Игорь БУТМАН: Вся наша жизнь – импровизация

В 1983 году Игорь Бутман выступал в оркестре Олега Лундстрема – лучшем биг-бенде СССР. «По молодости я во время выступлений частенько перемигивался с девушками в зале, – вспоминает он. – Олег Леонидович, заметив это, нарочно старался встать так, чтобы заслонить меня от публики. Однажды мы были с оркестром на гастролях, а у музыкантов существует традиция: в день последнего концерта обязательно устроить застолье. Выпили мы еще перед концертом, но играли нормально, только, может быть, куражу прибавилось. И вот когда на сцену вышла Ира Отиева (она в то время была солисткой в оркестре Лундстрема), я, войдя в раж, выскочил на середину сцены и ударился в пляс. В довершение всего эффектно упал на колено перед Ирой. Она была в восторге, а Олег Леонидович густо покраснел. Номер имел колоссальный успех, и, вероятно, поэтому мне все сошло с рук. Более того, позже, когда мы выступали вместе с «Машиной времени», Лундстрем сам подошел ко мне и попросил, чтобы я повторил свой сольный танец».

– Вы занимаетесь джазом более тридцати лет. Можете ли сказать, что знаете о джазе все?- Конечно, нет. Даже если бы все знал, все равно должен был бы ответить, что я не все знаю. Я действительно могу чего-то не знать, могу открывать для себя что-то новое в джазе. Иногда какие-то вещи постигаю только теперь и с изумлением думаю: как же я раньше играл, не зная этого?- Вас знают не только в России. Вы самый известный русский джазмен. Но существует ли вообще такое явление – русский джаз?- Русский джаз сейчас в процессе большого скачка.- Что значит – в процессе?- Это значит, мы можем прыгнуть, а можем и не прыгнуть. Потенциально мы в состоянии совершить скачок, но когда это случится, никто не знает. У нас практически нет музыкального джазового образования. Те таланты, которые имеются, не могут раскрыться в полной мере. Да и весь шоу-бизнес не подпитывается талантами.- Вы относите джаз к шоу-бизнесу?- Я даже классику к шоу-бизнесу отношу. И джаз, и классика – это все шоу-бизнес, хотим мы того или нет. Люди работают, получают за это деньги… И если мы находимся в этом пространстве, нам надо его обустроить, как это сделано в Германии, Франции, Австрии. Там музыкант получает государственное пособие. И поэтому он понимает свою ответственность. Мы все жалуемся, что поп-звезды поют под фонограмму, но как не петь под фонограмму, если музыканты плохие, если их не научили качественно играть. Мы теряем русскую школу музыкального исполнительского мастерства, перестали следить за тем, что происходит в мировой музыкальной культуре. А Юрий Шевчук задает Путину вопросы про шахтеров и про уличные митинги. Почему он не спросит про музыкантов, которые находятся в бедственном положении?- Вы девять лет прожили в США, на родине джаза. Чему вы там научились как музыкант?- Я уехал туда в 1987 году, а вернулся в 1996-м. За эти годы я получил подтверждение многих своих музыкальных догадок. Я ведь прежде какие-то вещи делал интуитивно, на ощупь, а приехав в Америку, убедился, что, споря когда-то о чем-то с русскими музыкантами, был практически во всем прав. И не потому, что я такой умный, а потому, что, еще живя в России, многое подсматривал и подхватывал у западных музыкантов, когда они к нам приезжали. В Америке я окончательно утвердился в своих предположениях.- Вы имеете в виду какие-то музыкальные идеи или исполнительские навыки?- И то и другое. Навыки – особенно. Раньше подчас приходилось только догадываться, при помощи каких приемов исполняется джаз. Иногда доходило до смешного. Один наш барабанщик, послушав записи своего американского коллеги, путем особого нажима руками на пластик научился извлекать из барабана точно такой же звук. Он учился этому целый год, а потом оказалось, что у американского музыканта просто была педаль внизу. А еще, пожив в Америке, я увидел, как преподается музыка в одной из лучших джазовых школ мира, что происходит на уроках гармонии, сольфеджио, композиции. К примеру, изучается стиль Телониуса Монка. Тебе показывают, какие он использовал аккорды, в какой последовательности разрабатывал мелодию, как ее строил, варьировал. В конце урока дается домашнее задание: написать пьесу в стиле Монка. На следующей неделе весь класс приносит свои сочинения. Педагог играет на саксофоне или трубе, ему подыгрывает пианист, и таким образом эти сочинения исполняются.