На чтение: ≈ 38 мин.Школа №1060 в двух шагах от метро «Серпуховская». Кругом кипит жизнь, и школа не отгорожена от нее. Тут бурлит такая же, неформальная, неритуальная жизнь. С тобой здороваются, тебе улыбаются. И при этом все чем-то своим увлеченно занимаются.Это учебное заведение в Москве известно давно – первая в России вальдорфская школа, созданная Анатолием Аркадьевичем Пинским. Михаил Ильич Случ, учитель года России-2009, математик, возглавил школу после кончины Пинского, сохраняя и развивая все лучшее, что было выращено до него.
Мы впервые познакомились с учителями и учениками этой школы несколько лет назад на фестивале «Маленькая сказка». Все участники бегали, переживали, когда же им достанется сцена для репетиции, не могли найти своих кабинетов-гримерок. И только компания младших подростков московской школы №1060 во главе с Татьяной Анатольевной Рокитянской, лучезарно улыбаясь, спрашивала нас, организаторов, задерганных и взлохмаченных: «А чем вам помочь?» Словом, это была любовь с первого взгляда. – Михаил Ильич, как вы определяете место педагогики искусства в контексте общего образования в своей школе и в образовании в целом? – Мне кажется, это два разных вопроса. Я не готов сейчас говорить «за всю Одессу», попробую про свою школу. Какие-то моменты мне кажутся очень простыми. Например, если мы говорим об очень успешных детях, то они часто бывают успешны абсолютно во всем. Хотя случаются специфические ситуации, когда дети могут быть гениальными программистами и ничем больше не интересоваться. Но в целом способность часто связана с универсальностью. А вот если мы говорим о детях средних (не очень хорошее определение, потому что понятно, что каждый ребенок индивидуален, но я его буду использовать как технический термин), детях не блестящих, то тут ситуация часто очень сильно дифференцирована. В известном смысле кредо той школы, в которой я работаю, состоит в том, чтобы дать ребенку некий спектр опыта: в когнитивной сфере (биология, математика и т. д.), в том, что связано с переживанием, причем, желательно, культурным, художественным переживанием, и в том, что связано с каким-то практическим делом. Поэтому, переходя к образованию вообще, я вполне могу себе представить, что уроки труда нужны в массовой школе в неменьшей степени, чем уроки математики. Но все-таки уроки искусства и театр, с моей точки зрения, стоят несколько особняком, не потому что на них надо больше времени выделять, а потому что это сфера душевная, она требует какой-то особой культуры и проработки. Именно здесь образование (говорю немножко пафосно) выступает как образование. Если в математике, с точки зрения нормального ученика, дело выглядит так: «Ну я выучил какую-то формулу или научился ее применять, и все!», и это очень понятный план действия, то в области искусства процесс педагогический, процесс обучения, гораздо более сложный и многотактный. Он не однотактный как минимум. Поэтому это вещь довольно важная. Еще раз, мне кажется, театральная педагогика важна именно для массовой школы, а вовсе не для детей уровня top-high, потому что эти дети и так обладают в силу своего воспитания, родительского влияния, чего-то еще задатками естественной душевной культуры. И второй момент, который мне кажется очень важным. В принципе искусство в школе всегда стоит перед огромной опасностью вырождения в серию упражнений. Угроза распада обучения на серию упражнений для образования всегда реальна. «Задача №115, упражнение такое-то…» Как следствие в школе довольно мало синтетических продуктов. А театр часто выступает как такое уникальное синтетическое искусство, рождающее синтетические продукты, с моей точки зрения, гораздо более важные, чем, к примеру, живописный проект ученика, уже просто потому, что живопись – очень односторонняя вещь, как правило, почти не социальная. При этом я знаю несколько массовых художественно-архитектурных проектов, но все-таки это почти исключения на фоне реализованных театральных проектов. Естественно, здесь существуют свои риски, почему о таких вещах приходится говорить с осторожностью: искусству в школе слишком часто изменяет чувство вкуса. – То есть правильно ли я вас понимаю, речь идет о том, чтобы искусством в школе занимались люди, обладающие хорошим художественным вкусом, и чтобы они не опускали эту планку для детей? – Да, мне кажется, здесь формула такая же, как и во всем, что связано с современными стандартами. Дети могут работать на компьютерах, и это должны быть самые лучшие компьютеры. И тут то же самое. Это звучит немножко нереалистично, но школьным театром