Честно говоря, когда я просила в небольшой заметке («УГ», № 1 за 11.01.05) учителей литературы присылать нам сочинения своих учеников о войне, мне и в голову не могло прийти, что писем будет так много! Весь мой рабочий стол сегодня завален ими, совсем тоненькими и весьма пухлыми, со всех концов страны. …Едва вернувшись из командировки в Подмосковье, к месту гибели солдата Кирилла Неширова (читайте об этом в восьмом номере «УГ» от 1 марта), я склоняюсь над письмами в размышлении, с какого же начать. И тут вижу довольно толстую и странную бандероль, свернутую трубочкой.
О нет, какое тут «письмо». Это большая, серьезная, «конкурсная», как обозначено на титульном листе, работа. Она называется «Человек в истории. Россия – XX век». Автор – ученица 8-го класса Дарья Филимоненко. Написана в январе 2005 года. Под руководством учителей русского языка и литературы Людмилы Петровны Гайдаленко и Валентины Ивановны Шейкиной. На следующей, после титульной, странице, если я правильно поняла, Даша привела уточняющее название своего сочинения: «О как дорога Родина нам! История деревни Коржава». (Деревни этой, судя по всему, уже нет: погибла еще в 70-е годы). Здесь же перечислены фамилии людей, чьи воспоминания Даша использовала. Это жители деревень Церковище, Заголодье и Глазуново.
Итак, я начала читать само сочинение. И просто не могла оторваться, пока не дошла до последней строчки. Работа потрясла меня до глубины души! Пятнадцатилетняя девочка выступает здесь как личность, умеющая работать скрупулезно, словно трудяга-краевед. И не только как краевед, но и как писатель – настолько хороши ее стиль и язык. Однако и это еще не все: Даша Филимоненко выступает как вполне сформировавшаяся, зрелая, граждански мыслящая и патриотически настроенная личность. А это в первую очередь заслуга учителей, самой школы. Ведь как становится личностью ученик? Его ставят с самого начала, с детства, в такие взаимоотношения с миром, внутри которых он не только может, но и вынужден стать личностью. Уроки литературы и истории, школьный музей, военно-патриотический кружок, художественная студия… Увы, я не знаю, что именно есть в Дашиной школе, в письме от учителей, сопровождающем сочинение их ученицы, этой информации нет. Понятно только, что работает кружок «Юный краевед». Но благодаря работе о деревне Коржава я вижу, понимаю: школа, где учится Даша, так сумела организовать ее взаимоотношения с миром и людьми, построила такую систему ценностей, которая и позволила этой девочке стать личностью. Даша – живой, духовный человек, с умной и тонкой душой. Для того чтобы написать такое сочинение, надо знать или по крайней мере чувствовать природу добра и зла, иметь понятие о долге, доблести, чести, любви, жертвенности…
Мне очень жаль, что мы не сможем опубликовать работу Дарьи Филимоненко полностью. Я выбрала лишь несколько страниц, где речь идет о войне.
Светлана ЦАРЕГОРОДЦЕВА
Афанасий, мой прадедушка, родился в 1905 году. На фотоснимке, сделанном в предвоенном 40-м году (специально в Усвяты возил семью к фотографу), он держит на руках свою младшую дочь Веру. Эта малышка еще не знает, что вот-вот грянет война и в память об отце останется только эта фотография, что суждено испытать все тяготы безотцовского военного и послевоенного детства.
Когда началась война, моей бабушке Вере Афанасьевне не было и четырех лет, но день, когда уходил на фронт отец (было это в июне 1941-го), хорошо запомнила. Помнит, как стояли у реки и ждали, пока мальчишки перегонят лошадей через брод на другой берег, по которому и поедут в Усвяты. В тот день уходили на войну два брата Гривковых, Андрей и Михаил Павловичи, Иван Богданов и ее отец Жолудев Афанасий Федорович. Провожать вышла вся деревня. Отец нес дочку на руках, эти большие теплые отцовские руки она будет помнить всю жизнь. Вера понимала, что уходит отец куда-то очень далеко, откуда может и не вернуться. За рекой отец обхватил пятнадцатилетнего Федю, прижал к себе, и так они стояли, обнявшись, уже и подводы тронулись, а они никак не могли расстаться.
