Сначала переживания Алеши понятны всякому: “Учитель очень его хвалил, однако Алеша не принимал его хвалу с тем удовольствием, которое прежде чувствовал он в подобных случаях. Внутренний голос ему говорил, что он не заслуживает этой похвалы, потому что урок этот не стоил ему никакого труда”. Сравним это с радостью от случайно-правильного ответа на экзамене. Я так однажды сдал Диккенса – пересказал преподавателю всю его лекцию в подробностях, не прочитав ни одной страницы Диккенса. Радость испытываешь. Стипендию получаешь. Но гордость страдает.
Дальше случается поворот. “Алеша, как сказал я уже выше, сначала стыдился похвал, чувствуя, что вовсе их не заслуживает, но мало-помалу он стал к ним привыкать, и наконец самолюбие его дошло до того, что он принимал, не краснеясь, похвалы, которыми его осыпали. Он много стал о себе думать, важничал перед другими мальчиками и вообразил себе, что он гораздо лучше и умнее всех их. Нрав Алешин от этого совсем испортился: из доброго, милого и скромного мальчика он сделался гордый и непослушный. Совесть часто его в том упрекала, и внутренний голос ему говорил: “Алеша, не гордись! Не приписывай самому себе того, что не тебе принадлежит; благодари судьбу за то, что она тебе доставила выгоды против других детей, но не думай, что ты лучше их. Если ты не исправишься, то никто тебя любить не будет, и тогда ты, при всей своей учености, будешь самое несчастное дитя!”
Давайте временно забудем, в какую игру играет с детьми автор, предлагая им не задавать лишних вопросов и одновременно верить в правдивость повествования. Давайте допустим, что Алеша почему-то стал не краснея принимать похвалы, а не сошел с ума от мучений гордости и от жизни в постоянной лжи. Давайте приглядимся вот к какому пункту. Он стал важничать перед другими мальчиками – и сделался гордый и непослушный. Чем же, собственно, он важничал, и как бы это могло выглядеть? Важничал он тем, что ему ставили пятерки: то есть, успехом у начальства. Мог ли он говорить своим товарищам в дортуаре: “Ты дурак, ничего не знаешь, а я знаю все?” Или: “Вот меня позовут на торжественный обед с господином инспектором, а тебя нет?” Допустим. Кто из нас не говорил такого товарищам в дортуаре. Но раз-два-три – и у тебя нет товарищей. И всякий заносчивый малый, который дорожит компанией, не говорю уж друзьями, это мгновенно просекает и не только больше не ведет себя надменно, но пытается поделиться своими умениями с товарищами: например, решает за них домашку. Нет, не отношения Алеши с товарищами интересуют рассказчика. ГОРДЫЙ и НЕПОСЛУШНЫЙ, вот, что сводит автора с ума. И кого же он делает гордым, кто же тот мальчик, которому СУДЬБА ДАЛА ВЫГОДЫ ПРОТИВ ДРУГИХ ДЕТЕЙ? Это несчастный сирота, который, в отличие от других детей, год за годом проводит свою жизнь в пансионе, в одиночестве, с рыцарскими романами на немецком языке. За способности, которые автор объявлет приобретенными нечестно, он наказывает его гордостью, высокомерием, пренебрежением к товарищам, которые…
А что же они? Что же товарищи? Этой темы автор старается не касаться. Однажды мы уже видели, как он обходит ее. Он НИЧЕГО не рассказывает об отношениях Алеши и одноклассников. Однако в нужный момент (я забегу вперед) – в момент, когда учитель собирается сечь Алешу розгами и мальчик, рыдая, бросается к нему и обещает исправиться, – рассказчик выпускает на арену соучеников: “Слезы и раскаяние Алеши тронули товарищей, и они начали просить за него; а Алеша, чувствуя, что не заслужил их сострадания, еще горше стал плакать! Наконец учитель приведен был в жалость”. Эта сцена, конечно, покажется любому завучу образцовой. Я еще к ней вернусь. Главное, что надо заметить пока: тут мальчики вдруг появляются. И тем страшнее, тем постыднее молчит о них автор в следующей сцене. Алешу все-таки высекли. Он отправляется в спальню. Он сидит там (возможно, как в тюрьме, ложиться днем запрещено) – с кровоточащими шрамами, униженный, одинокий – и плачет. “Ввечеру, когда другие дети пришли спать, он также лег в постель, но заснуть никак не мог!” Вот все, что рассказано о том, как другие дети пришли ввечеру. Вот, что может рассказать читателям автор о дружбе, сочувствии и детях.