должен заниматься человек высокого уровня. Другой момент связан с тем, что само по себе театральное искусство захватывает массы, и родителям гораздо интереснее играть в спектаклях, чем слушать какие-то нравоучения по поводу своих детей на родительских собраниях или по поводу каких-то педагогических принципов, которые им кажутся совершенно абстрактными. Театр создает формы, в которых общение происходит гораздо проще. – Получается, в пространстве вашей школы театр – это поле, где встречаются не только учителя и дети, но учителя, дети и родители? – Да, и есть четвертая составляющая помимо тех, что вы перечислили. Мы сейчас делали проект, в котором участвовали выпускники, – мюзикл «Скрипач на крыше». Театр – это хороший способ расширить естественную линейку тех людей, которые оказываются в школьных проектах. – Видите ли вы какие-то методы и приемы педагогики искусства, которые могли бы обогатить общеобразовательные уроки, прежде всего цикл точных наук, естественных наук, а также гуманитарный цикл и предметы начальной школы? – С одной стороны, если сузить поле вопроса до одного учителя, то ведь желательно, чтобы учитель был живым человеком, который использует элементы интерактивности. И некий театральный опыт ему естественным образом присущ. Не то чтобы учитель устраивал на уроке спектакль… Мы говорим о кульминациях внутри урока, о композиции урока и так далее. И кроме того, как это всегда бывает в жизни, не все, что ты умеешь, должно применяться непосредственно. Так же и театральный опыт, который есть у учителя, живет где-то в глубине души, и педагог, имеющий этот опыт, иначе проявляет себя в классе. Повторюсь: это не значит, что учитель должен разыгрывать спектакль или пародировать, к примеру, Михаила Козакова, читающего Иосифа Бродского. Бессмысленно ожидать от всех учителей литературы такого уровня владения сценической речью. Ясно абсолютно, что такие ожидания никогда не оправдаются. Но учителя должны иметь за плечами определенный театральный опыт. И нулевой или базовый уровень этого опыта связан с естественной интерактивностью. Почему это важно? Часто учитель очень сильно запрограммирован, и у него есть какое-то странное представление, что чем точнее он планирует, чем точнее все происходит, тем лучше. Это иллюзия! Может быть, она возникает из-за неправильного понимания природы театра: кажется, чем лучше все выучено, тем надежнее. «Герои выходят синхронно из двух дверей, ну, класс!» Это какое-то однобокое понимание, на мой взгляд. – Правильно ли я понимаю, что когда вы говорите об интерактивности педагога, то подразумеваются как минимум две составляющие – способность к импровизации (отход от жесткой запрограммированности) во время урока и способность почувствовать, где начало живого процесса, где кульминация, а где хорошо бы завершить?- Да, и мне даже кажется, что вторая способность важнее. Дело даже не в том, умеет ли учитель сказать что-то, сотворить, рассказать анекдот к месту; важнее умение слушать,что происходит на уроке, внимание к партнеру.Где эти ученики? Может, они вообще не здесь. В конце концов все-таки учитель работает не над тем, чтобы преподнести какой-то материал. Это важное, но техническое, чисто внешнее условие. А гораздо важнее, насколько ученики этот материал поняли. И тогда слушание важно не меньше, чем говорение. Может, они вообще смотрят на него стеклянными глазами, а он не замечает, что надо остановиться и как-то перестроиться. Это я очень сильно сузил ситуацию. А если, наоборот, ее непомерно расширить, то вот что получается: у нас в школе работает такой прием, как ситуация большого театрального проекта в широком смысле слова. Выбирается тема, которая пронизывает весь учебный год. Например, в 5-м классе – «Античность». В 4-м классе – «Древнерусская история». Такой театральный проект на протяжении всего учебного года захватывает несколько предметов, прежде всего историю, литературу, и если удается, как-то их интегрирует. Конечно, театральная постановка не единственный способ познакомиться с такими персонажами, как Жанна д’Арк или Лжедмитрий. Но тем не менее это иной уровень, особенно для школьника общеобразовательной школы. И это важно. Одна учительница как-то давно сказала мне вещь, которая меня поразила своей неправильностью, но и одновременно справедливостью. Она сказала, что преподавание во многом экземплярно. А это совершенно не согласуется с обычным подходом: «Надо выучить всю историю!» К примеру. Однако этот привычный подход не учитывает, что так устроена жизнь: понимание экземплярно. Легко поставить задачу глубоко и всесторонне