Искусство и образование

Лозунг “Впустить живую жизнь искусства в школу!” остается сегодня не более чем красивыми словами, запечатленными на бумаге.

Преподавание дисциплин эстетического цикла по-прежнему во многих школах ведется по старинке. Педагогами рассматривается только идейное содержание искусства без взаимосвязи с его языком. Это, можно сказать, давно установившаяся традиция, не позволяющая глубоко проникнуть в суть и природу художественного произведения. Причем обратите внимание: чем реалистичнее, а точнее – внешне проще вид искусства, тем меньше суждений о его языке и особенностях эстетического содержания. Так происходит, например, с экранными искусствами. Их нет в учебном плане, между тем как ТВ

стало в современной жизни основным способом времяпрепровождения, коммуникации…

Знакомая картина: школьники сидят, с головой окунувшись в ТВ и компьютер, в то время как их продолжают обучать только вербальной грамотности. Откуда тут взяться информационной культуре? Язык экрана для ребят за семью замками. Складывается впечатление, что педагогику это не волнует, здесь наблюдается инертность по отношению к проблеме искусства и того нового, что приносит оно в нашу жизнь.

Программа эстетической грамотности, стандарты обучения искусству в масштабах страны отсутствуют. Надо вспомнить старую истину: образование, не одухотворенное искусством, может оказаться в тупике.

Мнение

Да, проблему вы обозначили очень важную. К сожалению, в последнее время о ней мало кто вспоминает. Хотя о сложных взаимосвязях искусства и образования сегодня нужно говорить во весь голос. Возьмите, к примеру, нашу актерскую профессию.

Пребывание актера на сцене похоже на нормальную жизнь, обычный быт. Актеры говорят, двигаются, как все люди. Отсюда возникает кажущаяся простота профессии, освоение которой можно начать и в восемнадцать, и в двадцать пять лет. Но никому не придет в голову, что обучение будущего пианиста или балерины следует начинать в двадцать лет. Все понимают, что это несерьезно. Здесь есть какие-то “па”, телодвижения или же сложная нотная партитура, которую далеко не каждый сможет освоить, не имея основательной подготовки с детства и многих лет упорного труда.

В актерском же драматическом искусстве подразумевается, что нет таких сложностей и все очень легко и просто удается. Как будто играть своею собственной душой, своими нервами, своими мышцами, а точнее – телом, проще, чем играть пальцами на рояле или делать па-де-де на сцене. А в действительности это если не труднее, то во всяком случае такая же степень сложности.

Я глубоко убежден, что мы начинаем поздно обучать людей нашему ремеслу. Сегодня в наших театрах мы не найдем, сколько бы ни искали, Джульетту, возраст которой соответствовал бы или во всяком случае приближался к возрасту героини. В лучшем случае ее играет актриса 25-30 лет, которая овладела мастерством, но, к сожалению, уже утратила очарование и обаяние молодости, непосредственности, неповторимости этого пленительного времени.

Почему мы сегодня с таким беспокойством, с болью говорим о проблеме воспитания артиста и в целом – о воспитании творческой личности? Да потому, что видим, как приходят к нам в институты, а потом в театры люди не без способностей, но которые до восемнадцати лет или и того старше ничем этим не занимались. Таким образом, несколько лет в институте мы тратим на то, чтобы они были раскованными, смелыми на сцене, чтобы умели только воспроизводить себя в образах. Все эти годы мы занимаемся этюдами, учим их правдиво “считать гвозди”, уметь без наигрыша удивляться, плакать, восторгаться, прививаем какую-то элементарную логику пребывания на сцене. И вот… они приходят в театр в двадцать два – двадцать четыре года только познавшими арифметику нашего дела. А алгебру и логарифмы познают в театре в течение еще не одного года. За это время уходит молодость, уходит нередко уверенность в том, что “я могу”, уходят твои роли. Вот поэтому совершенно необходимо решать эту проблему, и чем быстрее, тем лучше. Но весь вопрос в том, как решать?

