И вновь продолжается бой

Профсоюз работников народного образования и науки, пожалуй, самая боевая общественная организация России. Организация, действия которой в защиту работников отрасли вызывали и вызывают неоднозначную реакцию власть предержащих.

И если несколько лет назад эти действия заставляли власти отвечать, вступать в диалог, делать какие-то шаги, то в последнее время власть в большинстве случаев предпочитает отмалчиваться. Что должен в таких случаях делать профсоюз? На этот и другие вопросы отвечает председатель Московского городского комитета Сергей КУЗИН.

– Сергей Павлович, профсоюз провел акцию, собрал подписи под письмом президенту Путину, передал его представителям в федеральный округ. В ответ – молчание. Провели акцию протеста в связи с планируемым введением отраслевой системы оплаты труда – снова никакого ответа. Проведете еще одну такую акцию, и народ скажет: «Сергей Павлович, а зачем все это надо? Имеет ли смысл проводить такие акции?».

– Это в самом деле самый главный вопрос, на который мы тоже пытаемся ответить. Нужно ли нам вообще протестовать и проводить акции? Думаю, нам надо обязательно отбивать атаки власти на права работников образования. Иначе власть будет думать, что ей можно все. Мы же не хотели погубить как таковую отраслевую систему оплаты труда, нет, пусть она будет. Но! Нам нужно было, во-первых, оттянуть срок ее ведения, во-вторых, добиться того, чтобы все шаги власти были обдуманны и обсуждены с нами.

– Вы не против введения отраслевой системы оплаты труда для работников образования?

– Нет, не против. Я считаю, что для нас это хорошо. Кстати, и повышение зарплаты с 1 октября на 30 процентов – хорошо, правда, пока только для учителя. Для преподавателя вуза – не очень, потому что при введении новой системы оплаты труда он получил бы прибавку в 160 процентов, а не 30. При индексации он такой большой прибавки иметь не будет. Но при введении новой системы в том виде, в каком предлагал Минтруд, пострадал бы учитель, не получающий при этом практически никакого увеличения оплаты своего труда.

Кстати, я вижу еще один результат нашей акции протеста. Что бы мы ни говорили, Валентина Ивановна Матвиенко со своей должности ушла. Это произошло сразу после акции, и я подозреваю, что, став полномочным представителем президента в Северо-Западном округе, она продемонстрировала, что не согласна с предлагаемым проектом отраслевой системы оплаты труда. Или же это была ее реакция на то, что в предлагаемых условиях она никак не может повлиять на улучшение положения бюджетников.

– Вы думаете, что она тоже таким образом протестовала?

– Я думаю, что там, наверху, что-то происходило. Во всяком случае я заметил, что Валентина Ивановна, женщина очень энергичная и деятельная, вдруг перестала что-либо делать для бюджетников. Если в первые два года она пыталась хоть как-то влиять на ситуацию, то в остальное время, как мне кажется, влияли на нее.

– Но ведь ее называли заступницей педагогов.

– И поначалу она действительно ею была. Я понимаю, как ей было трудно. Там, наверху, надо быть со всеми согласной или сохранять нейтралитет, тогда ты сохранишь свое руководящее место. Если не соглашаться с чем-то, протестовать, то придется уйти. Думаю, мы еще не скоро узнаем, что произошло и почему перестала быть вице-премьером Валентина Ивановна Матвиенко. Когда я прочитал доклад Алексея Кудрина, возглавлявшего комиссию по оптимизации бюджетных расходов, понял: знаменитое Постановление №600 примаковских времен, против которого мы тоже протестовали, и очень сильно, по сравнению с этим докладом выглядит намного безобиднее, а ведь общество считало его решением, сводящим образование на нет. Если Постановление №600 предусматривало приостановку некоторых статей законов, то новые предложения касаются их отмены, сокращения студентов-бюджетников, приватизации вузов и школ, увеличения количества детей в классах, уменьшения количества педагогов и так далее. На одной из коллегий министр образования, предупреждая коллег о грядущих «оптимизациях», сказал, что надо отказаться от того, что и так не финансируется. Но, отказавшись раз, потом ничего не получишь, не восстановишь. Скажут: вы же сами предлагали сделать так. Попробуй докажи, что эти предложения были попыткой маневра в трудной ситуации!

– Но ведь оптимизация – это то, что в принципе возможно при модернизации образования в нынешних условиях.

