В другой раз я сказал после мониторинга ученице: «Но ведь так не думаешь». «Да, – ответила она, – я действительно так не думаю. Но я решила, что если они прислали такой текст, значит, нужно писать так, как им нужно».
Я хорошо понимаю, как могли возникнуть такие вопросы и такие ответы. Я прочел множество пособий по подготовке к части С ЕГЭ по русскому языку (их анализ дан в моей книге «Сочинения о жизни и жизнь в сочинениях»). Ни в одном я не встретил примера, в котором бы ученик спорил, сомневался, не соглашался. В каждом задании С ученика на экзамене спрашивают, согласен или не согласен он с предложенным текстом. Но это иезуитский вопрос. Вот передо мной методическое письмо (оно висит в Интернете), сочиненное в ФИПИ, для проверяющих часть С. Исходный тезис: «Ученики обосновывают справедливость нравственных аксиом, в справедливости которых никто (!!!) не сомневается, потому что они включены в парадигму нравственной культуры». А потому аргументация здесь «выступает не как логическое обоснование (!!!), а как определенным образом сформулированное выражение личностного отношения к выдвинутому утверждению». Естественно, это личностное отношение заранее задано в предложенном тексте. Однажды пришел текст, в котором доказывалось, что одиночество для человека выступает со знаком плюс. Все, значит, и будут об этом писать. Только не будут знать, что привести в пример, потому что в русской литературе одиночество – трагедия и боль. Достаточно вспомнить Татьяну Ларину («вообрази, я здесь одна, никто меня не понимает»), Печорина, Базарова, Раскольникова, гениальный рассказ Чехова «Тоска». А что касается жизни, то вот только вчера я прочел об исследовании, проведенном среди москвичей: страх смерти уступает место боязни одиночества. Это тревожит и молодежь, и людей пенсионного возраста. Но в том-то и дело, что в подавляющем большинстве случаев то, что выпускники пишут о жизни на экзаменах, к реальной жизни не имеет никакого отношения. А это убивает и язык, и стиль написанного. Ведь взволнованно, ярко, талантливо пишут лишь тогда, «когда строку диктует чувство» (Пастернак). Но если можно и даже нужно писать о том, что ты не думаешь и не чувствуешь, то почему нельзя купить ответы на экзаменационные вопросы, связаться по телефону с репетитором, вынуть в туалете шпаргалку из банка примеров? Ведь это явления того же порядка. Что посеешь, то и пожнешь. Слишком часто от выпускников требуют того, что просто-напросто по-человечески написать невозможно. Проблемы экзаменов не процедурная проблема прежде всего, не только организационная, она в первую очередь проблема содержательная. Идея ЕГЭ как идея объективного экзамена сама по себе возражений не вызывает. Но дело не только в том, что этой объективности в полной мере достигнуть не удается. Дело не только в том, что результаты ЕГЭ далеко не всегда свидетельствуют о качестве знаний ученика и качестве преподавания (об этом моя статья в 8-м номере журнала «Знамя», который есть в Интернете). Дело в том, какое место занял этот экзамен в жизни школы и нашего общества. Только не надо думать, что все тут в самом ЕГЭ и что именно с него все эти проблемы начались. Помилуйте! Николай Иванович Пирогов, великий хирург, великий педагог и организатор народного образования, в своих замечаниях на отчеты морских учебных заведений в 1856 году писал: «Я почти ежегодно убеждаюсь, что экзаменационное направление в наших училищах вредно, оно возбуждает наклонность учащегося учить для экзаменов, а не для науки». Много раз к этой проблеме обращался на рубеже XIX-XX веков Василий Васильевич Розанов. «Учитель прежде всего готовит учеников к экзамену, за успешность которого он формально отвечает перед начальством, да и ответственен перед учеником». А посему «центр тяжести преподавания пал на сплошное, компактное, торопливое усвоение фактов, фактов и фактов: фактов грамматических, фактов географических, фактов исторических, даже фактов Божественных, но всегда и везде непременно факты, без всякого около них размышления». С тех пор как все это было написано, прошло более ста лет. И каких лет! «Чему, чему свидетели мы были!» И что же? В 60-70-е годы я десять лет работал в Московском городском институте усовершенствования учителей. Из московской «Учительской газеты» я с удивлением узнал, что я принадлежу к «знаковым фигурам института» и что моя работа с учителями «незабываема для старшего поколения словесников». Это было написано в связи с 75-летием института. А удивлен я был, потому что как раз в год этого юбилея исполнилось ровно сорок лет с тех пор, как передо