А суть в том, что мальчиков и девочек, озорных, способных к кривлянию, как мы говорим, подражанию, имитации, любящих литературу, со звонкими голосами, с какой-то особой внешностью (не обязательно красивых, но с какими-то личностными признаками), надо объединять в школы при театральных институтах, консерваториях или создавать специальные классы. Начинать нужно при этом не позже чем с шестого класса и вести с ними так же, как с музыкантами и будущими артистами балета, урок актерского мастерства четыре года до института. Те, кто окажется особенно одаренным, пойдут в театральный институт, кто нет – это не помешает им потом стать инженерами, врачами, космонавтами. Но они будут любить театр. Это будет огромная армия квалифицированных любителей, зрителей-профессионалов, которые, возможно, потом сами станут вести театральные студии. Это великая культурная миссия. Их труд не пропадет даром и вполне оправдает затраты, произведенные на них в школе.

Вот тогда мы получим ту настоящую актерскую смену, которая будет владеть тайнами мастерства в еще совсем молодые годы, имея молодые силы, молодую внешность. Таким образом, мы продлим актерский век лет на пять, если не больше, и это, заметим, в самом дефицитном возрасте.

Как видим, эта проблема не только очень насущная, но и вполне решаемая. В том и проблема молодых, что они начинают играть слишком поздно, в том возрасте, когда они должны уже стать мастерами своего дела. Роли того требуют: Гамлет, Ромео, Хлестаков, Чацкий, Катерина… Какие роли! Без совершенного владения мастерством исполнения бессмысленно браться за них. А когда его нарабатывать, это совершенное мастерство?

Чаще независимо от того, имеет ли молодой человек право на исполнение той или иной роли или нет, ее он все-таки получает. Так мы сами делаем неопытных мальчиков и девочек ранними гениями при отсутствии необходимого запаса мастерства. Те в свою очередь легко соглашаются со своей гениальностью, перестают работать над собой, перестают расти. А через несколько лет мы забываем о них. Молодость, юношеское обаяние уходят, а взамен ничего не приходит. Так происходит крушение иллюзий, совершаются серьезные душевные травмы, получаются несостоявшиеся судьбы. Вот почему я настаиваю на этих специализированных школах, на том, что актеров необходимо воспитывать с шестого класса.

Игорь Горбачев,

народный артист СССР

Санкт-Петербург

Актуальное интервью

Виртуальная духовность?

На вопросы нашего корреспондента отвечает Борис ЮСОВ, заведующий лабораторией взаимодействия искусств Института художественного образования РАО, член-корреспондент РАО.

– Борис Петрович, как вы оцениваете состояние эстетического образования в современной общеобразовательной школе?

– Эстетическое осознание мира является наиболее ранним и мощным по своей вооруженности фактором. Кстати говоря, я очень обрадовался, когда недавно по ТВ смотрел передачу, где прозвучала эта же мысль, давно у меня сложившаяся. Мы часто говорим, например, о вундеркиндах-музыкантах, знаем, что Моцарт уже в пять лет сочинил свою первую музыкальную пьесу. Восхищаемся всевозможными ранними проявлениями таланта. Хотя на самом деле не у двух-трех, а у всех детей самый мощный способ связи с внешним миром происходит именно с эстетических позиций. Это главное. И, пожалуй, – ключ ко всей нашей педагогике развития ребенка. Это и основа построения эстетической программы заботы о ребенке, начиная с его появления в мире, с развития его отношений со взрослыми, с окружающей жизнью.

К сожалению, в нашей педагогике отсутствует концепция развития личности ребенка. Тут важное слово должна сказать психологическая наука. Но, увы, самая отсталая ее область – это психология личности. Я постоянно сталкиваюсь с этими пробелами, изучая проблему взаимодействия искусств.

