Иду не по курсу. Почему молодежь вышла на улицы

26 марта в Москве, а также по всей России прошли многотысячные митинги. Такого количества людей не было даже на Болотной площади. И если раньше на улицы выходили в основном взрослые люди, то в этот раз было очень много молодежи и подростков, которые откликнулись на призывы в социальных сетях. Об этом явлении мы подробно писали в «Учительской газете» (см. «УГ» №14 от 4 апреля 2017 года), где свое мнение высказали политики, социологи, деятели культуры, родители и сами дети. Публикация не осталась незамеченной, в редакцию пришло много писем от читателей, среди них и статья нашего постоянного автора – учителя русской словесности из Москвы, заслуженного учителя России, известного писателя и публициста, замечательного педагога Льва Айзермана. Сегодня Лев Соломонович делится своими размышлениями о том, почему молодежь вышла на улицы.

Новый 1991 год я встречал у близких друзей в Греции, в Афинах. Моя знакомая, приехавшая в Грецию из СССР, показала мне свою школу, в которой она учительствовала. Это то, что у нас называется «начальная школа». Но я сказал, что хочу посмотреть лицей. «Вас туда не пустят. Сейчас проходит всеобщая забастовка лицеистов. И всех учителей они не пускают». Я настаивал. Вполне возможно, я был в тот день единственным учителем на территории Греции, которого пустили в лицей. Когда я около лицея увидел группу учителей с плакатом «Мы не ваши враги, мы ваши друзья», я дал себе слово, что если когда-нибудь я доживу до чего-либо подобного, то ноги моей после этого в школе не будет. Меня тоже не хотели пускать, шли жаркие дебаты, но все-таки слова «я учитель из Советского Союза, скоро уезжаю, и у меня нет времени ждать, когда у вас все успокоится» перевесили все аргументы супротивников.Я спросил, из-за чего забастовка. Оказалось, им вдвое сократили количество дней, которые можно пропускать без уважительной причины. Меня спросили, как складываются отношения с учителями в Советском Союзе. Я сказал, что по-разному. Бывают напряженные, но преобладают спокойно-деловые отношения людей, которые делают одно дело. Нередки товарищеские и даже дружеские.Забастовка проходила весело: играла музыка, если мне не изменяет память, на столах стояло вино. Но вино в Греции не алкоголь.А вечером в городе Патра был убит учитель-коммунист. По общему мнению, это сделали не ученики, скорее всего это была провокация.На следующий день в Афинах состоялась грандиозная манифестация. Ничего подобного я в своей жизни не видел. За одну ночь было сделано все: согласование с властями, ограничение движения по направлению манифестации, напечатаны сотни портретов убитого учителя, вышла газета, посвященная ему, договорились с лицеистами других городов, которые прислали свои делегации, изготовили гирлянды из цветов. Естественно, сейчас учителя шли вместе с учениками. Для меня это было невообразимое зрелище.Но в тот день бастовали водители городского транспорта. А я жил далеко, за чертой города, и вскоре ушел домой. Там меня встретили с облегчением и тут же подвели к телевизору. Оказывается, вскоре после моего ухода из рядов демонстрантов полетели коктейли Молотова в припаркованные дорогие автомобили и в витрины роскошных магазинов. В минуту мирная демонстрация превратилась в побоище. Ведь полиция получила и юридическое, и моральное право на разгон, на газы. Кто за всем этим стоял: ученики, анархисты, которых в Греции всегда хватало и сейчас хватает, провокаторы из полиции? Не знаю.Поздно вечером мы поехали к Политехническому институту. По закону на его территории полиция не могла находиться, и там скрывались зачинщики. По дороге мы видели сгоревшие машины, разгромленные витрины дорогих магазинов, повсюду встречались маленькие костерки – теплый воздух поднимался вверх и уносил вместе с собой газы. Я вышел из машины и стал задыхаться. До этого о газах я читал только в книгах и газетах. Рядом стояли полицейские с карабинами, к которым были прикреплены гранаты с газом. К утру я оклемался, а вот хозяйке дома, в котором я гостил, потребовался врач. Я увидел, какими хрупкими могут оказаться и самые демократические процедуры и как в мгновение блистательно организованная с образцовым порядком манифестация может превратиться в хаос, беспредел, разброд, побоище. Я впервые осознал риски молодежных выступлений.