Мы были самостоятельными и хулиганистыми, как большинство послевоенной ребятни. Учились в мужской средней школе №11 города Уфы. Занятиями особо себя не утруждали. Случалось, сбегали с уроков и отправлялись на реку Белая смотреть на ледоход. Или забирались в Чапаевские катакомбы, откуда комдив нанес удар по частям белого генерала Каппеля.
В восьмом классе к нам пришла новая учительница литературы Кузнецова Елизавета Дмитриевна. О себе сообщила, что родом из Питера, окончила Бестужевские курсы. Ее дальнейшее предложение пришлось нам по душе:- Прошу вас не читать некоторое время учебник литературы. По плану у нас поэтический роман «Евгений Онегин». Прочтите главу о дуэли Онегина и Ленского. Расскажете, какие мысли она вам навеяла.Очередного урока литературы мы ждали с любопытством. Елизавета Дмитриевна предложила классу поделиться впечатлениями. После паузы встал староста класса.- Считаю, что Онегина надо было расстрелять.- Почему?- Он убил поэта, совершил преступление. Преступник должен быть наказан…На наш взгляд, Славка вполне убедительно обосновал свою точку зрения. Мы взрослели в сталинскую эпоху и были пропитаны ее духом.- Садись, Саитов, – задумчиво сказала Елизавета Дмитриевна. – За оригинальность суждения – «отлично».Класс будто прорвало. Все, кто успел выступить, получили отличные оценки. А Елизавета Дмитриевна в тот день заслужила, по общему мнению, самый высший учительский балл. Однажды во время очередного урока она спросила:- Вы о Сергее Есенине слышали?Класс молчал. Наконец, мой закадычный друг Эдик Насыбуллин поднял руку:- Есенин писал о попах, потому запрещен.- Ты не прав, Эдик. Он не запрещен. Просто пока не издается. Но это величайший поэт не только нашего века. Хотите, почитаю его стихи? Мы слушали разинув рты. Звонок на перемену прозвучал на середине поэмы «Анна Снегина». Учительница хотела закончить чтение, но мы отказались от перемены, тем более что следующим уроком опять была литература.В середине второго урока Елизавета Дмитриевна сказала:- Я слушала Сергея Есенина вместе с другими бестужевками во дворце балерины Кшесинской. Он как раз написал тогда стихотворение «Письмо матери» и читал его.Все было для нас открытием. Вельможи, аплодирующие поэту, выходцу из крестьян. Сама наша учительница среди курсисток-бестужевок… На следующий день она принесла в класс том стихов Есенина в газетной обертке. Вручила Саитову:- Кому интересно, почитайте. Только аккуратно.Мы не просто читали, мы переписывали стихи. Мы с Эдиком заполнили две общие тетради. Елизавета Дмитриевна довольно часто выходила за рамки школьной программы. Она ознакомила нас с творчеством Северянина, Гумилева, Зинаиды Гиппиус, с другими поэтами и прозаиками Серебряного века. Как-то раз Елизавета Дмитриевна сказала: – Я прочитаю вам сейчас четверостишие, а вы попробуйте угадать автора. Согласны?Мы уже мнили себя знатоками поэзии, потому дружно согласились.В поцелуе рук ли, губ ли,В дрожи тела близких мнеКрасный цвет моих республикТоже должен пламенеть.Встал Славка Саитов:- Может, это Гумилев?- Нет, Слава. Наверно, мог бы ответить Эдик Насыбуллин, он был самым начитанным из нас. Но у него была ангина, и родители не пустили его в школу. Его отец преподавал в пединституте, мать работала в газете «Кызыл Тан». Они были одними из первых комсомольцев Башкирии, и сына назвали Идеалом. Мы звали его Эдиком. Много позже, когда у него появились свои дети, он поменял имя на Рамиль. Жить детям с отчеством Идеалович – не избежать насмешек. Для меня же он остался Эдиком.- Вы Маяковского читали? – спросила нас на том памятном уроке Елизавета Дмитриевна.Еще бы! Стихи о советском паспорте нас заставляли заучивать наизусть.- Маяковский, поэт революции, ее трибун, глашатай, как он сам себя называл, в душе оставался лириком, – сказала Елизавета Дмитриевна. – Бунтарь, вожак масс, он, конечно же, был любимцем женщин. Но три женщины – Лиля Брик, Татьяна Яковлева и Вероника Полонская – оставили в его жизни неизгладимые трагические следы. Если интересно вам это, потом расскажу.- Интересно, – хором воскликнули мы….Как-то Елизавета Дмитриевна предложила:- Давайте создадим литературный кружок. Вы все по-своему талантливы, будем выпускать рукописный журнал «Первые опыты». А в канун женского праздника устроим литературный вечер. Пригласим девочек из третьей женской школы.Желание стать членами кружка изъявили все. Однако Елизавета Дмитриевна поставила условие – двоечников не берем. И ведь помогло. Даже Роберт Галеев исправил двойки по нелюбимой химии на твердую тройку…Я долго мучился, не зная, как выразить переполнявший меня творческий порыв. Помогла заметка в газете «Правда» под рубрикой «Их нравы» о том, как пожилой иностранец покончил с собой от безысходности жизни. Рассказ я назвал «Старик». Мой герой-американец бедствовал в поисках работы, замерзал, ночуя под мостом и наконец бросился с этого моста. Елизавета Дмитриевна, прочитав рассказ, сказала:- Писать надо о том, что сам видел, что прочувствовал, – но «добро» на публикацию дала.