Еще в 20-е годы Сергей Есенин, великий наш поэт, говорил, что нет искусства в отдельности, нет скульптуры отдельно, нет живописи, нет поэзии, а есть различные “органы” единой большой души ребенка. Для нас Есенин: “Не жалею, не зову, не плачу…”, но маловероятно, кто вспомнит сочинения Сергея Александровича, в которых он писал об искусстве, культуре. Поэт доказал, что нет отдельных искусств, а есть единая широкая душа человека, “оружием” которой служат разные искусства, и мы пользуемся ими по необходимости. Зачем это оружие? Конечно же, для проникновения в суть окружающего жизненного пространства.

Цель художественного воспитания есть подготовка ребенка к взаимодействию с художественной культурой. Обратите внимание, все реформы нашей общеобразовательной школы осуществляются по существу без учета предметов эстетического цикла. Школьные программы, учебные планы добавляют все, что угодно, – компьютеризацию, бизнес, финансы, экономику. Но я нигде не слышал, чтобы четко и громко было произнесено слово культура в связи с общей реформой образования.

До сих пор у нас господствуют теории синкретизма в эстетическом развитии. Вот почитайте специалистов по дошкольному рисованию, по дошкольной эстетической культуре. Все они говорят о синкретизме. Ссылаются на Выготского, писавшего, что все начинается с синкретизма. Считается, что ребенок начинает с синкретизма, у него все искусства не разделены – он и прыгает, и бегает, и поет, и читает стихи… Взаимодействия искусств – это не начало, не раннее детство, а скорее далекая перспектива нашей общеобразовательной школы. Смотрите, что получается: если ребенок находится во власти синкретизма, то почему же педагоги проходят мимо растущего человека, а потом начинают “дрессировать” из него Евгения Кисина или Ваннесу Мэй. То есть делать узкого специалиста.

Массовое художественное образование нужно перевернуть. Пока же у нас господствует профессионально-практическая искусствоведческая концепция художественного развития ребенка. Но нельзя подчинять художественное образование последовательному отбрасыванию “негодного материала”. Ведь получается страшная пирамида: сегодня у нас 42 миллиона учеников в общеобразовательных школах, 30 тысяч участников художественной самодеятельности и слушателей музыкальных школ, затем выходят 30 тысяч студентов художественных вузов и училищ, после этого выдвигаются всего 30 человек – членов творческих союзов и, наконец, один лауреат премии имени Чайковского. А миллионы выпускников за пределами учебного заведения, а часто и в нем с настоящим искусством практически на сталкиваются. Отчего это происходит? Оттого, что все обучение у нас – и внешкольная работа, и так называемая система дополнительного образования выстраивают эту гибельную пирамиду. Нужно сделать наоборот. Оставить в покое профессионально-искусствоведческую концепцию художественного образования.

Высшая точка развития – не художественная специализация. Важно, чтобы школьники обладали навыками всех видов художественной деятельности. Вот этот синкретизм, то есть синтез, интеграция всех сторон культуры, всех ее функций должны проявиться как раз к завершению обучения в школе. А пока это достояние и прерогатива детского садика…

– А сегодня видите ли вы со стороны Министерства образования усилия, которые бы реально стимулировали решение этой проблемы?

– Далеко ходить не надо, наша лаборатория сотрудничает с отделом гуманитарного образования министерства, созданным по инициативе Маргариты Романовны Леонтьевой. Это очень важный организационный момент. Ведь до недавних пор все, что относится к сфере искусства, ютилось по отделам внешкольной работы, внеклассной, массовой самодеятельности, и считалось, что это не принадлежит общему образованию. С появлением гуманитарного отдела сделан важный шаг вперед – издан комплект интегративных программ по обучению искусству в школе, проведен ряд важных, научно-практических конференций и семинаров, которые ориентируют учителя на интересную систематическую методическую работу.

