывать тот объем информации, который на них обрушивается.

Человеческие радости и беды, порой боль душевная, боль, приняв которую на себя, запросто можно заработать стресс, а не принять ее нельзя. Чувства человека, с которым разговариваешь, приходится пропускать через себя, иначе зачем писать. Излагать сухую информацию? Для этого существуют энциклопедии. Человечеству не нужна еще одна, говорящая: тому-то больно, тому-то хорошо, тот счастлив, а другой при смерти – словно хроника происшествий. Тот человек, кто прочтет такое, не будет вникать в суть, лишь пробежит глазами и отложит в сторону. Постоянно получая подобную информацию, он со временем разучится испытывать любовь, ненависть, симпатию, антипатию, наконец, страх. Человек перестает чувствовать, превращается в бездушную машину, решающую лишь проблемы выживания – сон, еда, работа, самозащита.

Нужно научиться писать так, чтобы каждая строка проникала в душу человека, тревожила его, временами пугала, временами радовала. Главное – не дать застыть, засохнуть в ней чувствам. Всем чувствам – не важно, тяжело с ними жить или легко, ведь тот, кто не испытывает страдания, не испытывает и любви.

Я, именно я, а никто другой должен принять на себя счастье и горе сотен людей, чтобы потом через меня это почувствовали тысячи. Как говорил Венедикт Ерофеев, писать надо с дрожью в губах, прикусывая их до крови и не чувствуя при этом физической боли, потому что она ничто по сравнению с болью душевной. Когда это уходит (очень трудно переживать эмоции многих людей одному человеку), нельзя писать, потому что тот, кто пишет без вдохновения, обязательно увлечется пустой публицистикой, уйдет в сторону…

Мне кажется, каждый человек обязан быть счастливым, это его обязанность, смысл жизни, так предначертано. Ведь счастливый человек не появится там, где большинство людей несчастливы. Счастье, как и горе, очень заразительно. Счастливый, улыбающийся человек, проходя по улице, может быть, вызовет смех, но даже этим сделает того, кто смеялся, немного счастливей. И я должен помочь людям научиться улыбаться, делать их счастливее – я сам выбрал эту долю. И уже не смогу быть счастлив, если отрекусь от нее. Пусть каждое лицо, искаженное болью, будет мне упреком, вызовом.

Индивидуального счастья не бывает. Это словно ложка меда в бочке дегтя. Миф. Мое счастье – в счастье других. Я буду за него бороться. Это моя будущая профессия. Мне только еще двадцать. Я буду журналистом.

Роман ЯКУНИН