Искатель приключений. Москва и москвичи Владимира Гиляровского

За свою жизнь он написал столько, что сам не мог сосчитать количество опубликованного. Припомнить все свои многочисленные псевдонимы тоже было свыше его сил. Известно лишь, что репортажи, очерки и произведения иного жанра, написанные Владимиром Гиляровским, появлялись в российской прессе почти ежедневно в течение четырех десятилетий!

Всегда заманчиво представить человека из прошлого нашим современником. Гиляровского в том числе.Первая мысль – он пришелся бы ко двору. И репортерским чутьем, резвым пером быстро заработал бы себе имя. Благо сенсации и острые темы, до которых столь охоча любая газета, нюхом чуял. И простора для творчества у Гиляровского сегодня было бы несравненно больше, чем во времена строгих и въедливых царских цензоров, с подозрением косившихся на каждую строку.С другой стороны, думается, что в XXI веке Владимиру Алексеевичу стало бы безмерно скучно. Нет резона лететь сломя голову на пожар, пробиваться к полицейскому начальнику за разъяснениями по поводу заказного убийства, искать опасных встреч с криминальными авторитетами. Все новости, как полагается, поджарены и лежат на блюдечках с разноцветными каемочками во всезнающем Интернете.Не потому ли нынешние журналисты в основе своей ленивы и нелюбопытны? Особо не утруждают себя и больше пишут о том, что на виду. При этом слог их часто коряв, мысль тонет в словесной мути.Наверняка соседство с такими коллегами исторгающему жгучую энергию и скорому на подъем Гиляровскому быстро бы приелось. Ведь сам он буквально врастал в событие, писал живо, образно, с первых абзацев разжигая интерес к тексту. Между прочим, Владимир Алексеевич был действительным членом Общества любителей российской словесности.«От газетного листа должно разить таким жаром, чтоб его трудно было в руках удержать, – наставлял Гиляровский своих молодых коллег уже в советское время. – В газете должны быть такие речи, чтоб у читателя спирало дыхание. А вы что делаете? Мямлите!»В общем, лучше оставить уважаемого Владимира Алексеевича там, где он привык, где ему чудесно творилось…Принято считать, что главная и лучшая книга Гиляровского – «Москва и москвичи». Город он знал отменно – говорил, что прошел вдоль и поперек полтысячи улиц Белокаменной. Забредал в богатые особняки, заглядывал в бани, парикмахерские, на погосты и в подземелья. Бывал там, где царили уют, покой, и забирался в мрачные ущелья, откуда было немного шансов выбраться живым.Слава богу, что для той эпохи нашелся свой летописец. Иначе нам самим пришлось бы из кусков и лоскутов сшивать огромнейшую картину. Но полновесного, яркого полотна, отражающего дореволюционную жизнь, все равно бы не получилось.И «Москва газетная» дарит бесценные факты. Она повествует, какие были в то время издания, кто в них трудился, о чем писал. Тогда, кстати, звание журналиста было в почете. Однако пишущую братию жизнь не жаловала. «Сколько сошло с ума! – вздыхал один из ярких ее представителей Влас Дорошевич, между прочим, приятель Гиляровского. – Сколько покончило самоубийством, сколько преждевременно сошло в могилу от чахотки, от истощения, от изнурения, непосильной работы».К тому же с журналистами не церемонились, когда те пытались писать правду. Тем более если она была опасной для власти. Случалось такое и с Гиляровским. Его сборник рассказов об отверженных обществом – «Трущобные люди» – настолько разгневал цензоров, что те приказали немедленно рассыпать набор, а листы книги сжечь. Автор пытался протестовать, но получил ледяной ответ: «Из ваших хлопот ничего не выйдет… Сплошной мрак, ни одного проблеска, никакого оправдания, только обвинение существующего порядка. Такую правду писать нельзя».Гиляровский еще легко отделался. Его коллега, известный публицист Александр Амфитеатров за фельетон «Господа Обмановы», намекающий на царствующую фамилию, опубликованный в газете «Россия», был сослан в Сибирь!Жена Гиляровского, Мария Ивановна, постоянно находилась в тревожном ожидании. Ее супруг исчезал из дома внезапно и так же неожиданно возвращался – с ворохом впечатлений с московского «дна», с Дона, где полыхала чума, из объятых войной Сербии и Болгарии. До письменного стола «летучий корреспондент», как называли Гиляровского, добирался урывками, писал на ходу.