Искусство – это исповедь. Исследование мира. Исследование себя. Предельно честный диалог. Иногда крик. Иногда хрипы с кровью. Вглядывание в темноту в надежде – подчас ничтожной – увидеть свет. Страх и боль. Иллюзия понятости. Это когда завтра ты разочаруешься в том, что сделал сегодня, и будешь мучиться его несовершенством. Это всегда поражение, потому что выиграть невозможно. Можно только на время, по ошибке, верить в свою победу. А потом, спустя время, улыбаться.
Искусство – это поиск. И отсутствие готовых ответов. Реакция на время, которое тебе досталось. Ощупывание пространства, в которое ты заключен. Слепой лихорадочно ищет дверную ручку, а когда наконец находит ее, распахивает дверь и выходит наружу, вместо ожидаемой бесконечности чувствует под ладонями шершавость или гладкость новых стен.Ну и, конечно, искусство – это радость. Детский восторг. Игра. Способность безудержно влюбиться: в человека, в идею, в плавность или резкость линии, в прозрачность воздуха. Влюбиться в безответность, влюбиться в смертность, влюбиться в конечность. Влюбиться в мгновение, даже и не задумываясь о взаимности.Все это имеет мало общего с прописями о духовности. Как когда-то ответил старик Микеланджело в ответ на упрек римского папы, состоявший в том, что художник изобразил всех людей – праведников и грешников – на Страшном суде в своей росписи Сикстинской капеллы абсолютно обнаженными: «Этот недостаток исправить легко, но сможете ли вы так же легко исправить человеческие пороки?..» Можно понять вошедших в капеллу – они были буквально выбиты из колеи своих представлений о том, как приличествует изображать библейский сюжет. Но семидесятилетнему старику, который видел, как на его глазах рушится прекрасное здание возрожденческой Италии, как захлебывается она в крови междоусобных войн, важно было прокричать об этом. Прокричать, забыв о правилах хорошего тона. Это теперь классика… А тряпочки-то другой художник-таки пририсовал.«Эти буржуазные идиоты, непрестанно твердящие «аморальный, аморальность в искусстве» и прочие глупости, напоминают мне пятифранковую проститутку Луизу Вильдье, которая однажды, первый раз в жизни, пошла со мной в Лувр и при виде бессмертных статуй и картин начала краснеть, закрывать лицо, на каждом шагу тянула меня за рукав и спрашивала, как можно было публично выставить такую непристойность», – может, это Бодлер из своего XIX века и нам пытается намекнуть, увлекшимся в последнее время поспешной раздачей ярлыков?Искусство – это зеркало. Что изменится, если его разбить?..
Комментарии