Вернёмся.
Итак, мальчик стал гордый – эту тему мы обсудили – и НЕПОСЛУШНЫЙ. Эта тема, конечно, для автора главная.
“Притом Алеша сделался страшный шалун. Не имея нужды твердить уроков, которые ему задавали, он в то время, когда другие дети готовились к классам, занимался шалостями, и эта праздность еще более портила его нрав”.
Страшно интересно, каковы эти шалости. Шалить трудно в одиночку. Шалят вместе – против взрослых. Против начальников. Против принуждений и установлений. Шалить против товарищей – гиблое дело, для этого нужна хоть какая-нибудь компания. То есть, если тебе скучно и хочется играть – нужны товарищи, и ты не станешь их обижать.
Алеша шалит “все больше” (научиться бы мне шалить больше!) – и автор наказывает его вот какой перипетией. Алеша обнаруживает, что потерял зернышко. (Милый мальчик, у тебя украл его другой Алеша, Алеша Перовский, спрятавшийся под именем Антонина Погоржельского! – кричу ему я. Не слышит, бедняга). А потеряв, не может “говорить урок”, то есть “проговорить заданное”. Учитель отправляет мальчика учить в спальню, через несколько часов заглядывает туда, и, увидев, что Алеша плачет, спрашивает выучил ли тот урок.
Давайте прочтем вместе. Может, из этой сцены выросло не одно поколение русских мальчиков.
“Когда пришло время другим детям ложиться спать, все товарищи его разом нагрянули в комнату, и с ними пришел опять учитель.
— Алеша! Знаете ли вы урок? — спросил он.
И бедный Алеша сквозь слезы отвечал:
— Знаю только две страницы.
— Так видно и завтра придется вам просидеть здесь на хлебе и на воде, — сказал учитель, пожелал другим детям покойного сна и удалился”.
Кухарку, собиравшуюся убить курицу, автор делает замечательно конкретной и живой злодейкой, даже наделяет потешным финским акцентом. У маленького читателя это должно вызвать сильное личное чувство к ней.
Учителя автор предлагает считает силой безличной, имеющей право мучить мальчика.
Если таковы времена и принято так же резать кур, как принято мучить школьников, то к чему же автор велит нам не любить финку – пусть даже показанную глазами Алеши, который посочувствовал курице? Отчего бы не увидеть алешиными глазами и учителя, который его истязает?
Нет. Автор предлагает нам – детям – считать мучения, причиняемые старшими, благом. Не задавать лишних вопросов.
И продолжает так: “Алеша остался с товарищами. Тогда, когда он был доброе и скромное дитя, все его любили, и если, бывало, подвергался он наказанию, то все о нем жалели, и это ему служило утешением”.
То есть, все-таки наказание способно вызывать жалость? И дети способны сочувствовать товарищу? Конечно, не ставя под сомнение правоту карающей силы, но сочувствовали? Что же случилось теперь? –
“…но теперь никто не обращал на него внимания: все с презрением на него смотрели и не говорили с ним ни слова”.
Почему же они смотрели именно с презрением – за что им было его презирать? За слезы? За то, что его наказали? За то, что он наконец не смог ответить урок и, как сказал бы учитель, опозорился на глазах у всего класса?
Нет. Автор предлагает детям презирать товарища потому, что он считает, что его надо презирать. Потому, что учитель хотел бы, чтобы дети были с ним едины в отношении к мальчику.
Царь хотел бы, чтобы так смотрели на повешенных декабристов.
“Он решился сам начать разговор с одним мальчиком, с которым в прежнее время был очень дружен, но тот от него отворотился, не отвечая. Алеша обратился к другому, но и тот говорить с ним не хотел и даже оттолкнул его от себя, когда он опять с ним заговорил”.
Что же, что же все-таки сделал им Алеша, чего он наговорил им, чем насолил, что они даже в нынешнем его положении не захотели его пожалеть, рыдающего, окровавленного, униженного?
Я знаю, что такого можно сделать. Можно сдать товарищей начальству. А оно применит наказание. Вот за это дети могут – и будут, и должны! – презирать товарища. Имя ему будет у педагогов «молодец», а у друзей «предатель».