изучить какой-то исторический период. Труднее признаться в том, что результат слабее ожидаемого. Конечно, есть технологии, и сильных учеников к решению такой задачи подвести можно. Но в целом на уровне переживания останутся большие пробелы. Я это и имею в виду, когда говорю о том, что, с одной стороны, театр – это способ замедлить школьное время и тем самым разрушить такой, казалось бы, понятный процесс прохождения всего по параграфам. С другой стороны, театр – это еще и попытка забросить якорь. – То есть если человек пережил историю Жанны д’Арк, то скорее всего он сумеет пережить на фантазийном уровне, условно говоря, и Ричарда Львиное Сердце, и еще кого-то? – Да, у него будет опыт переживания. Часто этого опыта нет вообще. Кстати, когда мы, учителя математики, говорим: «Наши ученики не понимают…», мы часто обнаруживаем, что у них нет опыта понимания. У них не было ни одной ситуации понимания чего бы то ни было, в том числе и математики (или они забыты). В гуманитарной области что-то похожее возникает в связи с переживанием. Его просто нет! Но тогда всякое количественное знание перестает играть роль. Знание просто перестает задерживаться в голове. Единственное, что ученик может выучить, – как звали отца Онегина или еще что-то подобное, но ничего больше. Он может общую мизансцену себе представить, тогда произведение для него превратится в пейзаж. – И то вряд ли…- Поэтому, с одной стороны, приходится говорить о том, что вся эта театральная педагогика вещь страшно затратная, прежде всего с точки зрения времени, но с другой стороны, видимо, эта «дороговизна» естественна. И на эти затраты нужно идти. – Михаил Ильич, а «дефицит переживания», на ваш взгляд, – это специфическая примета нашего времени? Или же она из числа вечных проблем становления и развития? Она как-то связана с массовой системой образования? – Мне кажется, надо чуть-чуть изменить если не постановку вопроса, то терминологию. Нынешние дети ничуть не беднее в этом плане, чем все остальные. Какие-то переживания все время существуют у них в душе, вокруг них. Здесь скорее в другом проблема. Я приведу пример. Осенью, к юбилею школы, кроме «Скрипача на крыше» школьники ставили еще «Пер Гюнта». «Пер Гюнт» по невнятности сравним разве что со второй частью «Фауста» Гете. В любом случае это литературное и театральное произведение точно не устроено таким образом, что, мол, «мы вот его сейчас разберем, и нам сразу станет все ясно!». Конечно, это экстремальный пример, но важный, для того чтобы проиллюстрировать простую мысль: понимание, которое после спектакля возникнет у кого-то из учеников, можно назвать частичным либо отсроченным. Скорее всего настоящие ответы придут гораздо позже. Я сильно подозреваю, такие отсроченные ответы – это вообще единственная возможность добираться до реального образования и знания в таких областях, как литература. Есть, конечно, редчайшие гениальные учителя истории и литературы, которые могут создавать фантастические ситуации таким образом, что кому-то все становится ясно прямо сейчас. Но скорее вопрос в том, чтобы зацепить ученика, и эта особая душевно-химическая ситуация в будущем позволит ученику дорасти до частичного понимания. Я боюсь, что с гуманитарной областью это только так! Иначе мы начинаем впадать в банальности. Или доходить уже до совершенных нелепостей. К примеру, история, линейное преподавание, 5-й класс, Античность. Ну и что, мы, правда, думаем, что всю проблематику Античности прошли в 5-м классе? А дальше? Только такие важные, сложные вопросы, как советская власть, остались? – У меня по ходу этого размышления возник вопрос. А для науки эта способность жить с неразрешенными вопросами важна?- Важна. Я помню, меня потрясла одна фраза. Когда-то давно я ходил на математический семинар, который вел ныне уже покойный Израиль Моисеевич Гельфанд, такой хрестоматийный математик. Как-то он остановил аспиранта, довольно быстро и бойко рассказывавшего о последних результатах в определенной области. И говорит: «Голубчик, что вы! Это очень быстро, я вот по-настоящему усваиваю в год одно понятие». Я подумал: действительно, это так и есть! Человек не так много может реально освоить. Понятно, что здесь есть опасность впасть в другую крайность – мир непостижим. Способ извинить свое неумение. Часто проблемы с постижением – это в первую очередь проблемы методики учителя. Но тем не менее идея, что нечто можно «пройти», мне в целом кажется глубоко странной. – Вы говорили, что у вас в школе есть театральные проекты. А еще в какой форме у вас присутствуют искусство, кино, театр? Какие еще