Вместе с ним проводим экспериментальную работу с учебными заведениями в шести регионах России. И везде – стремление педагогов, руководителей школ подготовить ребенка к встрече с искусством. Причем это касается не только школ эстетического профиля. Речь идет об общеобразовательных учебных заведениях. Сейчас намечается тенденция: каждая школа придумывает что-то свое: одна открывает литературный лицей, другая – художественную гимназию, третья специализируется на музыке и живописи. Под разными предлогами учителя вводят культуру в школу, особенно в старшие классы, культуру, которая долгие годы была под запретом.

Но все равно бывают странные парадоксы. Например, недавно в Москве отменили предмет МХК, хотя именно в столице мировая художественная культура преподавалась в очень широких масштабах. Для этого были созданы все условия. Сотни людей – учителей, деятелей культуры, поэтов, музыкантов были вовлечены в эту работу. Но вот рубанули с плеча. Сняли часы МХК в пользу информатики, экономики, бизнеса… Вот вам пример необдуманной региональной политики.

Вообще у нас сейчас существуют три уровня образования: базовое, региональное и местное. На уровне федерального или общего базового образования культуры совсем не видно. На региональном уровне политика очень разная. А на местном уровне эстетическое образование процветает. Увлеченность учителей и детей искусством где-нибудь на Вологодчине или в Архангельской области просто неслыханная. Со стороны педагогов это обусловлено желанием дать детям представление о культуре, ввести их в ее чудесный и часто непонятный мир. Взять, например, “виртуальное пространство”. Что это такое? В больших городах мы сталкиваемся с ним ежедневно и погружаемся в него. Но нет педагогического осмысления этого явления. Или также нет осмысления духовности человека. Вы не найдете ни одного учебника педагогики ни сегодня, ни в прошлом, где была бы педагогически расшифрована категория духовности. Первое, что приходит на ум, – это церковные определения духовности. А определения педагогические?

– Вы думаете, если бы дали такое определение, то учителям легче бы стало работать?

– Да, безусловно. Я говорю о тех факультативах личности, которые, представляется мне, посылают духовность. Ведь до меня ни один ученый не делал попытки дать этому определение, так же, как и объяснить, что есть “виртуальное воображение”. Мы только констатируем факты, отмечаем кризисную ситуацию, поголовное погружение в компьютерные игры – это почти сумасшествие. Все виртуалисты плохо заканчивают…

– В каком смысле? Что, рано обрывается их жизнь?

– Не только это. Вот происходит взаимодействие ребенка или творца с продуктом своего воображения. Кстати, это было известно в античности. И напрасно думают, что виртуальный мир создан американцами. Прекрасный пример Пигмалион и Галатея. Пигмалион изваял из мрамора прекрасную девушку и влюбился в нее. Но это продукт его воображения. Девушка “ожила”. И возникло взаимодействие с “этим продуктом” собственного творчества. Вот суть виртуальности. Трагедия…

– Это другой вопрос, другой разговор.

– Да, главное для педагогики сейчас и для эстетического образования – это поиск духовности, определение ее критериев…

Валерий ЕРМОЛОВ

P.S.

Недавно редакция “Учительской газеты” совместно с педагогами Московской школы киноискусства (директор Даниил Самсонов) провела “круглый стол”, посвященный проблемам эстетического образования.

Были рассмотрены такие вопросы, как искусство – предмет эстетического цикла образования, методики обучения языкам художественного произведения. Особое внимание участники “круглого стола” уделили проблемам социально-психологической реабилитации средствами искусства.

Альтернатива

В тебе еще все – начало,

или Конец нового времени

– Маргарита Георгиевна, профиль СГАКИ постепенно уточняется. А это свидетельствует о ее перспективности. В ряд с какими профильными вузами вы бы поставили свою академию?

