«И виждь, и внемли»

Меня больше всего интересуют два вопроса. Можно ли делать экзаменационные материалы, не работая в школе? Пишут ли авторы тем экзаменационных сочинений сами эти сочинения?

Вы спросите, что я по этому поводу думаю. То, что двести лет назад сказал Чацкий:

Не образумлюсь… виноват,

И слушаю, не понимаю,

Как будто все еще мне объяснить хотят,

Растерян мыслями… чего-то ожидаю.

И то, что сто лет назад написал Николай Гумилев:

Но забыли мы, что осияно

Только Слово средь земных тревог,

И в Евангелии от Иоанна

Сказано, что Слово это – Бог.

Мы ему поставили пределом

Скудные пределы естества.

И, как пчелы в улье опустелом,

Дурно пахнут мертвые слова.

Но я могу напомнить не только о том, что было двести и сто лет назад. Не только о словах, с которых спала пелена, о мертвых словах, которые дурно пахнут, словах, которым поставили пределом «пределы естества». Я могу обратиться к сочинениям, которые писали мои собственные ученики, скажем, в 2010 году. Потому что корни сегодняшних сочинений уходят в наше прошлое и вместе с тем в наш собственный опыт, в сделанное нами, не заставляя стыдиться сделанного. Ведь нормальная, живая, свободная русская речь, о которой Анна Ахматова писала как о свободной и чистой, как о великом русском слове, пережитая тобой самим, рожденная и укрепленная живыми впечатлениями бытия, учит не только тебя самого, но и всех тех, кто тебя слушает и читает. Вот почему я провожу так много сочинений о литературе и о самой жизни. Правда, сейчас я смогу написать только об одном сюжете сочинения.

Задание: «Героиня одного из рассказов Чехова заказала себе кольцо с надписью «Все проходит». Узнав об этом, другой герой этого же рассказа подумал, что если бы он заказывал кольцо, то выбрал бы другую надпись: «Ничего не проходит». С кем из них вы согласны и почему?»

«Люди как эта героиня во многом преуспевают в жизни. Она не стыдится за свою совесть, правдива перед ней, радуется за свою единственную жизнь, все от нее берет». «Кольцо для нее предлог сказать: «Я не виновата!» Сам факт этого кольца говорит о ветрености, ненадежности этой женщины».

«Все, что когда-либо с нами случалось, оставляет отпечаток не только на душе, но и на личности человека, тем более если это человек молодой».

«Да, проходит жизнь, проходят годы, события, что-то забывается, но пережитое остается с нами. Пусть это опыт, знания, отношение к людям, пережитая боль, страдание, а может, счастливые годы, первая любовь, все это остается невидимыми шрамами на сердце, что бы ни случилось, что бы ни пришлось перенести, это всегда высекается на сердце человека и делает его таковым, каков он есть».

«Да, мы, конечно, не помним абсолютно всего, что было. Но все, что было, формирует наш жизненный опыт, наше понимание мира, наше отношение к себе, другим, близким и далеким. Все, что было, и формирует во многом нас самих как людей. И в этом смысле ничего не проходит».

И тут мы подошли к самому трудному.

С одной стороны:

«Как и всем, я думаю, мне не очень хочется страдать».

«Не надо зацикливаться на отрицательных эмоциях. Недаром существует такая пословица: «Кто старое помянет, тому глаз вон». А все, что нас окружает плохого, мы должны с достоинством переосилить и стараться забывать». (На самом деле у пословицы есть продолжение: «А кто старое забудет, тому оба глаза вон».)

«А как надо поступать с неприятными воспоминаниями? Надо собрать всю волю в кулак и стараться отвлечься. Мне лично это помогает, становится легче жить».

С другой стороны:

«Человек, думающий только о себе, конечно, думает, что все на свете проходит. А человек, который думает не только о себе, но и об окружающих его людях, никогда не скажет, что все проходит».

«Надпись «Ничего не проходит» добавляет ответственности за свои поступки»,

«Конечно, мы пытаемся вспомнить только хорошее, а плохое оставить в прошлом. Но подумайте, как же человек может думать только о сладких мгновениях жизни. По-моему, любая ошибка или мелочь в нашей жизни оставляет неизгладимый след. Как бы ни хотели мы все наши плохие моменты оставить в прошлом, все равно они дают нам о себе знать».