Одиноким и безрадостным было возвращение женщин в деревню. И совсем скоро жене Афанасия Насте приснился сон. Идет она по Коржавам, а навстречу спускается с горки ее Панас с покойной первой женой своей Наталешей (дочь Матвея Желуда), которая оставила его с тремя детьми на руках, Егорке был всего год, – они все достанутся на руки молоденькой семнадцатилетней сиротке Насте. И проходит Панас с Наталешей мимо своей молодой жены. Недоумевает Настя: «Куда ты, Панас? Пойдем со мной – дети ждут!» А он посмотрел грустно так, ничего не сказал, и стали они удаляться. И видит Настя, что муж-то наполовину стеклянный и светится насквозь, как будто и нет его. Проснулась и поняла сразу: потеряет она его, «уйдет» Панас к Наталеше. Бумажка о том, что Жолудев Афанасий Федорович пропал без вести под городом Велижем, не заставила себя ждать. Еще была жива свекровь, плакали, кричали, катались по полу. И долгие годы сомневалась Настя, может, жив еще, ведь пропал, а не погиб и «стеклянный» был лишь наполовину. Уже после войны придет его однополчанин, свидетель смерти, и расскажет: во время немецкой бомбежки укрылись солдаты в канаве, а Афанасий – у колодца. Бомба угодила прямо в колодец – летели куски человеческих тел вперемешку с грязью, и все, даже могилки нет.
Да, не обошла война деревню Коржава, хоть и отрезана она была от большого мира водой. В 1941 году в деревне было 9 домов, на фронт ушли 11 человек, вернулись только шестеро. Во время оккупации немцы приезжали из Усвят по противоположному берегу реки, в деревню их перевозил на лодке назначенный новыми властями староста Петрок (Петр Леонович). Сын старосты, пока длился перевоз, обегал деревню и оповещал жителей о наезде непрошеных гостей. Фашистам до всего было дело. Землю разделили по едокам, ее надо было обрабатывать, выращивать урожай и делиться с немцами – был установлен оброк. Но едоков-то у Насти было много, а работников только два – сама и пятнадцатилетний Федя. Объединились с семьей Филиппа и выживали вместе.
Староста всегда предупреждал о предполагаемом приезде за оброком. Кое-что удавалось припрятать. Да разве упасешь все! Кур ловили, головы им сворачивали и бросали в общую кучу. Кончились куры – сало стали искать. Пришли и к Насте: «Шпик е?». Та от страха: «Есть, есть…». И тут Вера четырехлетняя подбегает к матери, цепляется за юбку. «О, Kinder, Kinder», – показывает немец три пальца – это у него тоже трое детей. А уже в амбар пришли – Настя сообразила: показывает фашисту четыре пальца и на Веру кивает. Не стал немец брать сало, так и пошел со словами «kinder». И только тогда Настя спохватилась, что трое-то ребят ее спрятались на потолке (чердаке), чтобы не угнали их в неметчину. Все деревенские прятали своих на потолках, и благодаря предупреждениям старосты уберегли подростков. Одно слово только нужно было крикнуть: «Едут!» – и деревня пустела.
Жили коржавцы между двух огней: то немцы наедут, то партизаны придут. Сколько страха натерпелись! Пришли как-то в очередной раз партизаны за продуктами. В Настином доме затопили бабы две печи – в одной барана варят, в другой хлеб пекут. Дом окнами на реку – хорошо видна дорога, по которой немцы заявиться могут. Ребята на речке купались и первыми увидели машину с фашистами. Старшие выскочили из воды и в высокую прибрежную траву, огородами – прятаться домой. Не успела машина еще притормозить, партизаны из окон стрельбу открыли. А детишки малые в реке, пули через них летят, прижались друг к дружке, дрожат. Все уцелели благодаря тому, что берега высокие да немцы огонь ответный открыть не успели. Старшие дети мимо домов в лес убежали. Партизаны расстреляли машину, провизию забрали и ушли, не заботясь, что будет теперь с жителями деревни. Что делать?! Уйти в лес? Петрок распорядился: «Никуда не ходить – хуже будет. Молчите. Говорить буду я». На следующий день подъехали немцы. И тут из-под мостика в кустах выползает их раненый, спрятался, лежал тихо, ждал своих. Собрали всех, где всегда собирались коржавцы, – в центре деревни под высоким вязом («под вязиной», как говорили). Все подростки опять попрятались в лесу. Дядя Филипп уполз в картофельное поле – очень он немцев боялся, еще в 1914 году пострадал, все говорил: «Мне германец ногу съел».
Выстроили всех в ряд, раненого посадили на лавочку, возле него стояли три фашиста. Один, видимо, старший расхаживал перед строем старух, стариков, женщин и детей. Что-то говорил, кричал. От страха плохо понимали переводчика. Последнее предупреждение было таким: «Если не скажете, где были партизаны – пустим красного петуха по всей деревне». Очень хотелось маленькой Вере увидеть тогда этого красного петуха.