Эдик не мучился. Он был безнадежно влюблен в Галю из третьей женской школы. Накропал маленькую повесть «Дневник Гали Бурановой». Елизавета Дмитриевна посоветовала отрывок из нее прочитать на вечере. Вечера мы ждали с нетерпением. Девчонки прибыли на него все в отглаженной школьной форме с белыми передниками. Ведущий Славка Саитов предоставил слово автору «Дневника Гали Бурановой». Саитов не лишен был артистизма. Помолчал, заговорщицки окинул зал и объявил, что повесть посвящается одной из девочек, имя которой сохранено в названии.Все присутствующие Гали оказались в центре внимания, а Эдик, несмотря на весьма невыразительное чтение, сорвал бурные аплодисменты. Победителя определяли простым большинством голосов. Девчонки и помогли Эдику завоевать приз «Золотое школьное перо».Елизавета Дмитриевна даже в летние каникулы не обходила своих кружковцев вниманием. После восьмого класса повезла на озеро Аксаковское, в деревню Киешки, принадлежавшую когда-то отцу писателя. Выпросила в воинской части грузовик, покрытый тентом. Усатый старшина пригласил ее в кабину, но она забралась вместе с нами в кузов.Несмотря на тряскую дорогу, учительница просвещала нас:- Киешки в то время назывались Сергеевкой. Там будущий писатель провел одно лето. Впечатления мальчика были настолько сильны, что через многие годы он рассказал о них в книге «Детские годы Багрова-внука». Мы с дочкой уже побывали там. От Аксаковых ничего не сохранилось. Только озеро и воздух, которым они дышали…Озеро было похоже на вытянутую искривленную кишку. В заливчиках сидели мальчишки с удочками. Значит, со времен Аксакова рыба еще не перевелась…Деревня, куда мы подъехали на машине, казалась безлюдной. Мы прошли почти пол-улицы, пока встретили молодую женщину с ребенком.- Не подскажете, где стоял помещичий дом? – Ой, да нету его! – воскликнула она. – Мужики растащили его еще в Гражданскую. Мне бабуля рассказывала, красивый дом у Аксаковых был… После десятого класса кружковцы собрались в последний раз. Елизавета Дмитриевна напутствовала нас:- Все вы хотите поступать на факультет журналистики. Но не все поступите. Не переживайте. Журналистика и литература сами придут к вам, уже обогащенным знанием и опытом жизни. Желаю вам поймать свою Жар-птицу!Мы с Эдиком мелочиться не стали и махнули в Москву, в МГУ. И конечно, проходных баллов на экзаменах не набрали. Эдик вернулся в Уфу, поступил в мединститут. Я выбрал военное училище. Годы спустя Эдик защитит кандидатскую, станет доцентом кафедры психологии….Работу педагога непросто измерить. Результат ее может сказаться через годы. Что касается Елизаветы Дмитриевны, то одиннадцать ее бывших учеников связали свою жизнь с журналистикой и литературой. Рома Назиров стал собкором центральной газеты по Татарстану, Юра Поройков был заместителем главного редактора «Литературной газеты». Слава Саитов – драматург и театральный критик…Пожалуй, наиболее одаренными из нас были Саитов и Насыбуллин. Саитов в Башкирии личность популярная, тем более что он часто выступал по местному телевидению. Насыбуллин – нет. Хотя постоянно сочинял стихи, причем экспромтом. Стихи не записывал, не издавал. Писал Эдик и прозу.Мы с ним навещали Елизавету Дмитриевну в каждый из отпусков. Жила она вдвоем с дочерью Ниной в бараке на улице Октябрьской. Там угощали нас чаем с морковным вареньем. Я докладывал учительнице, что мои заметки печатаются в военных газетах. Она одобрительно кивала, сокрушалась, что Эдик забросил литературу.В один из отпусков мы барака не обнаружили. Жители соседнего дома объяснили, что его снесли, жильцов расселили. В справочной службе сообщили – среди жителей Уфы Кузнецова Елизавета Дмитриевна не значится. Больше мы с любимой учительницей не виделись.И все же точку ставить рано. Напрасно сокрушалась Елизавета Дмитриевна, что Эдик забросил литературу. Проросло зернышко, брошенное учителем в благодатную почву. Об этом я узнал много лет спустя, после того как мой друг перенес первый инфаркт. Тогда он и вручил мне рукопись сказки с названием «Дремучее королевство». Это была даже не сказка, а описание фантастического путешествия подростка, попавшего в подземное Дремучее королевство. Причем порядки, царившие в нем, неуловимо напоминали российскую действительность. Я посоветовал Эдику немедленно отнести рукопись в издательство. Жаль, что книга увидела свет маленьким тиражом. Эдик прожил семьдесят лет. Я стою перед его могилой, гляжу на дату рождения. Вспоминаю слова нашей учительницы, которую он боготворил:- Ты, Эдик, родился в один день с революцией.В голове у меня крутится его экспромт:Луна в ночи белее, чем бельмо.И я похож на раненого зверя,Когда кричат и тыкают в трюмо:«Смотри, дерьмо, какое ты дерьмо!»…И я гляжу, глазам своим не веря.Вот и я не верю своим глазам.Москва
Комментарии