Нужно ли говорить о том, что вот такая работа над школьным сочинением помогает разобраться в человеке, людях, себе?

Несколько десятилетий назад я прочел в одной из статей С.Аверинцева: «Перед гуманитарией, как открытым вопрошанием человека о своей сущности, встает угроза потери своего предмета; дегуманизированная гуманитария, гуманитария без человека – довольно скверная штука».

Позже у того же Аверинцева я прочел очень важное для меня как словесника размышление: «Интеллигентный человек – это прежде всего человек, человеческая жизнь которого должна быть первичной по отношению к книгам. Чтение вовлечено в жизнь, а не наоборот. Даже человек, жизнь которого нерасторжимо и необходимо связана с книгами, не может быть сведен к библиофильскому существованию. А если сведен – это очень большое несчастье».

Сохранились тезисы доклада, с которым в 1940 году выступила Мария Александровна Рыбникова:

«Это раскрытие сил каждого из учащихся плодотворно для роста каждого из них, и это и есть задача подлинной школы: влить в море народных сил эти самостоятельные струи».

«Сочинения сильнее, нежели устные высказывания, раскрывают внутренний мир ученика – они становятся для учеников методом их самопознания, а для учителя – средством обнаружения этого мира, а через это раскрытие и методом воспитательного воздействия на учащихся».

Меня несколько раз приглашали в другие школы провести несколько занятий по подготовке к сочинительной части ЕГЭ по русскому языку, а потом и к итоговому сочинению. Самым трудным было выйти за поле письменной работы как таковой и повернуть текст на себя.

Когда-то моя ученица сказала: «Я вам пишу не как ученик, а как человек». Курс только на баллы личность не формирует. Но этот курс может и деформировать личность.

Можно не соглашаться с чем-то, о чем написали мои ученики, но они писали как люди. Продолжим чтение их сочинений:

«Воспоминания – это опыт, это чувства, это эмоции, которые не дают нам повторять ошибки прошлого. Многие ситуации в жизни оставляют отпечаток в душе человека. За счет этого и формируется личность».

«Вы можете забыть, перестать думать об этом, но так ли это необходимо?»

«Люди, которые постоянно думают о своих ошибках, винят себя, их мучает совесть. Вот у таких людей ничего не проходит».

Читаю еще и еще раз стихотворение Пушкина:

Воспоминания безмолвно предо мной

Свой длинный развивают свиток;

И, с отвращением читая жизнь мою,

Я трепещу и проклинаю,

И горько жалуюсь, и горько слезы лью,

Но строк печальных не смываю.

И еще раз стихотворение Некрасова «Рыцарь на час»:

Вспоминается пройденный путь,

Совесть песню свою запевает…

Я пою тебе песнь покаяния,

Чтобы кроткие очи твои

Смыли жаркой слезой покаяния

Все позорные пятна мои!

И это очень важно, чтобы наши школьные сочинения вписывались в большой контекст нашей литературы.

К тексту для сочинительной части ЕГЭ по русскому языку задан 31 вопрос. Восемь из них имеют непосредственное отношение к тексту писателя. Сочинительная часть может принести 24 балла. Это намного меньше, чем приносят не имеющие отношения к тексту писателя баллы.

То, о чем говорится в предложенном тексте, происходило очень давно, более ста лет назад. Я задаю один вопрос – о том, что происходит сегодня на каждом шагу, и, если сочинение написано хорошо, ставлю в журнал пятерку. Сочинения анализируются в классе, но имена и фамилии при этом не называются. Потом с разрешения класса, но без указания фамилий я сочинения публикую. Многие из них вошли в книгу «Сочинения о жизни и жизнь в сочинениях». Если я не ошибаюсь, в сочинениях ЕГЭ по русскому языку о себе не пишут, к нашему пониманию жизни они ничего не прибавляют.

Самая интересная книга о сочинениях – это сочинения детей русских эмигрантов на тему «Мои воспоминания с 1917 года до поступления в гимназию». Сочинения, в которых нет ни времени, ни себя, по-моему, бессмысленны.