– Наш вуз тем и интересен, что в нем переплетены самые разные гуманитарные профили. К примеру, культурология, социально-культурная деятельность, региональная культура и этнография, музыкальное искусство эстрады. Мы постоянно открываем новые специальности. Как раз на специальность музыкальное искусство эстрады мы в этом году провели первый набор. В рамках социально-культурной деятельности намерены учить специалистов в области туризма.

– Ваш вуз готовит кадры для культуры, причем конкурс при поступлении весьма высок. Однако общее состояние культуры таково, что дает повод говорить об ее упадке. Вы с этим согласны?

– Состояние культуры в нашем обществе можно оценивать по-разному. Есть основания говорить и об упадке. Но, пока существуют театры, музеи, пока работает в культуре множество талантливых специалистов, стоит избегать столь крайних оценок. Если же в развитии культуры не будут преодолены обозначившиеся в девяностые годы негатитивные тенденции, то упадка не избежать.

Сопротивление разрушительным тенденциям способны оказать профессионалы, работающие в данной сфере, сохранившие в себе чувство ответственности за дело, определенный потенциал профессионализма и нравственности. Выпускники специальных вузов, а только закончивших нашу академию тринадцать тысяч, могут сделать многое для сохранения и развития культуры.

– Перспективы развития культуры связаны с молодежью. Хотелось бы знать, охотно ли связывают молодые люди свою судьбу с профессиями культуры и искусства?

В контексте образовательных проблем наибольшее значение приобретают исследования молодежной субкультуры. Социологи отмечают, что период социализации молодежи растянулся ныне до 30 лет. Это вызвано, по-видимому, необходимостью увеличения времени на образование и профессиональную подготовку, соответствующую требованиям времени, на поиск молодежью своего социального статуса, на формирование системы ценностей – мировоззренческих, нравственных, эстетических. Особенностью становления современных форм молодежной субкультуры стало то, что полем для самореализации, самоидентификации молодых людей является их досуг, в рамках которого нередко возникают и контркультуры.

Молодежь в современной России расколота почти так же, как само общество, – на богатых и бедных, на политически активных и пассивных. Имеется еще один существенный водораздел: по интересам. Происходит любопытное явление, когда многочисленные молодежные группы, появившиеся в 80-90-х годах, приобрели некоторые формы организации. В значительной мере их объединяют интересы в сфере досуга. Это так называемые металлисты, рокеры, байкеры, хиппи, реперы, роллеры, футбольные фанаты, панки и другие.

В ценностно-ориентационных установках молодежи преобладает стремление к прагматизму, утилитарности, даже в образовании они выделяют те учебные дисциплины, которые представляются им “полезными”. Это объясняется естественной необходимостью приспособиться к жизни, занять в ней достойное место.

– В последние годы появилось понятие “информационная культура”, очевидно, как следствие взаимодействия различных научных дисциплин. Вводится как региональный компонент учебный предмет в школах под таким названием. Что нового он в себе несет?

– Термин “информационная культура” получил распространение в начале 90-х годов.

Активное внедрение компьютерных технологий привело к тому, что многие специалисты (особенно это характерно для школьной практики) информационную культуру связывают с компьютерной культурой, понимаемой как освоение компьютерной технологии. Но компьютер – это всего лишь средство, примерно такое, как авторучка. Информационная культура – это общественное явление, область культуры, связанная с функционированием информации в обществе и формированием информационных качеств личности. Сведение процесса формирования информационной культуры к компьютерной грамотности опасно по своим последствиям, поскольку предопределяет неразвитость других компонентов – культурологического, нравственного, информационно-правового. В одной из последних своих публикаций я подробно аргументировала такой подход.

В школах Самарской области, действительно, введен предмет “Информационная культура”, разработана специальная программа. Нашей академией создана программа для системы повышения квалификации учителей области, разрабатывается комплекс моделей информационно-культурологического обучения для различных образовательных учреждений – лицеев, вузов гуманитарного профиля, средних профессиональных учебных заведений. Это перспективное направление в образовании, поскольку повышает адаптационные возможности молодого поколения в условиях информационного общества.