– Ну скажем так: это не что иное, как попытка сэкономить бюджетные средства в первую очередь на образовании. Вообще я наблюдаю множество попыток сделать это при введении тех или иных новшеств. Ввели государственный заказ для вузов, но в будущем он обернется закрытием тех вузов, которые госзаказ не получат. Более того, он лишит государственные вузы возможности вести платную подготовку специалистов в том случае, когда госзаказ не поступил. А, собственно говоря, почему? Ведь на это вуз не будет тратить бюджетные деньги. Кому какое дело, какие образовательные услуги он оказывает, коль скоро вуз – организация свободная, автономная, живущая не только по законам РФ, но и по своему уставу? Получается, что госзаказ улучшает положение негосударственных вузов, которые такого заказа не имеют, но могут готовить каких угодно специалистов за какие угодно деньги. Более того, они смогут в будущем покупать здания тех государственных вузов, которые в силу тех или иных причин будут закрыты. Спрашивается, для чего все это делается, почему под благородными лозунгами речь идет о сокращении бюджетных высших учебных заведений? А изменение статуса госучреждений образования на статус организации? Кому это выгодно?

Ну хорошо, по всей России, может быть, еще десяток таких ректоров наберется, но ради такого маленького количества заинтересованных лиц ставить под удар все остальные вузы? Пусть эти десять-пятнадцать приватизируют свои учебные заведения, если так жаждут этого, но все остальные таких планов не имеют, они хотят сохранить государственный статус вузов. Так что борьба не прекращается ни на день.

– А как вам живется и работается в Москве? Уж тут-то никакой борьбы, видимо, нет, ведь московским педагогам зарплаты платят приличные, надбавки устанавливают, социально защищают. Порой создается впечатление, что московский профсоюз только заикнется о чем-то, а правительство столицы уже все реализует.

– Вы ошибаетесь. Почему-то существует миф, что уж в Москве-то денег хватает. На самом деле картина не такая благостная, и мне приходится постоянно встречаться с Юрием Михайловичем Лужковым, отстаивать права педагогов. В бюджете предусмотрен 30-процентный рост фонда оплаты труда на год. Но никто, кому бы я ни задавал вопрос, не может мне сказать, будет ли увеличена зарплата педагогов и когда. На моей недавней встрече с мэром я услышал от него, что решение принято и первому вице-премьеру Людмиле Ивановне Швецовой дано поручение все ускорить. Но что такое «принято решение» и что такое «ускорить»? Люди уходят в отпуск, они должны получить деньги в полном объеме, им должны сделать перерасчет, но никто ничего не делает, потому что никому ничего не надо. А вы говорите – бороться не надо, бесполезно. Нет, бороться полезно хотя бы потому, что чиновники должны знать: если они ничего не делают, их ждут неприятности.

– Вас не удивляет, что профсоюз, общественная организация, берет на себя очень много функций? И политических, и государственных, и экономических.

– Он не по доброй воле берет на себя эти функции. Его вынуждают это делать. Я, может быть, не прав, но у меня такое впечатление, что профсоюз вообще берет на себя слишком много потому, что больше никто ничего на себя не берет. Потому, что есть определенная доля смелости – нам, профсоюзным работникам, бояться нечего, с работы не уволят! Я могу сказать кому угодно и что угодно. Другое дело, я понимаю, что мне с этим человеком потом все равно придется работать, поэтому приходится выбирать выражения.

– Вы стараетесь строить нормальные отношения с руководителем Московского департамента образования?

– Не скрою, стараюсь, это помогает во многих моментах. Но не лично мне, а московским учителям. Мы действуем заодно, у нас с Любовью Петровной одни и те же цели – улучшить положение работников образования, поэтому нам делить с ней нечего. Я не вижу смысла затевать конфликт там, где все можно решить в режиме партнерства. Уж когда совсем допекут, тогда я взрываюсь. Думаю, что неглупый управленец понимает, сколь большим помощником, сколь надежным партнером ему может стать профсоюз. Любовь Петровна Кезина понимает: если давить профсоюз, начнется такая буча, которая никому, в том числе ей, на пользу не пойдет. Кроме того, Кезина отдает, по-моему, себе отчет в том, что я единственный человек, который, бесконечно ее уважая, все же может сказать ей на планерке «нет», высказать свое отрицательное мнение по тому или иному поводу. И она относится ко мне с уважением. Когда у меня был юбилей, она приехала в московский комитет со всей своей командой, со всеми членами коллегии департамента. Это дорогого стоит, потому что ее никто не заставлял это делать. Но она продемонстрировала свое уважение, причем не лично мне, а по сути дела всему московскому профсоюзу. Иногда я думаю, что если бы такие руководители, как Любовь Петровна, были на федеральном уровне, никаких протестных акций, может быть, и не было.

– Почему?

– Да потому что конфликты возникают тогда, когда ситуация ухудшается, но никто не хочет думать, как ее улучшить. Профсоюзу воевать не хочется, его вынуждают это делать. А ведь нужно так немного: слышать, что народ предлагает, и реализовывать эти предложения в той мере, в какой позволяют возможности. Ведь это так просто!