Но мы должны обратиться к очень тяжелой наследственной болезни нашего школьного организма, которая сегодня даже обострилась. У меня есть изданные до революции пособия для гимназистов с готовыми текстами сочинений и с планами сочинений. Здесь и сочинения о литературе, и сочинения о жизни. Но проблема эта гораздо шире и глубже: она вообще о том, как преподавалась литература в прошлом. Естественно, в этом прошлом были и блестящие гимназии, и первоклассные учителя. Но было и то, о чем у нас пойдет речь.

Увы, многое из этого нелучшего опыта наследовала советская школа, в которой тоже были отличные словесники, но было широко распространено и другое. За десять лет работы в Московском городском институте усовершенствования учителей я посетил около тысячи уроков литературы и русского языка и видел всякое.

В 1962 году вышла книга Корнея Ивановича Чуковского «Живой как жизнь». Ее тираж был 175000 экземпляров. Чуковский писал о массовом, широко распространенном: «Мне случалось бывать на уроках, где автоматизм речи доведен до предела: ни одного свежего, животворного, небанального слова. Что же удивительного, что с теми именами, которые украшают нашу жизнь, с именами Пушкина, Гоголя, Герцена, Толстого, Достоевского, Чехова, у множества школьников связана беспросветная скука? В этом и заключается страшная сила рутины, что она убивает решительно все, в чем есть задушевность, человечность, поэзия». В этой книге Чуковский высоко оценил мою статью в журнале «Русский язык в школе» о сочинениях пятиклассников. «В статье этой автор требует, чтобы в сочинении дети высказывали свои, а не книжные мысли». Нужно, чтобы «ничто не связывало творческую инициативу детей, не ограничивало ее рамками каких-либо «лексических или грамматических требований».

Статья заканчивается такими словами:

«Открывать глаза ребенка и окрылять сознание – вот задача всех школьных уроков. И язык должен в максимальной степени служить этим требованиям». Это было написано М.А.Рыбниковой два десятка лет назад, но, к сожалению, до сих пор работа над языком не осознана нами как работа воспитательная».

В 1959 году Александр Твардовский напечатал в «Новом мире» мою статью о проблемах преподавания литературы в нашей школе. В следующем году он выступил на съезде учителей с речью об уроках литературы: «Я бы очень хотел, чтобы наши школьники, читая роман или повесть, не анализировали бы их с карандашом в руке, а отдавались бы процессу чтения как процессу радостного общения с книгой». А сами уроки литературы Твардовский назвал уроками нравственного прозрения.

В 1974 году большая дискуссия прошла на страницах «Комсомольской правды». Газета получила свыше пяти тысяч писем о преподавании литературы. Вот краткое резюме этой дискуссии:

Ученики. «Что дает «Горе от ума» школьникам, которые больше следят за выпусками «Подвига» и «Эврики»?». «Хотела бы знать, какую пользу «Преступление и наказание» принесло нам? Ну что мы, убивать кого-нибудь собираемся?». «Я убеждена, большинство учеников если и не считают 45 минут урока литературы каторгой, но чем-то очень мучительным – точно. А как бы хотелось спорить, защищать свое мнение, вслух говорить то, что думаешь, может быть, иной раз не соглашаться с критиками…». «Люблю литературу – ненавижу школьный предмет «Литература». «Ценность классики должна быть в музее, а не в классе».

Родители. «Сын учится в спецшколе, почти отличник; но литература для него – ненавистный предмет. Соседка-девочка учится в одном классе с сыном, любит музыку, запоем читает книги, но на уроки литературы идет как на заклание, как на каторгу». «Конечно, хорошо знать и Раскольникова, и Онегина, и Болконского, и Рахметова, и Базарова. Но ведь их в школах изучают по готовой схеме, шаблонно, не оставляя простора для самостоятельности».

Учителя. «Приложением к учебнику литературы должно стать пособие, которое условно можно назвать задачником. Творческие задания по каждому разделу учебного материала, задачи по стилистике разной сложности, упражнения, развивающие умения вдуматься в текст, в слово писательское». (Сам я собирался написать задачник по литературе и об очень многих таких задачниках рассказывал в своих лекциях учителям, статьях и книгах.)

Лев Айзерман