– Развитие новых информационных технологий, в частности системы “Интернет”, делает доступными для значительной части человечества явления, не всегда способствующие позитивному культурному общению народов. Не считаете ли вы правомерным говорить о необходимости как-то ограничить возможности такой “культурной” экспансии?

– Новые информационные технологии, безусловно, расширяют возможности культуры, особенно в контексте синтеза “информация-образование-культура”. Для изучения живописи, например, лучше кассета, чем книга. С помощью компакт-диска с хорошим комментарием легче разобраться в творчестве композитора, чем по монографии о нем. В разных случаях можно использовать вербальную и визуальную коммуникации, учитывая их специфику.

Вместе с тем возникает смежная проблема взаимосвязи культурного наследия и развития информационного общества. Психологию и поведение молодежи, особенно подростков, формируют видео- и компьютерные игры с элементами жестокости, меняя как их отношение к окружающим, так и самовосприятие и самооценку. Компьютерные игры 90-х годов отличаются от своих предшественников десятилетней давности большей жестокостью. Зрительные образы, качество которых приближается к киноизображению, реализм, достигаемый технологией виртуальной реальности, приводит к тому, что содержание игры оценивается не с позиции зрителя, а с позиции участника. Идентифицируя себя с героем, подросток приобретает определенные навыки поведения в критических ситуациях. У него закрепляется негативное отношение к людям, восприятие мира как пространства, полного опасностей. Таким образом воспитывается агрессивность.

Включение в систему “Интернет” рождает множество проблем, которые пока не встали в полный рост в нашем обществе, поскольку доступность новых информационных сетей, их использование на уровне семьи не обеспечены материальными условиями. В странах Запада уже озабочены вопросами информационной этики, необходимостью ограничения доступа детей и подростков к определенным видам информационного продукта, так как они негативно влияют на психику и формирование нравственных качеств. Ограничения на такого рода продукцию диктуются здравым смыслом. В настоящее время для нас более актуален этот вопрос в контексте телевидения как общедоступного средства информации.

– Вы упомянули о синтезе информации, образования и культуры. Означает ли это, что каждый специалист, работающий в одной из этих сфер – информационной, культурной или образовательной, – должен интересоваться проблематикой смежных областей?

– По существу это единое пространство. Как заметил один из классиков науки, природа едина и даже не догадывается, что науки поделили ее на части.

Вузы нашего профиля (культуры и искусств) специфичны и даже в какой-то мере уникальны. В своем развитии они обогащались новыми специальностями, следствием чего является слияние художественного и культурологического образования. Первое направление более традиционно, второе находится в стадии становления. Как писала в юности одна ныне именитая поэтесса: “В тебе еще все – начало”. Эти слова вполне могут быть обращены к культурологическому образованию.

Культурологическое образование развивается как базовое в нашей академии в системе профессиональной подготовки по ряду специальностей. Вместе с тем и в других вузах введена культурология в обязательный компонент формирования специалиста любого профиля. Оно стало компонентом новой образовательной парадигмы в России 90-х годов. Как тенденцию следует отметить создание культурологических классов в общеобразовательных школах, гимназиях, лицеях, колледжах. Они создаются на основе договоров о творческом содружестве с нашей академией. Функционируют также специализированные театральные классы, хореографическая студия при районной кафедре хореографии, последняя охватывает около четырехсот детей и подростков. Тем самым выстраиваются звенья системы непрерывного образования в сфере культуры и искусства.

Галина СЮНЬКОВА

Самара

Мнение

Культура в обвале

В феврале уходящего года наша 6-я школа города Королева, которой недавно исполнилось десять лет, получила аккредитацию. Я очень боялась, что комиссия, работавшая у нас, не будет довольна тем, что увидит в деятельности педагогического коллектива.