В принципе сама проблема рисков была мне хорошо знакома. С первого же года работы в школе я водил учеников в походы. И с первого же похода я осознал, насколько важна здесь тема безопасности, жизни и здоровья твоих учеников. Я попал в очень сложную, жизненно опасную ситуацию, пережил несколько мучительных дней, и только чудо и ответственность тогдашних ребят спасли нас. Но с тех пор я всегда думаю о рисках, когда проводятся любые мероприятия со школьниками.Я вернулся из Греции (сейчас проверил по паспорту) 14 января 1991 года. А в ночь на 13 января подразделения Советской армии предприняли штурм вильнюсской телебашни. Погибли 14 человек: 13 защитников башни и один офицер из «Альфы». В 5.04 канадское радио передало, что президент Горбачев отдал приказ к отходу армейских сил. Танки отошли от башни и от парламента.А через несколько дней, как и было договорено заранее, я приехал в Вильнюс читать лекции о преподавании русской литературы.За десять лет работы в Московском городском институте усовершенствования учителей я прочел тысячи лекций, да и потом много читал их. Я выступал с лекциями по всей стране – от Вильнюса до Хабаровска, от Баку до Архангельска и от Сыктывкара до Улан-Удэ. Но такого напряжения, такой раскаленности, как тогда в Вильнюсе, не было никогда. Среди моих слушателей были и литовцы, и русские учителя русской литературы. Несколько литовцев обрушили на меня ответственность за всю советскую политику от договора Молотова – Риббентропа до департации перед самым началом войны. Я, отвечая, говорил прежде всего о двух вещах. О том, что беды, потери, жертвы, которые понесла Литва, не есть антилитовские. Это беды, потери, жертвы всех народов Советского Союза, в том числе, естественно, и русского народа. Но болезненно переживали все случившееся и русские. Во время недавнего референдума большинство из них проголосовали за независимость Литвы.После лекции первого дня двое русских учителей повели меня к парламенту. Он был огражден баррикадами из строительных железобетонных блоков. Горели костры. Лежали в изобилии нарубленные дрова. Молодые люди в длиннополых черных шинелях, если не ошибаюсь, с оружием дежурили здесь круглосуточно. Глядя на них, я вспомнил один разговор. В 1986 году после перенесенной мною тяжелой операции классный руководитель класса, в котором я преподавал литературу и который уже оканчивал школу, сказала на родительском собрании, что мне нужна путевка в санаторий, и спросила, может ли кто-нибудь мне помочь. Мама одного из самых лучших моих учениц сказала, что она может достать путевку в любой санаторий Советского Союза. Я назвал литовский город Друскининкай, и неожиданно для меня путевка оказалась в правительственный санаторий Литвы. У меня был отдельный номер, но лоджия моя и моего соседа не были отгорожены друг от друга. И мы с соседом порой встречались на лоджии. Насколько я мог понять, он был одним из руководителей литовского КГБ. И однажды он мне сказал: «Знаете, из-за чего больше всего мне горько. Это наша молодежь. Собираются. Поют литовские песни. Читают какие-то стихи. Чего-то сами пишут. Что-то организуют. Думают о будущей самостоятельной Литве. Но вы же понимаете, что это невозможно и никогда не будет. И больно мне на них смотреть».И вот Литва стояла на пороге своей независимости. Но было там, у парламента, и то, что ранило меня. К подножию парламента была брошена партийно-советская литература: книги Ленина, Брежнева и другие книги. Стояли молот и наковальня. Здесь разбивали советские ордена, медали, значки. Стоял штык, на который накалывали комсомольские и партийные билеты. Сам я был членом партии.Но самым страшным для меня было другое. По школам было дано распоряжение, чтобы дети нарисовали картинки по поводу происходящего. И вот на стенах блоков, из которых были построены баррикады, были наклеены то ли сотни, то ли тысячи детских рисунков. Не знаю, как сказать, то ли антисоветских, то ли антирусских. Я тогда получил и еще один урок: нельзя детей, школьников втягивать в политические разборки, конфликты и противоборство взрослых. Все мною тогда в Греции и Литве пережитое и определило мое отношение к участию школьников в демонстрациях 26 марта 2017 года. Оно сводится к двум положениям. Я полностью отвергаю позицию тех, кто ставит этих школьников рядом с террористами, нашими заклятыми врагами. Я не могу принять взгляды и тех, кто изображает этих школьников как мучеников правды и кто героизирует их, выдавая их участие в манифестации за высокий гражданский подвиг. Судите сами о таком пассаже: «Они нужны стране. И первым делом их надо сделать членами избирательных комиссий с правом решающего голоса. Они должны соответствовать всего двум условиям: 1) ходил ли на марш 26 марта; 2) пятерка по математике». Кстати, почему по математике? Может быть, уж лучше по литературе? К тому же школьников сегодня оценивают не по отметкам, а по баллам сертификата. Но не в этом дело.