- В России обучают джазу как-то иначе?- В России, я бы сказал, джазу вообще не обучают. Если, например, в Беркли имеется тридцать ансамблей, попав в которые ты можешь научиться играть джаз, то у нас в Гнесинке есть лишь один такой ансамбль, его ведет Александр Осейчук. Один! А потенциальных учеников – сотни. Биг-бенд в Гнесинке тоже один – Анатолия Кролла. А в других училищах и биг-бендов нет. Я разговаривал с музыкантами, которые учатся в этих учебных заведениях, они говорят, что им ничего не показывают и не рассказывают. Историю джаза никто не преподает, а если преподает, то плохо. Приезжаешь, например, в Пермь на мастер-класс. «Каких саксофонистов ты знаешь?» – «Игоря Бутмана». – «Молодец! А еще?» – «Кенни Джи». И на этом музыкальная эрудиция нашего будущего джазмена заканчивается. Некоторые музыканты приходят в оркестры, вообще ничего не зная и не понимая! Приходится им объяснять.- Этот ресторан в гостинице «Уланская», где мы сейчас с вами сидим, вам принадлежит?- Нет, и ресторан, и гостиница принадлежат моему другу Александру Ефанову, который приютил здесь меня с моим джаз-клубом. Кстати, именно он когда-то повлиял на мое решение вернуться в Россию. Сказал: «Давай приезжай, здесь нужна хорошая музыка, хороший джаз, я буду тебя поддерживать». Действительно, он потом поддерживал многие мои проекты.- Джаз-клуб в ресторане «Уланский» – один из таких проектов?- Да. Сюда приезжают и мировые звезды, и молодые, пока мало кому известные музыканты. Клуб набирает обороты, развивается. И все это спокойно, без суеты.- Вы тоже здесь выступаете?- Я выступаю регулярно, три-четыре раза в месяц – либо с биг-бендом, либо с моим квартетом. А иногда участвую как гость.- Это закрытый клуб?- Нет, двери открыты для всех. Приходи, располагайся, слушай музыку.- Значит, цена на билет производит отбор посетителей?- Минимальная цена билета – 300-500 рублей. Когда играем мы, билет стоит тысячу. Когда приезжали звезды мирового уровня, мы продавали билеты по шесть тысяч. Но иначе было нельзя, звездам ведь надо платить достойные гонорары.- А почему вы Le Club закрыли?- Это был очень приличный джаз-клуб. Просуществовал он восемь лет. А потом доход стал уменьшаться и владельцы решили изменить профиль заведения, переделали его в мясной ресторан – больше пива, больше футбола по телевизору. В результате Le Club перестал быть культовым местом, и мне пришлось его закрыть.- Вы еще не отказались от идеи создать в Москве крупный джазовый центр, как это сделал в Нью-Йорке Уинтон Марсалис?- Я очень хотел бы создать такой центр, но это тяжелый инвестиционный проект, его трудно осилить. Уинтон выиграл конкурс, получил для строительства центра шикарное место, на которое претендовала Нью-Йоркская опера, но ему пришлось вложить в это дело 128 миллионов долларов. Чтобы построить такой же центр, нам потребуется не меньше. Это огромные деньги, их еще надо найти. Тут могут быть и государственные, и частные инвестиции. Возможны и пожертвования.- Так обратитесь к вашим друзьям. Вы же знакомы со многими представителями бизнес-элиты.- Да, это так, но я должен еще доказать, что это будет именно тот джазовый центр, о котором многие думают и мечтают. Я, например, хочу, чтобы там преподавали музыку, чтобы лучшие музыканты мира давали мастер-класс, чтобы учились самые талантливые наши ученики, чтобы у них были студии, концертные залы. И чтобы там появился музыкальный музей. Его открытием мы отдали бы дань уважения и памяти нашим великим джазменам – Лундстрему, Гараняну, Утесову, Эдди Рознеру, Иосифу Вайнштейну, Цфасману.- Среди ваших друзей не только крупные бизнесмены, но и влиятельные политики, представители власти. Кто больше ищет этой дружбы – вы с ними или они с вами?