Только автор не мог бы сочинить такой сцены: ведь он на стороне начальства. Он пишет во славу начальства. Он и есть начальство.
Всякая порча мальчика, связанная с успехами в смысле оценок, может быть связана только с его новыми отношениями с начальством. Если он теперь делает какую-то детскую карьеру, идя по головам своих товарищей. Но, повторяю, автор попал в ловушку. Он не может о таком рассказывать. Не может, чтобы товарищи невзлюбили мальчика за то, что теперь он, Алёша, – заодно с начальством
Нравоучительная логика, которую он навязывает – мальчик получал пятерки нечестно и потому стал плохим, – опровергается старым методом “от противного”. А что: если бы свои пятерки Алеша заработал честным трудом, разве не мог бы он стать гордым, заносчивым, нехорошим с товарищами?
И следует поразительный по жестокости поворот. Снова объявляется Чернушка, возвращает Алеше зернышко и просит “исправиться от пороков”, которые уже взяли над мальчиком верх (потому что взрослые дали ему зернышко). И мальчик, опять вооруженный волшебством, отлично отвечает урок. Но учитель (поистине инквизиторская изобретательность автора) теперь не верит, что ВЧЕРА Алеша молчал по незнанию, а не нарочно, “из упрямства”. Кроме того, выясняется, что он сегодня не учил урока.
Я сказал, “выясняется”? Как же это выясняется?
“Алеша замолчал. Наконец дрожащим голосом сказал он:
— Я выучил его сегодня поутру!
Но тут вдруг все дети, огорченные его надменностию, закричали в один голос:
— Он неправду говорит; он и книги в руки не брал сегодня поутру!
Алеша вздрогнул, потупил глаза в землю и не сказал ни слова.
— Отвечайте же! — продолжал учитель, — когда выучили вы урок?
Но Алеша не прерывал молчания: он так поражен был сим неожиданным вопросом и недоброжелательством, которое оказывали ему все его товарищи, что не мог опомниться”.
Не знай мы всей истории, могло бы показаться, что читаешь Сэлинджера или Голдинга. Что “огорченные надменностию” дети – ядовитая ирония автора.
Но нет. Это не ирония. Если никаких дурных поступков Алеши мы не знаем, а единственный его поступок в сказке – хороший (он спас курицу от ножа) и привел мальчика к беде, то поступок детей однозначен и красноречив. Маленькие негодяи сдали товарища. Алеша мог бы поразиться не только их недоброжелательством, но в первую очередь – недоброжелательством автора, который придумал такой поворот сюжета, чтобы привести героя к катастрофе. Автор не дал ему возможности осознать последствия своей “гордыни”, наладить отношения с одноклассниками – словом, “исправиться от пороков”, а может, и добровольно отказаться от услуг зернышка. Нет: он вернул ему зернышко, чтобы уничтожить мальчика.
И учитель велит принести розги.
“— Чем более вы от природы имеете способностей и дарований, — сказал он Алеше, — тем скромнее и послушнее вы должны быть. Не для того Бог дал вам ум, чтоб вы во зло его употребляли. Вы заслуживаете наказание за вчерашнее упрямство, а сегодня вы еще увеличили вину вашу тем, что солгали. Господа! — продолжал учитель, обратясь к пансионерам. — Запрещаю всем вам говорить с Алешею до тех пор, пока он совершенно исправится. А так как, вероятно, для него это небольшое наказание, то велите подать розги”.
Товарищи, как мы помним, пытаются заступиться за Алешу.
“Наконец учитель приведен был в жалость.
— Хорошо! — сказал он. — Я прощу вас ради просьбы товарищей ваших, но с тем, чтоб вы пред всеми признались в вашей вине и объявили, когда вы выучили заданный урок?
Алеша совершенно потерял голову… он забыл обещание, данное подземельному королю и его министру, и начал рассказывать о черной курице, о рыцарях, о маленьких людях…
Учитель не дал ему договорить…
— Как! — вскричал он с гневом. — Вместо того чтобы раскаяться в дурном поведении вашем, вы меня еще вздумали дурачить, рассказывая сказку о черной курице?.. Этого слишком уже много. Нет, дети! Вы видите сами, что его нельзя не наказать!
И бедного Алешу высекли!!”