есть пространства? Поделитесь школьной картой искусств. – У нас не такая большая школа, чтобы эта карта состояла из больших материков… Наша школа не является театральной школой, и в ней нет индивидуальных учебных театральных проектов. Театральный проект, естественно, массовый по своей сути. Мы стараемся, чтобы он был один раз в год. Хотя мне иногда кажется, что и это слишком часто. А что касается проектов поменьше, они бывают чаще. Например, постановка спектаклей на иностранном языке. – А в большом проекте, который происходит один раз в год, костюмы, декорации делают ученики с родителями и педагогами или все это заказывается где-то на стороне? – Когда мы говорим о большом общешкольном спектакле, то здесь у нас нет четкой технологии. В принципе когда-то давно мы сказали, что у нас есть некий невидимый театр, который объемлет старшую школу, назвали его «Глобус» (с притязанием на Шекспира). Он, безусловно, добровольный. Что касается реквизита. Вопрос каждый раз, как правило, связан с менеджментом и планированием этого дела. Есть учителя, руководители такого проекта, которые умеют задолго его планировать, и тогда подготовка падает на уроки рукоделия или даже на уроки живописи, например изготовление декораций. Декорации выполняются проще и быстрее, с костюмами все гораздо дольше. Но кроме таких простых пересечений с другими видами деятельности мы стараемся, чтобы в спектакле присутствовали музыка и пение и чтобы они вырастали из учебного процесса, который идет в школе. И чтобы это была не фонограмма (если только запись звука не художественный прием). Но в целом прекрасно, если удается сделать так, что какие-то простые вещи играет маленький классный оркестр. Дальше театральная жизнь заканчивается и возникает просто художественная жизнь в школе. Эта художественная жизнь в данной конкретной школе не так разнообразна, как нам бы хотелось. Во-первых, потому что в школе нет достаточно больших мастерских. Мы пытаемся эту жизнь всячески разнообразить. Стараемся, чтобы в школе были и труд, и рукоделие, чтобы этим занимались и мальчики, и девочки в равной степени. Мы хотим, чтобы у них была очень разная живопись, вплоть до проектов с батиком, чтобы у них была лепка и даже скульптура или резьба, но на это уже совсем не хватает возможностей. В среднем, мне кажется, этого у нас, конечно, больше, чем в обычных общеобразовательных школах, но все равно недостаточно. Если переводить в слоган, получается: «Наши московские дети заслуживают гораздо более богатого и содержательного стандарта по этой части». Дальше надо понизить голос и сказать: «Может быть, именно потому, что это московские дети, они ничего и не умеют». А у деревенских детей в силу того, что они дрова умеют колоть и многое другое делать, руки работают зачастую гораздо лучше. – Расскажите, пожалуйста, подробнее о проектной деятельности.- Проекты имеют свою специфику в зависимости от ступени обучения: начальная школа – формирование проектной культуры и эстетики проектной деятельности, средняя школа, подростки – технология и смысл проектной деятельности, старшая школа – профессионализация.Задачи проектной деятельности также меняются в зависимости от класса. Для первоклассников – создание общности класса. У третьеклассников – умение описывать технологический процесс, организовывать поиск и обработку информации, готовность заниматься общественным планированием. В четвертом классе – знакомство с историей и культурой родного города, в шестом классе – осуществление осознанного выбора, приобретение опыта самостоятельной работы внутри группы, в седьмом классе – исследование окружающей среды, умение составлять реферат и защищать его перед классом, пользоваться приборами для исследования.Важная черта проектной формы организации образовательного процесса – нацеленность проекта на достижение практического результата, который представляется в какой-либо форме – игра, видеофильм, спектакль, конференция, доклад, отчет, реклама, соревнование, экскурсия.Продукты проектной деятельности: первый класс – спектакль; третий класс – предметы быта; шестой класс – геометрический календарь в зависимости от предметной области: план местности – глазомерная и шагомерная съемка на полигоне в масштабе 1:500, дневник наблюдений – прорастание семян с последующей высадкой рассады на пришкольном участке, квадрант для измерения широты местности по Полярной звезде, макет движения зодиакального круга по небосводу.