Для опасений у меня были очень веские основания. Дело в том, что у нас есть 4 предмета, которые ведутся в школе с первого класса. Это – музыка, изобразительное искусство, хореография и театр. В пятом классе к ним добавляется экология, потом ребята выходят на культуру Отечества, затем – на мировую художественную культуру. В этом году впервые наши десятиклассники стали заниматься по интереснейшей авторской программе, которая называется “Я строю дом”. В основе предмета изучения – архитектура и всевозможные технологии.

Для того чтобы успешно осуществлять эти направления нашей педагогической работы, мы делим школьные классы на группы. Я прекрасно знаю, что в других школах это не делается по разным причинам. Где-то начальство не разрешает проявлять такую самодеятельность, где-то самому педагогическому коллективу не хватает инициативы сделать творческий ход.

К счастью, органы управления образованием нашего города нас с самого начала поддержали, палок в колеса не ставили и не ставят. То же самое было и при аккредитации. Нас поняли, сказали: “Так держать!” и посоветовали сохранить все направления эстетического образования и непосредственное обращение детей с предметами искусства. Так что, выходит, напрасно мы так сильно волновались перед руководящими инстанциями.

Но чувство беспокойства наш педагогический коллектив все равно не покидает. И повод здесь уже другой. Отсутствие нормального финансирования той огромной работы, которую ведут наши учителя. Вопрос можно сформулировать так: у меня как директора школы нет проблем с высококвалифицированными кадрами, но существует сложность с их материальным положением. Оно ведь, как вы понимаете, не улучшается, а наоборот. Не знаю, почему эти люди еще не ушли из школы. Вероятно, в них не исчерпан еще тот энтузиазм и не иссякли силы, что получены были в начале нашего творческого пути. Я бесконечно благодарна всем педагогам. Но сегодня, увы, этого мало. Это не требует дополнительных объяснений – все и без того ясно: на каждом шагу только и слышно – долги учителям, забастовки педагогов, голодовки, закрытие школ.

Мне иногда коллеги говорят: “Радуйся, что школа полностью укомплектована кадрами и что учитель русского языка и литературы не ведет одновременно математику и английский язык”. И, представьте себе, я радуюсь этому обстоятельству. Но ведь это глупая радость! Как же может быть иначе? Оказывается, может. Если в нашей школе педагоги – все музыканты, все художники, все артисты, все поэты, то в других учебных заведениях города просто-напросто нет учителей.

Мне бы очень хотелось, чтобы в нашей школе появились и другие предметы эстетического, художественного цикла, предметы искусства, например, кинематография. Для этого нужно приглашать профессора ВГИКа. Но сегодня у меня нет такой возможности – какую зарплату он у нас получит? Надеяться на средства родителей, многие из которых сегодня лишились работы и не получают ни копейки, безнравственно. Они, конечно, со всей душой за те предметы искусства, которые высоко ценятся сегодня. Но обстоятельства выше их возможностей и желаний.

Именно поэтому, если я суммирую все сложности, с которыми сталкивается сейчас наша школа в материальном плане, надо мной моментально повисает дамоклов меч. Страх, что система нашего художественного образования, создававшаяся целое десятилетие, может быть в одночасье разрушена. А я мечтаю еще о “глобальной” системе непрерывного художественного образования, которая внедрялась бы в детском саду и восходила бы к высшей школе. Этой системы нет не только в нашей школе и в нашем городе. Ее нет в нынешней России, доведенной до отчаяния всевозможными кризисами. На эту систему, говоря старомодно, не получен социальный заказ. Складывается впечатление, что большинство из нас погрязло в какой-то грязной политике, именно в ней сосредоточена основная сфера наших интересов: что сказали в Думе, как отреагировало на эти слова правительство?

Когда наша школа будет разрушена до основания, полагаю, не найдется человека, который задастся вопросом: “Что такое духовность?”

Татьяна СИМАКОВА

Королев,

Московская область