Имя каждой вещи

Книга по философии для детей от 3 до 5 лет «Почему у каждой вещи – свое имя?». Детям предложено посмотреть на лошадь и подумать, почему она названа лошадью, а не жирафом и не чудом-юдом. Конечно, ребенок сразу найдет жирафа на соседней картинке. Но почему не чудо-юдо или еще веселее? Родители задумываются вместе с детьми, как же мы определяем вещи, почему мы назовем машиной и крохотную малолитражку, и огромный грузовик, а столь же огромного слона машиной не назовем?

В книжном магазине в Париже или Лионе эта детская книга на видном месте, а в соседнем киоске ждет глянцевый философский журнал. На его страницах философы прошлого отвечают на вопросы сегодняшнего дня. Жан-Поль Сартр, ты говорил о личном мужестве в противостоянии абсурду бытия? А чтобы решить экологические проблемы, достаточно ли личного мужества? Декарт, ты говорил, что мыслишь, следовательно, существуешь? А как ты поможешь соседу-аутисту, ведь из его слов не поймешь, как именно он мыслит и чувствует сейчас? А если вспомнить, прибавим мы, моряка из Диккенса, что умел только сердито бормотать, но успокоил бормотанием разъяренную женщину, он мыслит?
Главный редактор этого философского журнала – Мишель Эльтшанинофф, внук знаменитого русского священника Александра Ельчанинова. Вслед за солидной монографией о Достоевском Эльтшанинофф выпустил в соавторстве книгу о «выживании во время дружеских ужинов»: чтобы не слишком переедать, лучше говорить о философии. Конечно, Аристотель и Шопенгауэр не так обязательны на ужин, как груши и сыр, но как хороша метафизика как закуска, а этика – как основное блюдо. А что делать, если твоя собака успела стать адептом ситуационизма, как называют во Франции призывы левых создавать необычные ситуации для разрушения «общества потребления», и готова опрокинуть стол? Усвоив уроки книги и журнала, мы можем отнестись к собаке как к желанному гостю: раз мы взяли ее в дом, то надо ей отвечать, скажем, просто поиграть с ней лишний раз.
А вот зашла соседка, которая игр не любит, но вспоминает с тоской о старой доброй Франции. При виде философского глянцевого журнала она лишь пожала плечами. Но, спрашивают ее читатели, добра ли была Франция, когда не перерабатывала мусор, пренебрегая природой и людьми? Тут же в разговор вступили дети: они только что узнали об экономическом кризисе и спрашивают, в чем его причина. Родители пытаются ответить: в журнале они прочли статью о современной китайской архитектуре, поспорили, все ли ее правила подойдут для Франции и можно ли сделать жизнь дешевле, внедряя китайские технологии. «Кризис происходит тогда, когда люди по всей планете слишком полагаются на правила и редко слушают свое сердце», – отвечает отец. «А еще мы вместо того, чтобы сострадать бедным, бросаемся покупать даже то, что нам не нужно, наверняка и банки поступают так же», – отвечает мать.
Академик Французской академии Барбара Кассен уверена, что философию надо преподавать уже в детском саду. У детей особое рвение к философии, они умеют радоваться не только благоприятным обстоятельствам, но и своему собственному бытию, и обижаться не только на поступки, но и на нелепость происходящего. Если дождь их замочил, виноваты не дождь и не их неосмотрительность, дети винят в этом какую-то большую несправедливость. Просто взрослые, увлекаясь своими социальными ролями, забывают о начальной радости и печали бытия.
Барбара Кассен и ее единомышленники уверены, что дети, изучившие философию в первые годы жизни, не будут потом травить одноклассника. Узнав от философа, что лопатка – инструмент, а замысел песчаной постройки – созерцаемая форма, они не будут даже отнимать чужую лопатку.
Как детям разобраться в мировой философии? Есть уже детские книги, увлекательно излагающие, как философ не просто пришел к своей главной мысли, но смог дальше существовать рядом с ней, не превратившись ни в усталого пропагандиста, ни в разочарованного первооткрывателя. Легко рассказывать о покорителях континентов или космоса – там героизм одиночек поддержан всем человечеством, и их история продолжается. Повествовать о философах сложнее. Как мы объясним, что такое «мировой дух» по Гегелю, интеллектуальное начало, определяющее действительность событий. Мы можем представить Гегеля, скажем, сидящим в театре: он знает, чем закончится действие, но все равно увлечен. Так и мировой дух действует по своим законам, но настоящий философ будет его созерцать и никогда не скажет: «Это же все без меня происходит» – зритель в театре столь же важен, сколь судья в суде.
Или как объяснить этику, например, почему Кант требовал никогда не лгать. Просто изобразить строгого Канта недостаточно. Но можно представить, как Канта вызвали сначала быть судьей, потом – свидетелем, а после оказалось, что он должен дать мудрый совет всему городу. Лгать ему было некогда.
Или как объяснить, почему одна образованнейшая женщина в оккупированной Франции умерла от голода, не желая есть больше, чем угнетенные рабочие, разве она не могла себе купить еды? Не могла, потому что ей нужно было показать, как возможна жертва во имя человеческого в человеке, а не во имя войны. Эту женщину звали Симона Вейль, а в Ницце тем временем гестапо готовилось отправить в лагерь смерти семью другой Симоны Вейль, девочки, ставшей потом самым уважаемым политиком Франции. Вторая Симона Вейль объяснила, что Франция – «гражданская нация» и принадлежность к ней определяется не кровью, а человечностью.
Философию во Франции преподают в лицеях, по-нашему, в старших классах. Школьникам приходится читать много книг и писать сочинения по ним, не просто пересказывать Декарта или Локка, но сравнивать и анализировать. Например, как с опорой на Локка и Сартра доказать, что благополучие невозможно без свободы. Потом школьники ведут дебаты, например, делает ли мода общество лучше, всякий ли человек, странно себя ведущий, нуждается в психологической помощи или почему общность законов логики не приводит к взаимопониманию всех людей. Школьники справляются с этими вопросами, а может, справятся и дошкольники?