С восьмого по десятый класс групповые проекты осуществляются в разновозрастных группах. Результаты проектной деятельности представляются два раза в год на школьном фестивале групповых проектов. – А эвритмия сейчас существует в школе? – Да, конечно. У нас во многих театральных проектах есть какие-то эвритмические моменты, и, наоборот, во многих эвритмических проектах есть элементы театра. Мне это кажется очень важным и интересным, хотя я понимаю, что учителям, которые ведут этот предмет, трудно, если все происходит по-настоящему, и каждый такой проект для них, как вызов. – А вновь приходящих учителей приходится как-то подключать к этой богатой художественной жизни школы или все происходит само собой и не надо аргументировать необходимость участия? – Мне кажется, что здесь есть несколько моментов. С одной стороны, учителя, как всякие нормальные люди, скорее склонны к подобным вещам, чем нет. Хотя, конечно, бывает разное. Многих и не нужно агитировать, они сами готовы выходить на подмостки в капустниках или еще где-то. В педагогике есть понятный и очевидный принцип подражания. Странно, если театральный режиссер, придя в общеобразовательную школу, сидит на столе и бесконечно требует от учеников, чтобы они делали какие-то этюды. В какой-то момент они ему прямо скажут: «А вы сами-то?» То же самое и здесь. Ученики работают на сцене, если они чувствуют и понимают, что взрослые тоже не боятся выйти и «опозориться». Одновременно здесь важна ценностная составляющая. Если учитель говорит что-то или просто своим непосещением дает понять, что это представление ему не нужно, то и ученики соответственно реагируют: «Марь Иванна нас гонит туда, но все нормальные люди считают, что это полная ахинея, и лучше бы мы в это время сделали домашнее задание!» И еще я приведу сейчас нетеатральный пример. Есть учитель начальной школы. Он с детьми, как у нас в школе принято, оформляет специальным художественным образом тетради. Там должен возникнуть какой-то рисунок, какой-то текст, который он вместе с учениками составляет. И все это вписывается в какую-то художественную рамку. Главное, эта работа может существовать, только если у педагога есть некоторый художественный вкус. Художественный вкус, по моему глубокому убеждению, может быть врожденным, но в любом случае он требует некоторой тренировки. Искусство нельзя выучить как формулы. Что-то может быть удачным, а что-то – нет. Говорю сейчас о возможности импровизации, но дело не только в том, чтобы что-то невероятное придумывалось на уроке. Нужно вообще обладать художественным чутьем. Это важная вещь, как базовая способность. Я не знаю, в каком стандарте учителя она прописана, и не знаю, как ее померить. Она, как чувство такта, желательна, и вновь приходящим учителям приходится себя с этим соотносить. – Михаил Ильич, если бы перед вами стояла задача вести переговоры с московским директорским корпусом о необходимости внедрения театральной педагогики, какие аргументы вы бы привели?- Средний директор скорее смотрит на педагогику как на некоторую разновидность технологии со всеми плюсами и минусами. И не очень понятно, где в рамках этой технологии, если вычесть грамоты, смотры, конкурсы и т. д., находятся искусство и театральная педагогика. Театральная педагогика не только театр, это еще одна область, в которой ученики могут почувствовать себя успешными. Что на самом деле довольно важно. С другой стороны, социальные проблемы средствами театральной педагогики решаются очень хорошо. Эти два соображения, понятно, на директора школы скорее всего не произведут никакого впечатления, потому что он отнесет их к каким-то второстепенным вспомогательным обстоятельствам. Что-то – в область социальной педагогики, что-то – в область работы с трудными детьми. Если говорить чуть-чуть более серьезно, мне кажется, что директора может зацепить вопрос, который мы затрагивали, когда говорили об экземплярности преподавания. Главное – театральная педагогика имеет отношение к реальной ситуации понимания, переживания и образования ребенка. И еще директору можно сказать следующее. Вот есть работающий учитель. Самый простой и понятный способ оценки его результатов – это работы учеников. Но этот способ не всегда однозначно говорит о результатах работы учителя. Ведь ученики бывают разные. Есть палитра технологий, которые использует учитель. В этом смысле театральная педагогика – такая редкая технология, которая, по-моему, не менее важна, чем умение работать с интерактивной доской. Может ли учитель выстроить преподавание так, чтобы девочка, которая уже все сделала, хоть на секунду перестала зевать на уроке, а мальчик, который ничего не понимает, хоть на секунду ушел из своего «аута»? Тут подходы театральной педагогики