- Я думаю, тут обоюдное стремление. Мне интересны люди власти, люди бизнеса, люди спорта. Все они чего-то добились в жизни, а это уже серьезный признак. С кем-то из них меня связывают музыкальные интересы, с кем-то – спорт. Я, если вы знаете, когда-то играл в хоккей за ленинградский СКА. Сейчас иногда тоже с удовольствием выхожу на площадку. В составе команды «Росич», где несколько олимпийских чемпионов. Или с командой «Премьер», в которой играют люди уровня министров и замминистров. У нас был, например, благотворительный матч: команда Александра Овечкина против команды Ильи Ковальчука. Играли министры Алексей Леонидович Кудрин, Сергей Кужугетович Шойгу, Рашид Гумарович Нургалиев, президент Татарстана Рустам Нургалиевич Минниханов…- Они хорошие хоккеисты?- Некоторые играют просто здорово, некоторые – как начинающие. Отлично играет в хоккей президент «Альфа-банка» Петр Авен, неплохо смотрятся на площадке и другие бизнемсены. Мне интересно с ними общаться. Если каким-то моим проектам требуется поддержка, эти люди ее оказывают. Но это не значит, что они стоят ко мне в очереди со своими деньгами. Тут все непросто. Право на создание крупного джазового центра надо доказывать.- Зачем вы участвовали в телепроекте «Звезды на льду»? Вам мало музыкальной славы?- Я не ожидал, что «Звезды на льду» получат такой высокий рейтинг и что меня будут узнавать на улице как участника этого шоу. Мне просто хотелось для поддержания спортивной формы попробовать себя в фигурном катании. Хотелось испытать новые ощущения. Ну и потом… Когда ты еще с олимпийскими чемпионами покатаешься на коньках? Это другой мир, другие разговоры, другое понимание успеха.- С хоккейных коньков перейти на фигурные было трудно?- Трудно. Потому что требовалось танцевать под музыку. К тому же коньки оказались великоваты и не было времени их поменять. А во второй раз коньки уже плотно сидели на ноге и кататься в них было легче. После того как я принял участие в этом проекте, у меня расширилась и музыкальная аудитория.- Ваша музыкальная аудитория – это кто?- На мои концерты ходят разные люди. Когда в прошлый раз мы квартетом играли в джаз-клубе, было очень много девушек от 20 до 30 лет. А бывает, приходят люди моего возраста и старше. Джазовая аудитория – она довольно пестрая и по социальному, и по возрастному составу. Как-то мы с Димой Маликовым вместе отдыхали в Италии и пришли на концерт «Шопен в джазе». В зале сидели очень пожилые люди, некоторые – в инвалидных колясках. Джаз увлекает многих.- Что вас связывает с Биллом Клинтоном?- Очень хорошие отношения. Но это нельзя назвать дружбой, мы все же не переписываемся и не созваниваемся каждый день.- А познакомились как?- Впервые я играл для президентов США и России в 1995 году, когда Клинтон встречался с Ельциным. Это было в Москве, в Грановитой палате, на вечернем приеме. Накануне мы с ребятами проводили репетицию, и нас на всякий случай пришел прослушать один ответственный товарищ. Мы что-то сыграли, и один из моих музыкантов говорит: «Игорь, не надо так экспрессивно играть. Люди будут ужинать. Зачем их напрягать?» На что другой музыкант сказал: «Наоборот, надо играть очень эмоционально. Игорь правильно играет». Мы вопросительно смотрим на этого ответственного товарища – что он скажет? Он сказал: «Позвали Бутмана – пусть он и играет как Бутман. Мы ему доверяем, и на нем вся ответственность». После ужина меня подвели к Биллу Клинтону. Мы начали с ним через переводчика, потом я перешел на английский. Мы говорили про наших любимых саксофонистов, про мундштуки, про трости… Клинтон рассказал, сколько саксофонов ему подарили. Их уже было не сосчитать.- Он хорошо играет или так себе?- Он играет достаточно прилично.- В жизни вы склонны к импровизации?- Я все время импровизирую. Когда я жил в Ленинграде, в Веселом поселке, я ходил то налево – на одну автобусную остановку, то направо – на другую, я не мог ходить по одному маршруту. Сама моя натура не позволяет мне делать каждый день одно и то же. Мне кажется, это было бы ужасно. Да и вообще нельзя все просчитать заранее, невозможно прожить жизнь, что называется, по нотам. Практически вся наша жизнь – это импровизация.