Нет, нет и нет. Сто лет назад вот так и делили людей, которые с красными бантами и которые не с красными бантами. Выходит, что школьники, которые не ходили 26 марта, те не наши, и продвигать их мы не будем. Это все мы уже проходили. И что такое причастие на верность своим, хорошо знаем. Вот, к примеру, я сам за все последние годы участвовал только в одной акции. Пошел к суду, где судили ветеринара за то, что, оперируя собаку, он для анестезии использовал наркосодержащее средство. А у меня как раз незадолго до того оперировали мою собаку, и я хорошо представлял, что такое операция без анестезии. К тому же мне самому после тяжелой операции в реанимации тоже давали лекарство, содержащее наркотическое составляющее. Ну и что? И если хотите, могу предъявить медицинскую справку: мне после операции на мочевом пузыре хождения по маршам и демонстрациям противопоказаны. Учтете ее, когда будете определять, кто тут наш, а кто не наш?Но дело не только в этом. Есть тут и другие причины, как мне кажется, особо важные.Хорошо понимаю, что легче обличать сильных мира сего, чем спрашивать с самого себя, а уж тем более со своих непосредственных начальников. Но все-таки обратимся прежде всего именно к себе, ибо с кого же начинать, как не с себя. Остановлюсь в этой связи только на двух сюжетах.Как известно, победа или призерство на вузовской олимпиаде почти гарантирует поступление в этот самый вуз. Вместе с широко известным «проходным баллом» существует и менее видимый «обходной балл». Вы берете в репетиторы своему чаду преподавателя, лучше профессора из того самого вуза, где будет проходить олимпиада, знающего, что на этой самой олимпиаде происходит, а возможно, и то, что будет в наступающем году. И считайте, что вы уже в вузе. Я все это слишком хорошо знаю. У меня, опять же это было до ЕГЭ, были блистательные ученики, писавшие прекрасные сочинения, но они вынуждены были брать репетитора для подготовки к сочинению из того вуза, куда поступали, который учил писать их ту лабуду, которую там предлагали на экзамене. При этом делали хитро: одна из тем была по русской литературе первой половины XIX века. Вот и писали 5 сочинений по Грибоедову, 9 – по Пушкину, 7 – по Лермонтову, 5 – по Гоголю. Все они жаловались на тошнотворность этой работы. Но что же делать?Ну, к олимпиаде, естественно, другая работа. Но гарантированно готовит к успеху.Возможен и другой путь поступления оболтуса в вуз. Он приходит на олимпиаду уже с полностью готовым решением всех задач. Ведь «как не порадеть родному человечку». А родной тут или сын, или внук, или племянник. И он потом гордо говорит учителям: «Да не беспокойтесь вы за меня». И весь класс про все это знает. А когда и до меня это дошло, мне было стыдно входить в тот класс. Но еще страшнее то, что касается всех, всех до одного выпускников. Как известно, ЕГЭ по русскому языку сдают все, и во всех вузах нужно итоги этого экзамена представить. А там есть сочинительная часть, раньше она называлась часть С, теперь задание 25. И дает она самый обильный урожай – целых 23 балла. Перед учениками текст. А после текста написано: «Напишите, согласны или не согласны вы с точкой зрения автора прочитанного текста. Объясните почему. Свое (обратите внимание на это свое. – Л.А.) мнение аргументируйте, опираясь в первую очередь на читательский опыт, а также на знания и жизненные наблюдения».Но не верьте, не верьте этим фарисейским словам. Потому что еще в первый же год введения ЕГЭ в нашей школе ФИПИ повесило на своем сайте методическое письмо о проверке этой сочинительной части, и там ясно было сказано: «Смысл аргументации ученика будет заключаться в том, чтобы в очередной раз показать актуальность, важность, жизненность доказываемой этической аксиомы».Что значит «своя точка зрения», «согласны или не согласны», когда это этическая аксиома. К тому же проверяющие получают так называемую информацию о тексте, где ясно сказано, что именно должно быть в написанной учеником работе. И горе тому, кто напишет не то, что есть в этом санкционированном тексте.