могут быть полезны. Но этот аргумент, конечно, упрется в контраргумент: «А где же взять таких людей, которые будут у меня в школе что-то театрально делать?» Это, конечно, вопрос. Я приведу еще пример. В своей школе мы проводим семинар для учителей: как математику преподавать, как – русский. Это все очень важно, но я договорился с одним своим знакомым, что он еще будет представлять даже не театральную педагогику, а показывать игру. При слове «театр» у человека в сознании возникает МХАТ, он переворачивает афишу и уходит. Проблема в том, чтобы расширить это слово на более актуальные для учителя рабочие ситуации. Вот почему я вынес на семинар игру. Я не могу себе представить учителя начальных классов, который бы не играл. Но важно, чтобы он поставил перед собой вопрос: что я в этой области делаю, как? Или совсем другое направление – ситуация индивидуальной успешности. Учитель ставит перед собой реальную задачу – выстроить отношения с учеником. Можно ее решать психологически, теоретически, разбирать, какие есть проблемы у учителя, какие – у ученика. Но мне кажется, что на практике эта задача решается театральными средствами. Круговорот года в вальдорфской школеВ последнюю неделю августа в школе кипит жизнь. Конечно, больше всего волнуется классный учитель, но и другие учителя готовятся: пишут сценарий праздника и ставят маленький спектакль, стараясь, чтобы этот день стал особенным в жизни первоклассников. Сентябрь пробегает незаметно, и вот мы стоим на пороге праздника урожая, с благодарностью принимая все изобилие даров осенней природы. Праздник урожая трансформируется в средней и старшей школе в праздник Мужества, праздник Михаила. Мы уже не можем просто бездумно пользоваться дарами природы, мы начинаем осознавать свою ответственность за происходящее на земле. «Если не я, то кто? Что делает человека свободным?» – так могут звучать темы круглых столов.Пока старшие заняты решением глобальных вопросов, младшие уже ждут следующий праздник – праздник фонариков, или праздник Мартина. Чтобы пережить темное ноябрьское время, нужно зажечь фонарики. Но никакой внешний свет не прогонит тьму, царящую внутри человека. От агрессивности к поиску внутреннего света. Ярмарка – самое грандиозное мероприятие года. Когда все – учителя, ученики, родители, бабушки, дедушки и просто знакомые – работают над тем, чтобы школа превратилась на один день в сказочный дворец, где можно найти все что душе угодно. Мастерские, кафе, представления, аттракционы, продажа сувениров… Близится конец полугодия. Старшеклассники завершают его отчетом групповых проектов, проходящим в форме презентации – рассказа о работе. Рождественский фестиваль: музыка, эвритмия, небольшие сценки на иностранных языках подводят итог работе творческих дисциплин. Рождество и Новый год. Подарок родителей 4-го класса младшей школе – традиционный новогодний спектакль, часто превращающийся в феерическое действо. Январь, наверное, единственный месяц в школе, свободный от праздничных мероприятий. В феврале, на День влюбленных, мы ждем наших влюбленных в школу выпускников. Вот и Масленица – дебют родителей 1-го класса! Грандиозный праздник на улице с возведением снежной крепости, спектаклем, аттракционами, русскими песнями и блинами.Но пора и честь знать. Конец третьей четверти проходит спокойно, в интенсивной рабочей атмосфере. Музыкальный фестиваль, где ежедневно в течение недели выступают различные музыкальные ансамбли и солисты, требует сосредоточенности и выносливости и от исполнителей, и от публики.Переживание праздника Пасхи в школе особенное событие. Со старшими мы говорим о смерти и о смысле жизни, с младшими радуемся пробуждению природы. И вот май… Что еще можно успеть за три последние недели? У старшеклассников опять полугодовой отчет о работе групповых проектов, а младшие и средние классы усиленно готовятся к показу спектаклей. Последний фестиваль в году – театральный. Наша школа любит театр.Но и это позади. А ведь учебный год еще не окончен. Вам кажется, что каникулы в школе длятся 3 месяца? Это совсем не так. В июне не только экзамены, но и прощание с выпускниками 11-х и 9-х классов. Два последних аккорда года – выпуск 9-х и 11-х классов, два небольших спектакля учителей и выступления-поздравления-спектакль родителей.P.S. С апреля 2013 года Михаил Ильич Случ работает в новой должности – он начальник Юго-Западного окружного управления образования Москвы.Татьяна КЛИМОВА, старший научный сотрудник кафедры эстетического образования и культурологии Московского института открытого образования
Выбор читателей
Комментарии