Что же значат эти два восклицательных знака, похожих на розги? Может, сочувствие? Своего рода. Сочувствие следователя к лежащему в луже на каменном полу запытанному заключенному, который если бы не стал на путь возмутительной измены, сидел бы сейчас с семьей чай пил.
Вот, мои дорогие маленькие, а теперь уже большие и лысые друзья, чего вы не помните, чтó вы постарались забыть о сказке про черную курицу.
Что мальчик Алеша не проговорился о мире подземных жителей.
Что он не забыл своего обещания.
Он не пренебрег честным словом.
Нет: его запытали.
Посмотрите на этого десятилетнего мальчика, стоящего между немцем с розгами, имеющим над ним полную власть, и пионерским собранием, которое со всей искренностью и страстью поможет товарищу стать на путь исправления.
Мальчик Алеша дал показания под пытками. Под пытками автора.
Но они на этом не кончились.
Когда избитый Алеша лежал в спальне, пришел министр Чернушка. Пришел сообщить, что, поскольку Алеша их выдал, маленькому народу придется отправиться в изгнание. Чернушка – взрослый человек. Что же он говорит десятилетнему мальчику:
“Я тебя прощаю; не могу забыть, что ты спас жизнь мою, и все тебя люблю, хотя ты сделал меня несчастным, может быть, навеки!”
Вот с чем оставляет он Алешу, этот негодяй из царства подземных негодяев. Это его благодарность. Но и это еще не все.
“Министр поднял обе руки кверху, и Алеша увидел, что они были скованы золотою цепью… Он ужаснулся!..
— Твоя нескромность причиною, что я осужден носить эти цепи, — сказал министр с глубоким вздохом, — но не плачь, Алеша! Твои слезы помочь мне не могут. Одним только ты можешь меня утешить в моем несчастии: старайся исправиться и будь опять таким же добрым мальчиком, как был прежде. Прощай в последний раз!”
То есть, в чудесном подземном царстве Чернушку наказали за грех, совершенный, как отлично там знали, не им.
“Во всю ночь не мог он (Алёша) сомкнуть глаз ни на минуту. За час перед рассветом послышалось ему, что под полом что-то шумит. Он встал с постели, приложил к полу ухо и долго слышал стук маленьких колес и шум, как будто множество маленьких людей проходило. Между шумом этим слышен был также плач женщин и детей и голос министра Чернушки, который кричал ему:
— Прощай, Алеша! Прощай навеки!..
На другой день поутру дети, проснувшись, увидели Алешу, лежащего на полу без памяти. Его подняли, положили в постель и послали за доктором, который объявил, что у него сильная горячка.
Недель через шесть Алеша, с помощию Божиею, выздоровел, и все происходившее с ним перед болезнию казалось ему тяжелым сном. Ни учитель, ни товарищи не напоминали ему ни слова ни о черной курице, ни о наказании, которому он подвергся. Алеша же сам стыдился об этом говорить и старался быть послушным, добрым, скромным и прилежным. Все его снова полюбили и стали ласкать, и он сделался примером для своих товарищей, хотя уже и не мог выучить наизусть двадцать печатных страниц вдруг — которых, впрочем, ему и не задавали”.
Странная потаенная горечь в этом последнем предложении. Ведь, казалось бы, все хорошо: тяжелый сон прошел, Алеша исправился. Правда, лишился чудесного дара – но так и не нужен никому этот дар, никто же не ТРЕБУЕТ, чтобы мы знали наизусть двадцать страниц. Автор как будто доказал себе всё, что хотел, и делает вид, что доволен, – а сам, похоже, огорчен.
Зато мы теперь можем испытать облегчение. Соединив все подвохи и ошибки в доказательствах, сделав затеянную им игру свидетельством против него самого, мы видим, что настоящая мораль сказки не та, которую предпочитает хранить моя память. Это история не о том, как плохо предавать. И не о том, что без труда не вытащишь золотой ключик из пруда. Она вся, от начала до конца, о том, что не надо ЗАНОСИТЬСЯ. Как это «заноситься», как выглядит заносчивость, автор показать не захотел или не сумел; но твердо знает, кто судьи: начальники и коллектив. Они скажут тебе, когда ты заносишься. Они объяснят, что такое гордость. Не будь ГОРДЫМ – тебе ничего не принадлежит: ни свойства, ни таланты, ни ты сам. Ни, тем самым, – воля. Ни, тем самым, – право. Ни, тем самым, – ответственность. Воля, право, ответственность принадлежат ДРУГИМ. Одни из них скажут, что действуют от имени царя, другие, что от имени людей, третьи, что от имени бога. Чья сила – того и правда.