Я изучил уйму пособий по подготовке к этой самой части С. Ни в одном нет среди примеров работ, в которых ученик что-то спрашивал, в чем-то сомневался, с чем-то спорил. Но зато есть советы зрелых людей неопытной юности. Вот один из них: «Молодому человеку часто очень хочется спорить, отстаивать свою позицию, порой самую неожиданную. Однако давайте вспомним следующее: в подавляющем большинстве текстов утверждаются очевидные истины, которые вряд ли целесообразно оспаривать. Помните, что экзамен не место для неожиданных и смелых экспериментов». О том, что тексты эти нередко бывают безграмотны, бессмысленны, ложны, я много раз писал. Но какое это имеет значение. ФИПИ сказал надо, школа ответила есть.И учителя, и репетиторы учат, как и что надо писать про совесть, про долг, про нравственность, про патриотизм, про все остальное, и предупреждают: никакой отсебятины. И родители взывают: ничего своего. Но никто на совещаниях учителей словесности против этого не восстает. Никто из родителей на родительских собраниях не протестует.Тут мне понадобилась одна статья выдающегося русского педагога В.Я.Стоюнина. Стоюнина у меня дома не было. Взял книгу в библиотеке и на одной странице пережил сильнейшее потрясение. Стоюнин цитирует слово, изобретенное одним русским учителем (а это середина XIX века). Говоря о русской гимназии, учитель этот употребляет слово баллопромышленничество. А разве сегодня, через полтораста лет, мы этим не занимаемся?А тут новое в жизни школы. Итоговое сочинение. Сколько надежд с ним было связано! Только послушайте, что тогда говорили и писали:- Эта форма позволит выпускнику показать уровень лингвистического развития, поразмышлять о важнейших жизненных ценностях.- Важно, чтобы они умели рассуждать над главными проблемами жизни.- Предложенный формат сочинений ориентирован не только на демонстрацию умений связно рассуждать на заданную тему, но и на высказывание своего мнения о мире, себе, окружающих, то есть некоторую открытость, доверительность, исповедальность.- Главное в этом сочинении, чтобы ученики показали понимание жизни и себя, услышали их точку зрения.- Это письменное изложение учащимися своего личного мнения на заданную тему.Но, очевидно, что разработчики испугались этих самых рассуждений о важнейших жизненных ценностях, своих высказываний о мире, открытости, того, что они сами думают о мире, – мало ли что они нарассуждают. Лучше проверенное, привычное. И, назвав за три месяца, о чем будут в декабре эти сочинения, сказали, что главное требование к ним состоит в том, чтобы был хотя бы один пример из литературы. И все было убито. Соответственно учителя, репетиторы, Интернет, печатные пособия стали натаскивать на каждое из направлений: что и как сказать, а все свое вытравлялось начисто. Хотя в лучших сочинениях именно оно дало результаты.Но что посеешь, то и пожнешь.В декабрьском номере журнала «Литература» за 2015 год опубликованы впечатления экспертов Научно-исследовательского университета «Высшая школа экономики», которые приняли участие в проверке и анализе представленных абитуриентами итоговых сочинений, написанных в декабре 2014 года. Примерно за месяц сотни экспертов смогли проверить около 12 тысяч работ. Исследований такого масштаба я в педагогической литературе не встречал. Сам я 5 лет был председателем московской комиссии по проверке медальных сочинений и поэтому, может быть, как никто, могу оценить масштаб и глубину этого исследования. Вот выписки, сделанные мною из публикации журнала.- В ВШЭ поступают очень сильные абитуриенты, но лишь единицы обладают самостоятельным мышлением, нешкольным кругозором, начинающимся за пределами школьной программы. Немногие смогли показать свою личность в этих сочинениях. Основная же масса писала казенно и трафаретно, словно заучив заранее тексты.Прежде чем продолжить, скажу кратко вот о чем. Да, в ВШЭ идут наиболее подготовленные. Но если таковы сливки, то каково же молоко? И второй вопрос, на который я не могу дать ответ. За сочинения вузы могли дать дополнительные баллы вплоть до десяти. Очевидно, что большинство из обследованного массива сочинений этих дополнительных баллов не получили. Но баллы эти и не вычитали из сертификата. И если верно, а это верно, что лишь единицы обладают самостоятельным мышлением, то получается, что все-таки и не обладающие самостоятельным мышлением были приняты. Не значит ли это, что школа не может обеспечить вузы теми, кто им нужен? И не потому ли сейчас вузы будут создавать при себе собственные старшие классы для профильного обучения – классы для себя и под себя? Продолжим.- Сто сочинений из разных мест и школ, интересных – штук десять. (Другой эксперт называет иную цифру: на сто работ достойных лишь пять. – Л.