Беспрестанная работа, казалось, вовсе не изнуряла мощного, закаленного Гиляровского. Неиссякаемое желание творить, сжигавшее его изнутри, заставляло забыть об отдыхе и еде на много часов. Зато потом Гиляровский давал волю аппетиту – иногда в роскошном ресторане у Тестова или Оливье, порой в дешевом трактире в Охотном ряду или на Хитровке. , он оставил блестящие описания изобильных столов, на которых соседствуют балык с Дона, белорыбка с огурчиком, белужья и паюсная икра, поросенок с хреном, селянка с осетриной, расстегаи, белая телятина, лососина грилье. А рядом плещутся холодная смирновская, английская горькая, шустовская рябиновая… Тема еды в творчестве Гиляровского вообще занимает особое место, выдавая в нем тонкого гурмана.Так и хочется спросить писателя сквозь толщу лет, откуда в нем такая страсть к жизненным наблюдениям. И он ответит, вернее повторит: «Бродяжная жизнь, полная самых отчаянных приключений, и война турецкая. Я не знал усталости, а слова «страх» и «опасность» не существовали в моем лексиконе, и я то и дело командировался газетами на рискованные расследования».Если бы бурлящая река новостей, в которой Гиляровский ежедневно купался, вдруг обмелела, он бы, наверное, испустил дух. Но некролог на самого себя успел бы сдать в номер.Пролистаем биографию Гиляровского.Творить он начал рано, хотя и не всерьез – сочинял стихи и эпиграммы на гимназических учителей, как потом выражался, «пакости на наставников». Между прочим, в его собрании сочинений, вышедшем до революции, стихи занимают целый том. Рифма Гиляровского не выдающаяся, но взгляд не царапает, рассудок не возмутит. Он баловался стихотворными экспромтами, которые тоже были популярны в Москве.С нелюбимой учебой юный Гиляровский покончил в одночасье – после провала на экзамене убежал из дома. Забавно, что незадолго до этого он читал, но неведомо, осилил ли до конца, «Что делать?» Чернышевского. Однако что делать с самим собой, долго не мог придумать.Мотался по земле и заодно копил впечатления. Шагал с лямкой бурлака по Волге – от Костромы до Рыбинска, работал грузчиком в Ярославском порту. Был истопником, пожарным, табунщиком в Царицыне, наездником в ростовском цирке, актером в московском Театре Анны Бренко.Гиляровский поступил в юнкерское училище, но вскоре его оставил. Но в русско-турецкую войну снова надел военную форму – служил на Кавказе. И показал себя храбрецом – на его широкой груди засияли Георгиевский крест и медали.Когда Гиляровский взял в руки перо журналиста, ему было уже под тридцать. Но быстро понял – это мое! И вскоре после дебюта нашумел первой сенсацией.В «Московском листке», опередив коллег из других изданий, Гиляровский сообщил о трагедии, случившейся близ деревни Кукуевка в Тульской области. Летящий на всех парах почтовый поезд провалился в пустоту на размытой водой высокой насыпи. Погибло много людей…После этого Гиляровский надолго стал королем сенсаций.Листы бумаги, исписанные стремительным почерком, первыми читали метранпажи. Они торопливо превращали текст в металлические буквы: «Около двухсот русских и иностранных корреспондентов прибыло к этим дням в Москву, но я был единственный из всех проведший всю ночь в самом пекле катастрофы, среди многотысячной толпы, задыхавшейся и умиравшей на Ходынском поле…»Упомянутый Дорошевич вспоминал, что как-то узнал об убийстве железнодорожного сторожа и его жены. Приехал, все осмотрел и мельком увидел человека: «Лица я не рассмотрел – в белой блузе, высоких сапогах, прямо с крыльца прыгнул в пролетку, крикнул извозчику и помчался, пыля по дороге».Судебный следователь сообщил Дорошевичу, что здесь только что побывал Гиляровский. Надо ли говорить, что он и на этот раз опередил всех своих коллег…Репортажи, очерки, зарисовки Гиляровского – окно в ту Москву, которой давно уже нет. Благодаря его книгам можно совершить затейливое путешествие. Пересечь шумный Кузнецкий, заглянуть в «Мюр и Мерилиз», выпить кофию со свежей булочкой у Филиппова на Тверской, перекинуться парой слов с важным усачом-городовым в Китай-городе…Еще не порушен храм Христа Спасителя, целы Красные ворота, Сухарева башня, Собачья площадка. И у стен Красной площади весело бегает трамвай.Долгое время считалось, что Гиляровский родился поздней осенью 1853 года. Однако несколько лет назад в Вологодской области ученые обнаружили метрическую книгу церкви села Сяма, где крестили новорожденного Владимира. Из этого документа становится ясно, что истинный год рождения Гиляровского 1855-й.В декабре 2003 года Центробанк России выпустил в обращение десять тысяч серебряных монет номиналом в два рубля, посвященных 150-летию со дня рождения Владимира Гиляровского. На монете были указаны годы жизни 1853-1935. После обнародования новых фактов о рождении Владимира Алексеевича монету признали неправильной, и у коллекционеров ее цена выросла в тысячу раз.