мной закрылся вход в учительские аудитории института. Но помнят, как видите. И три года назад меня пригласили в институт, чтобы вручить грамоту за хорошую работу и тысячерублевый купон на покупку косметики. Так вот. Поднялся я на второй этаж и обомлел. Дело в том, что когда-то в институте висел призыв «Наша цель – коммунизм». И вот я вижу новый лозунг, уже наших дней: «Наша цель – ЕГЭ». Но ЕГЭ, как к нему ни относиться, целью быть не может: это инструмент измерения. Но в том-то и дело, что он действительно стал целью для школы, учителя, ученика, родителей. Вот на страницах московской «Учительской газеты» выступает учитель года Москвы-2004, президент некоммерческого партнерства «Столичный учитель» Андрей Лукутин. Он делится со своими коллегами-учителями мыслями по учебнику истории, а они его спрашивают про другое. «В ответ я услышал резюме, достойное того, что происходит сейчас в образовании: все хорошо, ну просто замечательно, говорили мне коллеги, но ты нам самое главное не сказал: по этим учебникам к ГИА и ЕГЭ подготовиться можно? И все! Больше ни вопросов, ни предложений». Да и на меня самого после выпускного вечера жаловалась классному руководителю мать одного моего ученика, который, кстати, хорошо сдал экзамены: «Вот и нужно было Льву Соломоновичу не учить их думать, а готовить к ЕГЭ». Когда я думаю о ЕГЭ, мне все время хочется произнести знаменитые слова из пьесы Шварца «Тень»: «знай свое место». Но это уже давно не тень. Ведь это она определяет престиж школы, огромные премиальные, судьбу учителя и судьбу ученика, зарплату учителя. ЕГЭ, точнее его современная модификация, обмеляет течение преподавания в школе. Обмеляет потому, что засоряет его многочисленными фактами и фактиками, которые нужны только для экзамена и после него легко испаряются. Зачем нужно знать о том, что такое парцелляция, о которой даже в девятитомной литературной энциклопедии сказано, что это редко употребляемый термин (вспоминается Чехов: «они хочут свою образованность показать»)? Зачем нужно знать, чем обобщенно-личное предложение отличается от неопределенно-личного? Зачем нужно знать про бессуффиксный способ словообразования, которого нет в большинстве учебников? Он обмеляет, потому что выводит с урока нечто очень важное (а зачем на уроке, если его нет в ЕГЭ?). Хорошо помню, как в детстве и юности читали мы книги о героях и мучениках науки, об охотниках за микробами (так называлась книга Поля де Кюри), как обо всем этом рассказывали нам учителя на уроках. Но что знает сегодняшний стобалльник по физике о Нильсе Боре, Льве Ландау, Игоре Курчатове? Читал ли нынешний стобалльник по биологии «Белые одежды» Дудинцева или «Зубра» Гранина? Знает ли он о трагедии нашей генетики, слышал ли такие имена, как Николай Вавилов и Трофим Лысенко? А зачем? Ведь главное – это А4, Б3 и С2. Поистине сатана там правит балл! И вот расплата за все это. Так получилось, что моя жизнь часто пересекалась с людьми, которые создавали атомную мощь родины и выводили ее в космос. А сегодня и в атомной, и в космической отрасли работают в основном далеко не молодые ученые, техники, инженеры, рабочие. И только 5% наших выпускников считают занятие наукой престижным делом. Но фарисеи от КИМов сочиняют для экзаменов текст о романтике работы ученого. И что там может написать современный школьник непрофильных классов? ЕГЭ обмеляет процесс течения преподавания в нашей школе и потому, что в нем непомерную роль стали играть тесты. Между тем уже давно доказано, что тест есть проверка частных знаний, тест предельно стандартизирован, в то время как творчество принципиально нестандартно. Тест может быть использован как инструмент промежуточной проверки знаний, какой-то его конкретной части. А итоговая проверка знаний по русскому языку может протекать только в таких формах, в которых экзаменуемый демонстрирует владение формами речевой деятельности. Я ссылался на эти размышления ученого еще тогда, когда все это только начиналось. А ведь у нас можно сдать ЕГЭ по русскому языку неплохо, даже не выполнив задание С. Да и во что последнее иной раз превращается, я уже говорил. Не могу не согласиться с Михаилом Маяцким из Высшей школы экономики в его рассуждениях о том, как потребляет знания современный школьник и студент: «Ушло в прошлое понятие корпуса знания, когда определенные факты встраивались в организованный ансамбль. Сейчас, при общей клипизации восприятия, прежде всего студенты, а потом и все люди довольствуются одним вырванным элементом, к которому обращаются часто без авторства, без связи с теоретически целым».
Комментарии