А.)- Книга, даже если она прочитана, становится не собеседником, а банком аргументов. Будем откровенны: цинизм такого рода школьники наследуют от нас. Лет пять назад я услышал от одной учительницы: «А книги зачем читать? Чтобы два балла за второй аргумент получить?» Два первичных балла к ЕГЭ по русскому языку в его сочинительной части представляли абсолютную ценность. Теперь в этой роли оказались и сочинения.- Общее впечатление появилось, когда примерно десятка два работ уже было проверено и не отпускало до самого конца: я читал один и тот же бесконечный и бессмысленный, очень плохой текст, который создан человеком, не умеющим и не желающим ни читать, ни писать, но вынужденным собрать вместе несколько сотен слов на чуждую ему тему без тени сомнения. И гордая самоуверенность, что, повторив слова «патриотизм», «духовность» и «нравственность», автор обречен на положительный результат.- Общий недочет многих работ – уход от конкретной темы к общим рассуждениям, явно использование заготовок, неумение как-то эти заготовки развернуть в нужную сторону, истолковать, а не бездумно скопировать.Не раз эксперты писали, что во многих итоговых сочинениях ученики шли от канонов, стереотипов и лекал сочинительной части ЕГЭ по русскому языку. Я с этим абсолютно согласен. Убежден, что итоговое сочинение, во всяком случае 2014 года, показало, что было посеяно нашими экзаменационными сочинениями по литературе и нашей сочинительной частью ЕГЭ по русскому языку.Оно воистину наше итоговое сочинение. В этой связи я не могу еще раз не отдать должное мужеству Н.В.Беляевой, Л.В.Новикова, С.А.Зинина и Е.А.Зининой, которые в изданной под грифом ФИПИ книге «Итоговое сочинение. От выбора темы к оцениванию по критериям» дали честный анализ первого итогового сочинения по материалам всей страны. Каждый регион по выработанной квоте должен был прислать сочинения. Такой работы в истории русской школы никогда не было. В Институте усовершенствования мы делали анализы по итогам городских сочинений по Москве. Есть книга с анализом медальных сочинений. Но не больше.Вот вывод авторов этой книги: «Лишь 5% проанализированных сочинений обладают оригинальностью творческого замысла. Значительное число сочинений нельзя отнести к категории успешных». При этом авторы обнаружили сочинения, списанные из Интернета, и сочинения о непрочитанных книгах. И еще: «Типичной особенностью проанализированных сочинений является прямолинейность суждений».А официально тогда было объявлено, что с работой справились 95% писавших. А в 2016 году и того лучше: «97% писавших успешно справились с работой». Успешно. Для меня все это куда важнее количества работ.И я думаю, что какая-то часть школьников вышли 26 марта на бульвары, проспекты и площади, потому что их манил свежий, чистый воздух, спасающий от духоты школы. Вот характерное признание одного из одиннадцатиклассников одного из городов нашей страны: «О митинге узнал из группы ВКонтакте. Сразу решил, что пойду. Из моих друзей ходили немногие. Некоторых родители увезли за город. Боялись, что нас перепишут и не дадут окончить школу. Я родителям не говорил, меня бы точно не отпустили. Хотя сами родители дома критикуют власть, в митингах не участвуют – боятся, что на работе это не одобрят. Я не хочу жить в постоянном обмане, всего и вся бояться. Поэтому я пошел на митинг, о чем не жалею».Я хорошо знаю, что и учителям нередко «душно» в школе, в которой они работают. Горестный пример тому судьба человека, вошедшего в пятерку лауреатов Всероссийского конкурса «Учитель года России»-2016 Леонида Бондаря. Его уход из школы, его последние письма весьма красноречивы.Эта горечь знакома и мне. После того как отказался брать деньги с учеников, которые занимались в моем семинаре по литературе о Великой Отечественной войне, мне не продлили аттестацию, точнее, просто не подали мои документы на аттестацию, я вынужден был за три месяца до конца учебного года – своего 63-го учительского года – уйти из школы. Несколько лет назад мне первому в Москве Ассоциацией учителей словесности был вручен знак «За верность профессии». Но ни ассоциация, ни профсоюзы, ни пишущие и говорящие о школе не прореагировали никак. Только «Учительская газета» и четыре школы, которые предложили работу.А что касается нового директора школы, который меня выжил после 25 лет работы в ней, то его за успехи в дойке бюджета и родителей по недоверию уволили из школы через полтора года.Давайте все-таки заниматься очищением прежде сего с себя.