Идей много, а вот денег…

Как выживает в рыночное время обычный сельский интернат? Откуда берут так называемые внебюджетные средства? Об этом и многом другом рассказал директор Дубровенской средней школы-интерната Игорь Гагарин.

– Игорь Михайлович, как вы попали в это образовательное учреждение? Что вас привлекло?

– Попал случайно. Работал в 34-й смоленской школе заместителем директора по административно-хозяйственной части и одновременно учителем физкультуры. Денег, конечно, получал немного, поэтому подрабатывал – был профессиональным тамадой. И вот однажды попадаю на необычную свадьбу – тогдашний начальник областного управления образования женил сына… Через два дня начальник вызвал меня и предложил стать директором школы-интерната. Уломал, я согласился, хотя и знал, что у Дубровенского интерната репутация не из лучших.

– С чего начали работу?

– С поиска денег. Я пришел в то время, когда денег не было ни на зарплату, ни на коммунальные расходы.

– Когда я еще работал в школе, у нас были связи с одним из немецких городов земли Северный Рейн-Вестфалия, немцы-коллеги узнали, что я работаю в интернате, сразу решили помочь. Хотя на немцев особо я не рассчитывал, а рассчитывал на своих земляков.

– И друзья помогли?

– Представьте себе. Покрасили школу благодаря друзьям из фирмы «Стройкомплект» – дали краску. Фирма «Техносад» помогла с аппаратурой. «Теремок» снабжает нас лекарствами.

– Какой им смысл помогать вам?

– Честно говоря, никакого. Я разговаривал с директором «Техносада». Если он перечисляет школе, скажем, три тысячи рублей, то только одна тысяча не облагается налогом, за остальные две он все равно налоги платит. То есть помощь школе – убыток для деловых людей. Думаю, это не по-государственному.

– Как вы благодарите тех, кто помогает?

– У нас есть такая традиция: приезжаем к меценатам и даем концерты.

– А что же государство?

– Ну, во-первых, я уже доволен постатейным финансированием, хотя и не смог отстоять смету такую, какую хотел. Но если раньше я шел к главному бухгалтеру и не знал, дадут нам деньги или не дадут (это зависело от разных нюансов), то теперь постатейное финансирование прибавило уверенности. Даю заявку на неотложные нужды, и по этой заявке идут деньги. С другой стороны, меня заставляют экономить. Например, дали на бензин четыре тысячи рублей в квартал, разве можно уложиться в эту сумму при такой высокой цене на топливо?

– И как же выходите из положения?

– Еду на частные заправки. Говорю: дайте бензин, мне детей надо возить на экскурсии.

– Наверное, это унизительно?

– Мне нравится «крутиться». Раньше бы сидел на государственной шее, «свесив ножки», и ждал, когда бензин дадут. Что касается унижения, то я его не чувствую, ведь прошу не для себя, а для детей. К тому же мы можем отработать – подмести, убрать, навести порядок. Я помогаю людям стать милосердными, понять, что брошенные дети – это общие дети, дети государства, а государство – это мы все. При такой позиции любая помощь становится логичной, оправданной, естественной.

– А область вам помогает?

– Она нас содержит, и у нас нет проблем с выплатой зарплаты, электроэнергией, водой, теплом. В этом смысле хорошо, что мы находимся на региональном бюджете. Впрочем, дело не только в деньгах. Если бы вы знали, какой у меня педагогический коллектив. Правда, много пенсионеров, но заменить их некем. Нет кадров.

– Вы можете дать заявку в педвуз и заказать себе педагогов.

– В принципе могу, но выпускники педвуза в школы идут неохотно. Они устраиваются в фирмы, организации, где платят больше. Я же могу им дать только положенные 15 процентов надбавки за специфику работы в интернате, загрузить кружками и секциями, еще дать полставки воспитателя.

– Не приходило в голову собрать тех бизнесменов, которые вам помогают, и спросить: ребята, на чем я могу тут зарабатывать деньги? Построить теплицы, например, кроликоферму или выращивать шампиньоны.

– Собирал. Приезжали. Смотрели. Тоже говорили о шампиньонах, но для них нужны особые условия. Не получилось. Теплица есть – стоит недостроенная, денег нет на завершение строительства. Кроме того, есть еще и гараж. Тоже недостроенный. Насчет гаража были разговоры с предпринимателями: они открывают автосервис, а я даю группу подростков, которые хотят научиться ремонтировать автомобили. В школе, например, есть секция картингистов: три картинга, одну машину дети собрали сами. Мешает то, что мы расположены далеко от города.

Пытались завести свое подсобное хозяйство, три года подряд засаживал поле капустой, картошкой, свеклой. Так у нас все выкапывали – ни один сторож не брался охранять. Разводили свиней, доход имели. Но опять-таки нашлись ловкие люди: все вынесли. Даже ворота срезали. Я подал заявление в милицию, а там сказали: мы тут убийства не раскрываем, а ты лезешь со своими свиньями. Хорошо, спонсоры сварили новые огромные ворота для овощехранилища. Года четыре назад увели коня ночью… Так что с хозяйством не получается.

Бизнесменам, даже очень добрым, нужно все готовое и сразу, строить не хотят. Они хотят взять то, что есть, и платить за аренду. Им так проще. Кстати, подобная картина со всеми учебными заведениями – аренду бизнесмены приветствуют. Улучшать и организовывать что-то совместно не стремятся.

– На чем же вы можете зарабатывать деньги, коль так дела складываются?

– Наш заработок – через центр занятости. Дети работают на уборке леса, территории вокруг озера, на остановках, за это получают деньги. Часть отдают интернату.

– Они отказываются от денег в пользу интерната?

– Но ведь они здесь живут, это их дом. Почему же они должны жалеть денег.

– А нельзя ли организовать для детей постоянную работу, например, открыть, швейное производство?

– Я – за, дети – тоже, но, во-первых, никто не хочет связываться с детским трудом. Во-вторых, любое кустарное производство оказывается невыгодным для деловых людей.

Смоленская область