Однако игра выше мысли. И что бы ни хотел доказать автор, от его сказки, если убрать нравоучительные комментарии, остался страшный сюжет о том, что делают в России с мальчиками, у которых есть ум, сердце и тайна. Может, и вправду Алеша сделался примером для товарищей.
Памяти Михаила Семеновича Сапиро,
учителя русского языка и литературы, научившего нас читать.
Уважаемый Олег Вениаминович! Вы привели меня в глубочайшее смущение настолько, что, дав себе слово больше не встревать в толкования, я решил на этот раз нарушить слово.
Если Вы допускаете, что ваше видение может быть оспорено, читайте дальше, если нет, – бросьте это.
Итак, по вашему мнению, которое отлично сформулировано в предпоследнем абзаце, мораль сказки о Черной курице “Не будь ГОРДЫМ – тебе ничего не принадлежит: ни свойства, ни таланты, ни ты сам. Ни, тем самым, – воля. Ни, тем самым, – право. Ни, тем самым, – ответственность. Воля, право, ответственность принадлежат ДРУГИМ. Одни из них скажут, что действуют от имени царя, другие, что от имени людей, третьи, что от имени бога. Чья сила – того и правда.”
Так позвольте с Вами не согласиться. Образованный и творческий человек безусловно сумеет правдоподобно перетолковать большой подробно написанный литературный текст. Это правовые, юридические документы пишутся так, чтобы избежать любого другого смысла, так их неспецу читать невозможно.
Вашу точку зрения Вы подкрепляете множеством утверждений (они тоже являются вашими толкованиями и только) о причине вознесения Алеши учениками, а после о падении его в их глазах, о роли труда в достижении успеха, о наказаниях, даже “пытках” и праве не хранить честь под пытками и другими.
По-моему, они выглядят очень притянутыми и как раз для того, чтобы в конце вашей рецензии всё сошлось и вывод ваш оказался верным. Не стану говорить о каждом доводе, но на вскидку – да, необычные вдруг открывшиеся способности у детей обычно вызывают чувство любования, преклонения, зависти, некоторого страха может быть. На этом построены все сказки с необыкновенными возможностями героев. А потеря этих свойств обрекает ставшего обычным на некоторое даже презрение.
По-вашему Алешу “запытали”. Он нарушил слово “под пытками”. Но Вы же согласитесь, что розги были в том пансионе не для Алеши исключительно. Да, зверский метод наказания – больно и унизительно. Но наверняка не раз применявшийся. Может и сродни пыткам – не знаю, меня никогда не пороли, но били в детстве не единожды в соответствии с мой “мордой лица”. Однако слов “пытки” по этому поводу не приходили в голову…
Не скажу, что сформулированная якобы мораль сказки совсем не проглядывается там. При желании можно и ее там увидеть. (С одним исключением: “тебе ничего не принадлежит: ни свойства, ни таланты, ни ты сам. Ни, тем самым, – воля. Ни, тем самым, – право.” Но вот ответственность как раз ТВОЯ! За то и “пытали” бедного Алешу).
Но теперь уместно вспомнить известный принцип “Бритва Оккама”: все-таки мораль сказки легко формулируется без множества оговорок, и мораль эта – в честности и верности слову, себе, возможности жертвы ради чести. Вот и всё. Если Вам угодно, можно разобрать подробно множество оцененных Вами ситуаций и обстоятельств. Сейчас же я закончу свой удивительный для меня самого спич одной ссылкой. Вы наверняка знаете этот поразительный текст Пантелеева “Честное слово”. Вот это и есть мораль “Черной курицы” – в форме менее художественной, менее цветистой, без “пыток”, из совсем другого времени, почти не сказка, с хорошим концом, о почти придурочном ребенке (по нашему нынешнему представлению), но это ровно о том же.
http://lib.ru/RUSSLIT/PANTELEEW/cheslovo.txt_with-big-pictures.html
А суперспособности, власть других, отношения с ровесниками,.. всё это просто антураж.