И тут староста упал на колени и умолял поверить, что стреляли из лесу, с горки, мол, и дети в речке купались, а не пострадали – все целы. Стали спрашивать своего раненого, и (о чудо!) тот тоже указал на лес. Может, пожалел беззащитных жителей, может, сам не понял, откуда стреляли. Так староста Петрок спас деревню. Взяли у Насти новое ватное одеяло и увезли завернутого в него немца.
Деревня оказалась в прифронтовой полосе, приказали стариков и детей выселить. Куда, к кому – никого не волновало. Оставили только трудоспособных, по домам расселили солдат. В «задней половине» у Насти жил врач, вел прием больных и раненых. В переднюю на ночь приходили бойцы. Спали вповалку на полу. В доме рядом была комендатура, Настя решила, что никуда детей не отправит, когда рядом – спокойнее, а умирать, так всем вместе, зачем сирот оставлять. И сидели днями, спрятавшись на чердаке, Егор и Вера (старших забрали в ФЗО). На ночь, когда улягутся солдаты, Настя укладывала детей к себе на печку. Днем она работала на военном огороде. Выращивали овощи для фронта: в Коржавах – морковь, в Заголодье – картофель… Военные наблюдали за работающими.
В 1944 году пошли коржавские ребятишки учиться в Заголодскую начальную школу. Все четыре класса – к одной учительнице Ткаченко Вере Ивановне, которая в школе и жила. Первоклассниками оказались дети от 7 до 10 лет – все, кто не начал учебу в 1941 – 1943 годах из-за оккупации. Учеников набралось много, сидели по четыре человека за партой, вплотную друг к другу. Егор пошел в 3-й класс. Еще с вечера маленькая Вера стала плакать – проситься в школу, а потом с ревом побежала за братом. Пришла в незнакомую деревню, куда ее денешь, пришлось привести в класс. Учительница упрекнула мальчика: «Зачем ты, Егорка, Веру привел? Куда мне еще такая маленькая ученица? Пусть посидит за первой партой, а больше не приводи». Вера, которой еще не исполнилось семи лет, снова залилась слезами и спряталась под парту к Егору. Там урока за два успокоилась, залезла в сумку брата, съела все, что было дано матерью на обед, и сидела до конца уроков. Целый месяц, пока Егор в школе, Вера плакала дома под лавкой, а брат, возвратившись из школы, учил ее тому, чему учила Вера Ивановна первоклассников. После месяца слез не выдержала Анастасия, пошла к учительнице с просьбой. Решили, что учить Веру не будут, пусть походит, посидит, послушает, натешится, босиком долго не проходит – скоро совсем холодно станет. Радости новоиспеченной ученицы не было предела! А тут еще мама платье сшила из солдатской фланелевой нижней рубахи, покрасили его ольхой да луковой шелухой – красивое какое получилось! Из «ряднины» (грубого холста) сшили сумку через плечо. Брат наделал тетрадей из лощеных бланков, что остались после военных постояльцев, у других хуже были – из старых газет. В первый день в ее сторону учительница и не глянула, а назавтра, проходя между рядами и просматривая домашнее задание, не поверила глазам, увидев написанное в тетради Веры. Попросила прочитать – читает, считает лучше своих соседок по парте, так и стала девочка учиться. Пришлось к ноябрю готовить одежду: сплели лапти, из домотканого сукна сшила мама теплый пиджак, из нечесаной овечьей шерсти связала большой платок, который крест-накрест закрывал концами грудь, пропускался под мышками и завязывался сзади – никакой ветер не продувал.
Хорошо сохранился в памяти май 1945 года. После второго урока внимание учеников Заголодской школы привлек всадник, подъехавший к зданию сельского совета напротив школы. Люди там закричали, запрыгали, кто-то прибежал в школу с криком: «Ура! Победа! Мир!» Что такое мир и победа, знали не все, учительница объяснила значение этих слов, дала ученикам по флажку, и все классы строем пошли на митинг. За это время уже успели сообщить в деревню Рябцево, оттуда тоже прибежали люди. Уроков больше не было, после митинга всех отправили домой сообщать радостную весть. Идти не могли – бежали. Бежали и кричали два новых слова. Взрослые, увидев бегущую и кричащую толпу детей, перепугались, кто-то решил, что немцы вернулись. А уже потом кто плакал, кто тоже кричал от радости, как ребенок. С этого дня стали жить надеждой на возвращение своих, на скорую встречу с ними, но в 1945 году в деревню никто не вернулся.
Долго после Победы ждали дети Афанасия, своего отца. Бежит Вера из школы, где кто-то похвастался, что батька вернулся, а в голове одно: «Вот приду домой, а мой тоже вернулся». И так изо дня в день…
Дарья ФИЛИМОНЕНКО, ученица 8-го класса, д. Церковище, Усвятский район, Псковская область
Комментарии